Хороший, плохой, неживой - Харрисон Ким (версия книг .TXT) 📗

– И я хочу, чтобы ты свидетельствовал до того, как мои обязательства по этому соглашению вступят в силу, – добавила я на случай, если выживу.

– Добровольно? – спросил он, и контуры его стали чуть размытыми. Даже Пискари был поражен. – Так не делается. Никто никогда раньше не становился фамилиаром добровольно. Я даже не знаю, что это значит.

– Это значит, черт побери, что я – твой фамилиар! – рявкнула, зная, что стоит ему задуматься, он тут же поймет, что получает от меня только половину. – И соглашайся сейчас, а то через тридцать секунд либо я, либо Пискари будем мертвы, и ты ничего не получишь! Ничего! Договорились или нет?

Образ Киста подался вперед, и я отпрянула с визгом. Он посмотрел на часы.

– Добровольно?

Глаза его блестели от радости и алчности. Я кивнула, охваченная паникой. Потом буду беспокоиться – если это «потом» еще будет.

– Договорились, – ответил он так быстро, что я подумала, не сделала ли я ошибку. Но все же меня заполнило облегчение, а потом реальность дошла до меня как пощечина. Господи, помоги мне! Мне предстоит быть фамилиаром демона.

Он тронул меня за запястье, и я отдернулась.

– Договорились, – повторил он, с вампирской быстротой схватив меня за руку.

Я ударила его ногой прямо в живот. Ничего не случилось – он только покачнулся от силы удара, но и все. Я ахнула, когда он процарапал черту поперек моей демонской метки. Полилась кровь. Я дернулась, и демон, издавая успокаивающие звуки, наклонил голову и подул на рану.

Я попыталась освободиться, но он был сильнее. Меня мутило от крови, от всего вообще.

Демон отпустил меня, и я рухнула, скользнув по дуге его барьера, ощущая покалывание в спине, и тут же поглядела себе на руку. Где была одна черта, теперь стало две, и новая выглядела не новее старой.

– На этот раз не было больно, – сказала я, слишком заторможенная, чтобы быть потрясенной.

– И в первый раз тоже не болело бы, если ты не попыталась зашить разрез. То, что ты чувствовала – это выгорало волокно нити. Я демон, а не садист.

– Алгалиарепт! – крикнул Пискари, но наше соглашение уже было заключено.

– Поздно, – ответил ухмыляющийся демон и пропал. Барьер у меня за спиной исчез, я рухнула назад, визжа, а Пискари бросился на меня. Упершись спиной в пол, я двинула его обеими ногами и перебросила через себя, а рукой схватила сумку и запустила в нее пальцы. Нащупала флакон, и в этот момент Пискари дернул меня на себя.

– Ведьма! – зашипел он, сжимая мне плечо. – Я получу, что мне нужно. А потом ты умрешь.

– Иди ты к черту, Пискари! – рявкнула я, с тихим хлопком открывая фиал и выплескивая ему в лицо.

Он вскрикнул, резко от меня оттолкнулся. Я смотрела, лежа на полу, как он отпрыгнул, лихорадочными движениями стирая с лица жидкость.

С колотящимся в горле сердцем я ждала, чтобы он упал, чтобы потерял сознание. Он ни того, ни другого делать не стал.

У меня ребра стянуло страхом, когда Пискари вытерся и поднес пальцы к носу.

– Кистен, – сказал он. Отвращение в его голосе смешивалось с усталым разочарованием. – Ох, Кистен… что же ты?

Я с трудом проглотила слюну:

– Оно безвредно?..

Он посмотрел мне в глаза:

– Ну ты же не думаешь, что я мог бы прожить так долго, если бы рассказывал детям, чем меня на самом деле можно убить?

У меня не осталось ничего. Три секунды я глядела на него, и губы его сложились в плотоядную усмешку.

Я попыталась вскочить, но Пискари небрежным движением поймал меня за лодыжку, и я упала, отбиваясь свободной ногой, два раза сумев попасть ему в лицо, пока он подтащил меня к себе и навалился всей тяжестью.

Шрам у меня на шее вздрогнул ударом пульса, и страх разошелся вместе с этим ударом, создавая тошнотворную смесь.

– Нет, – сказал Пискари, прижимая меня к ковру. – За это тебе придется помучиться.

С обнаженных клыков капала слюна.

Я пыталась вздохнуть, пыталась из-под него выбраться. Он сдвинулся, завел мне левую руку за голову. Правая осталась свободной и я, стиснув зубы, ударила ему в глаза.

Пискари отдернулся, с вампирской силой перехватил руку и сломал ее с хрустом.

Мой вопль эхом отдался от высокого потолка, спина выгнулась от боли. У Пискари загорелись глаза.

– Говори, есть ли у Каламака работающий образец! Легкие требовали воздуха, дикая боль поднималась от руки волнами и отдавалась в голове.

– Иди ты к черту… – прохрипела я.

Прижимая меня телом к ковру, он сжал мне сломанную руку.

От дикой боли я задергалась в судорогах. Все нервные окончания жгло огнем. У меня вырвался нечленораздельный звук – боли и решимости. Я ему не скажу.

Тем более, что ответа не знаю.

Он навалился на сломанную руку всем весом, и я завопила снова, чтобы не сойти с ума. Глаза его горели злостью, и страх наполнял болью мой череп. У Пискари глаза становились все чернее, инстинкты, раззадоренные моим сопротивлением, брали верх. Я слышала собственные стоны будто откуда-то снаружи, серебристые искры болевого шока заиграли между Пискари и мной, и я почувствовала облегчение – сейчас я потеряю сознание.

Слава тебе Боже!

Пискари тоже это заметил.

– Нет, – прошипел он, успевая подобрать языком слюну с клыков, чтобы не капнула. – Не будет тебе такого счастья.

Он перестал давить мне на руку, и я застонала, когда волна боли схлынула, оставив рябь.

Он наклонился ко мне поближе, глядя в зрачки холодно и отстраненно, а серебристые искры исчезли, я снова видела. Под внешней бесстрастностью Пискари ощущалась горячая волна возбуждения. Если бы он не успел насытить свой голод с Айви, то не удержался бы, чтобы не выпить у меня всю кровь. Увидев, что я в сознании, он улыбнулся, предвкушая.

Вздохнув, я плюнула ему в лицо, смешивая слюну со слезами.

Пискари только закрыл глаза с таким видом, будто я ему надоела. Но, чтобы утереться, ему пришлось отпустить мое левое запястье.

Основанием ладони я нацелилась ему в нос.

Он перехватил мою руку, удержал ее, блестя клыками, и я посмотрела туда, где он оставил мне царапину, чтобы оживить свой амулет, и сердце у меня гулко грохотало в груди. По локтю медленно стекала ленточка крови, на ее конце вырастала красная капля, набухала и падала мне на грудь, теплая и мягкая.

Я дышала прерывисто, смотрела, не в силах оторвать глаз. Он все сильнее напрягался, мышцы его затвердели, глаза смотрели на мое запястье. Упала еще одна капля, я ощутила ее тяжесть.

– Нет! – взвизгнула я в ответ на его плотоядный стон.

– Теперь понимаю, – сказал он до ужаса тихо, и под этой сдержанностью бесился обузданный голод. – Не удивительно, что Алгалиарепт так долго искал, чем тебя напугать. – Прижав мне руку к полу, он приблизился, наши носы терлись друг о друга. Я не могла ни дышать, ни шевельнуться. – Ты боишься желания, – прошептал он. – Скажи мне то, что я хочу знать, ведьмочка, или я тебя распотрошу, наполню собой твои жилы, сделаю своей игрушкой. Но дам тебе помнить свободу – в вечном у меня рабстве.

– Иди к чертям! – ответила я в ужасе.

Он отодвинулся заглянуть мне в лицо. Халат его съехал в сторону, и его кожа там, где меня касалась, горела жаром.

– Начну я отсюда, – сказал он, вытягивая мою кровоточащую руку так, чтобы мне было видно.

– Нет… – прохрипела я тихим испуганным голосом – страха не могла скрыть.

Попыталась подтянуть руку к себе, но Пискари держал крепко. Медленным контролируемым движением он вытянул мою руку, как я ни сопротивлялась. От сломанной руки по телу расходились волны тошноты каждый раз, когда я пыталась ею шевельнуть, толкая его слабее, чем мог бы котенок.

– Нет, Господи, нет! – заорала я, удваивая усилия, а он наклонил голову и лизнул мне локтевой сгиб, постанывая от удовольствия, медленно подводя язык туда, где текла кровь. Если его слюна попадет мне в жилы, он будет мною владеть. Вечно.

Я извивалась, билась. Теплая влажность языка сменилась холодной остротой зубов, покусывающих, но не прокусывающих.