Меч Тристана - Скаландис Ант (е книги .TXT) 📗

И тогда Тристан медленно и страшно приподнялся на постели.

Изольда Белорукая в панике бросилась в угол, понимая, что и себя обрекла на верную гибель, заточив в одной комнате с нелюбимым и нелюбящим мужем. Быть может, сознательно?

– Не бойся, дурашка, я не хочу тебя убивать, я не мстительный, и ты мне не нужна ни живая, ни мертвая, мне нужна только та Изольда.

Он уже не говорил, а хрипел и, сидя на постели, непонятно зачем яростно рвал в клочья простыню. Нет, не в клочья, он рвал ее на длинные полосы и связывал крепкими узлами. И в какой-то момент даже глупенькая Белорукая Изольда поняла, для чего он это делает, но было уже поздно. Тристан почти на четвереньках рванулся к окну (откуда только силы взялись?), дважды отпихнул причитающую супругу, пока привязывал самодельную веревку к ножке тяжелого стола у самой стены. Выбросив свое нехитрое приспособление наружу, он отметил, что длины все-таки чуточку не хватило, однако начал спускаться вниз, медленно, постепенно, находя ногами уступы меж грубо обработанных камней и стараясь не переносить вес всего тела на хлипкую простынную ткань.

А корабль Молдагога под белым – белым! – парусом уже входил в гавань Карэ.

Был тихий теплый вечер, когда Изольда Белокурая Корнуолльская сидела в саду за красивым шахматным столиком, тем самым, что сделал еще Тристан в светлые дни их совместного житья-бытья в Тинтайоле, и заканчивала увлекательную партию с бароном Будинасом. Литанский рыцарь надолго задумался после очередного хода королевы. На доске оставалось уже совсем немного фигур, и ошибиться он не хотел. Тогда-то и появился за спиною Изольды незнакомый человек, весь в черном.

– Сэр, – обратился он к Будинасу, – вас просят выйти за ворота на минутку по очень важному делу.

Будинас посмотрел в глаза загадочного гонца, не сказавшего, кем он послан, и какое-то шестое чувство подсказало барону: дело действительно важное. Он извинился перед дамой и исчез минут на пятнадцать. Изольда не то чтобы заскучала, а уже начала волноваться, когда Будинас наконец вернулся, молча сел и вместо хорошо обдуманного хода снял с доски своего белого короля, а на освободившуюся темную клетку положил маленькое золотое колечко с зеленым гранатитом. Из «Малахитовой шкатулки». За сто двадцать рублей. Пятьсот восемьдесят третья проба.

Екнуло сердце королевы, остановилось на мгновение и рухнуло куда-то вниз.

«Свершилось!» – подумала она с ужасом и восторгом.

А Будинас сказал:

– Тристан тяжело болен. Только ты одна и можешь спасти его. Вот и все, что он велел передать.

А больше и не надо было ничего говорить. Изольда помнила данную ею клятву: прийти к любимому через любые преграды, чего бы это ни стоило ей, хотя бы и самой жизни.

– Человек, который прибыл из Арморики, готов отплыть тотчас же? – спросила королева.

– Да, – сказал благородный рыцарь из Литана.

– Тогда прощай, Будинас. Спасибо тебе за все, что ты сделал. А ведь, наверное, никто другой не сделал для нас столько хорошего, сколько ты. Прощай. Я уже не вернусь сюда. Не смогу вернуться, даже если останусь жива. Прощай. И постарайся устроить так, чтобы никто не заметил моего исчезновения. А я не стану даже заходить в замок. Как зовут этого человека из Арморики?

– Его зовут Молдагог. Ты узнаешь его сразу. Это… не совсем человек – это великан. И сам он обязательно узнает тебя.

– Хорошо. Так ты выполнишь мою последнюю просьбу? Ты постараешься прикрыть мой уход?

– Да, моя королева, – ответил благородный рыцарь из Литана. – Но только помни: на все воля Божья, а я просто человек и могу чего-то не суметь. Если Марк отправит за тобой в погоню целый флот, я буду не силах остановить его.

– И не надо, Будинас. Ты только задержи их, на сколько сможешь.

И она порывисто поднялась, а благородный рыцарь припал на одно колено и нежно поцеловал руку прекрасной королеве Корнуолла Изольде Белокурой.

Меж тем король Марк действительно снарядил в погоню за любимой женой целую армаду и сам отправился на одном из кораблей в Арморику. Но четыре дня из семи бушевала непогода, и корабли разбросало по морю, и два корнуолльских судна затонули, разбившись о подводные камни, еще три и с ними королевский корабль безнадежно отстали, только одна ладья, которую вел самый опытный капитан Логрии, сумела догнать Молдагога и вошла в гавань Карэ почти одновременно с судном великана. Капитан был уверен, что спасает королеву из хищных лап страшилища и людоеда, о котором поведали ему тинтайольские моряки, ведь Марк никому не сказал ни слова о собственной догадке.

Он-то понимал, что Изольда нужна не Молдагогу, а Тристану, он-то хотел просто увидеть их обоих вместе еще раз и, может быть, после этого умереть.

Для капитана все было проще. Бойцы его изготовились к бою, подняли луки и ждали, когда свирепый и наглый великан, похитивший королеву Корнуолла, сойдет на берег. Они смотрели только на корабль, который до этого яростно преследовали семь дней и семь ночей, а потому и не сразу заметили Тристана, спускавшегося по веревке из окна башни над морем.

Тристан почувствовал ногами землю, и в тот же миг силы покинули его. Слишком много энергии потратил он на этот отчаянный рывок к свободе, к счастью, к любви. Колени его подломились, он упал на острые камни, обдирая кожу, прикрытую лишь тонкой тканью ночного платья. И старые раны его внезапно тоже открылись, но он поднял голову и пополз, пополз вперед, бормоча: «Пане, як рыба без воды не може быти жыва, так я без тебя не могу жыва быти».

Господи! Когда и где он это слышал? На каком таком собачьем языке? И почему в женском роде: «…не могу жива быти»?

Он сам не понимал, из каких глубин памяти выплывали эти странные строки, но продолжал бубнить текст, наполовину не разбирая смысла, бормотал, как таинственное заклинание: «И Трыщан от великого смутку и от ран сомлел, занюж было дивно, як мог терпети таковые раны, бо кров с него велми шла. И отправил до короля Марка (ни фига себе!) с тым: «Пане дядко, не могу ехати а не стерпети, штоб мя несли; если-м вам добре послужыл, еще може мене вам потреба быти, пошли ми кролеву Ижоту, ачей бы мя злечыла, иж она лекаръство добре умеет, а я лежу в Пазарейской Земли под градом Барохом». Корол Марко отпустил Ижоту вдячне (да не может такого быть!), и она пошла велми с веселым серцэм, а прышодшы почала его лечыти, што могучы. И не вем, если с тых ран выздоровел або так вмер. Потуль о нем писано».

Добравшись до финала, он вспомнил. Ведь это Ижота, то есть, тьфу! – Изольда, то есть Маша читала ему наизусть в Мюррейском лесу свою любимую «Повесть о Трыщане» – сербский вариант легенды на старобелорусском языке, единственную версию, по которой оба они оставались живы. Не исключено, что оставались. Концовка-то открытая: «…и не известно, излечился от тех ран или умер, потому что только до сих пор о нем и написано». Но как же сумел он удержать этот чудной текст в памяти, слово в слово? Возможно ли такое? Уж не Машины ли мысли читает сейчас Иван? Ведь он увидел ее.

Он увидел ее! Изольду, Машу, любимую. Она уже соскочила с корабля на берег и бежала прямо к нему. Не для того, чтобы вместе умереть, а для того, чтобы лечить его всеми доступными средствами.

«К черту легенды и поэмы! – думала Маша. – Кроме той, единственной, где мы остаемся живы. «…И она пошла велми с веселым серцэм, а прышодшы почала его лечыти, што могучы». Не хочу никакого Авалона и в двадцатый век не хочу, потому что все это – сказки для взрослых. Туда уже нет возврата. Я хочу просто жить, здесь и сейчас, с ним, с Тристаном. И я должна спасти его. Вот и все».

– Тристан! Любимый! Ваня! Я с тобой! – кричала она, перекрывая рокот волн еще не совсем успокоившегося моря.

А следом бежал тоже спрыгнувший на берег гигант Молдагог и торопился настигнуть королеву, чтобы закрыть своим телом от возможной опасности.

Изольда Белорукая видела это все из окна башни. Лютая ненависть заставила ее взять со стены давно приготовленный лук и, вложив стрелу, натянуть тетиву до предела. Руки ее тряслись, однако холодная злоба медленно, но верно побеждала эту дрожь. Она еще сама не знала, кого мечтает убить первым – дорогого муженька или его корнуолльскую красавицу. Но Тристан, ползущий на четвереньках, был жалок, а Изольда – наоборот – непростительно хороша: легкая, стройная, сильная, перелетающая как чайка с камня на камень, и белое платье ее трепетало на ветру, словно тот злополучный парус, поднятый Молдагогом. Помимо воли своей прицелилась Белорукая в прекрасную златокудрую птицу и в последний момент увидала, что королева-то корнуолльская похожа на нее, как отражение в зеркале. И пальцы Белорукой сами собою разжались от удивления и ужаса.