Грани судьбы (СИ) - Шепелев Алексей А. (читать книги полные .TXT) 📗

— Это верно. Я не Франсуа Перен и даже не Пьер Ришар. И, думаю, вашу великую эрудицию здесь все уже оценили. Давайте всё же о деле.

— Начните с себя, Мирон Павлинович, — неожиданно сухо ответил человек. — Хотите говорить по делу — не прерывайте нас каждую секунду. Мягко говоря, это непрофессионально.

— Извините, — недовольно буркнул бывший зам начальника Службы Безопасности ЮЗФ. Крыть было нечем.

Мужчина в халате окинул путешественников долгим взглядом, потом удовлетворённо кивнул и продолжал:

— Итак, вы сделали то, что от вас ждали. У Вейтары появился шанс — это раз. Вы добровольно отказались от пути прогрессоров, дав возможность её народам самим строить свою судьбу — это два. Большего невозможно было и желать. Дело сделано.

— Чьё дело? — коротко бросил Балис.

— Простите?

— Чьё это дело? Ваше?

— Ваше. Твоё и твоих друзей.

— У нас сложилось другое впечатление, — Гаяускас был абсолютно спокоен и именно это подсказывало Сашке, что настроен он очень серьезно. — Нам кажется, что кто-то использовал нас, словно марионеток. Кто бы это мог быть?

— Печально, — человек в халате откинулся на мягкую спинку кресла. — Как я понимаю, сейчас последуют обвинения в том, что мы виноваты во всех неприятностях, обрушившихся на вас? Думаете, это мы нашептали господину Зуратели проект его великой скульптурной композиции? Мы затащили Альве в Баровию?

— Этого я не говорил, — тихо возразил эльф.

— Ну, по крайней мере хоть одно разумное существо среди вас обнаружилось, — констатировала волчья голова.

— Ну, за двести лет уму разуму не набраться — нужно быть редкостным… Пропустим. Что там ещё нам готовы поставить в вину? Взрыв самолёта, на котором летел Мирон?

— Да при чём тут вы, — с горечью в голосе признался Сашка.

— Так, вот и юноша на правильном пути. Кто следующий? Кто не считает, что всё произошедшее подстроено исключительно для того, чтобы создать ему побольше неприятностей?

— Я, — хмуро признался Серёжка.

Сидевшие в креслах мальчишке были откровенно не симпатичны, но, конечно, виноватыми в своих бедах он их не считал. Потому что свой выбор Серёжка Яшкин всегда делал сам. А если представить себе, что эти боги развязали Перестройку, войну в Приднестровье, вложили в головы похитителей продать их с Анькой купцу, а тому — перепродать их наёмникам, поставили на его пути Рика с компанией, Арша, управляли синими, охранниками гладиаторской школы, инквизиторами… И всё — только для того, чтобы сделать гадость самому обыкновенному мальчишке? Нет, если они всё это могли, то делать бы этого точно не стали, потому что такое могучее существо не может быть настолько сдвинутым. Это всё равно, если бы Серёжка изо дня в день мучил бы какого-нибудь котёнка или щенка. Он же не живодёр какой-нибудь, и все нормальные ребята тоже не живодёры. Значит, и нормальные боги тоже не должны быть живодёрами. Даже той безумной богине, про которую рассказывал Наромарт, такие изощрённые мучительства вряд ли бы пришли в голову.

— Никто не говорит, что "исключительно", — попытался предложить альтернативу Мирон. — Но всё-таки руку к произошедшему вы приложили.

— В ваших мирах — нет. И на Вейтаре — тоже нет. На Дороге — да, кое-какой вклад в произошедшее с вами мы внесли. Но это не значит, что мы вами манипулировали.

— Мани… что? — громким шепотом переспросил изумлённый Сашка.

— Управляли, — так же шепотом пояснил Женька.

— А… так бы сразу и сказали.

— В своих поступках вы были абсолютно свободны. А то, что нас вас влияли результаты наших действий, так и любой человек или эльф своими поступками влияет на то, что происходит вокруг него. И как вы не старайтесь, влияние это по слабейшему не выровнять.

— Понятно, — Балис убедился не столько в том, что перед ним сидят не кукловоды произошедших событий, сколько в бесполезности качать права. А привычки биться лбом об стены за ним не водилось, если не считать встречи с водосточным желобом, познакомившим когда-то очень давно его и Риту.

Взгляд желтых волчьих глаз неодобрительно скользнул по морпеху.

— Преувеличиваешь, — констатировал собеседник. — Да и вообще ты не очень-то силён в философии, но всё-таки я тебе скажу. Дар свободы выбора у тебя, да и у всех вас — от Вседержителя и Творца, и никто, кроме него, никогда не сможет этот дар отобрать. Но этот дар получили не только вы. И не только вы этим даром пользуетесь. Те, кто стал причиной ваших горестей — тоже были свободны в своих поступках, не менее, чем вы. И не более того. По крайней мере — когда-то были. Так что мы даже не Мойры, выбирающие нить судьбы и равнодушно откладывающие её в сторону. Каждый делает свою судьбу сам, но при этом влияет на судьбу тех, кто его окружает. А они, в свою очередь, влияют на его судьбу. Такая вот диалектика.

— Да уж, диалектика… — пробормотал Мирон. Откровенно говоря, в Высшей Школе КГБ диамат, то есть диалектический материализм был одним из наиболее ненавидимых экзаменов. И известный анекдот гулял среди слушателей в адаптированном варианте:

"- В чём сходство и различие мата и диамата?

— Мат все понимают, но делают вид, что не понимают, а диамата не понимает никто, но все делают вид, что отлично в нём разбираются. Но и тот и другой являются мощным оружием в руках офицера госбезопасности".

— С диалектикой мы как-нибудь разберёмся, — заверил Балис, — а вот этот-то разговор ради чего? Задачу мы, получается, выполнили. А дальше что?

— А дальше — как обычно, — улыбнулся толстяк. — Вознаграждение и полная свобода дальнейших действий.

— Значит, всё-таки это было ваше дело, раз вы платите нам за его выполнение, — констатировал Нижниченко.

Незнакомец потешно всплеснул руками. Анне-Селене бросилось в глаза, что его крупные ладони были розовыми и мягкими, как это обычно и бывает у полных людей.

— Честное слово, не понимаю, как можно так долго упорствовать в ошибке и настолько не уважать самих себя. Мирон Павлинович, скажите прилюдно, уважаемый, Вы под лавину залезли ради нашей награды? А на штурм Вальдского замка подались тоже из-за неё?

— Нет, но…

— Тогда о чём мы с вами препираемся столько времени? Поймите нас правильно: нас очень устраивает то, что вы сделали на Вейтаре и поэтому мы хотим вас отблагодарить. Не нужна вам наша благодарность — откажитесь, настаивать никто не будет и зла на вас не затаит. Только сначала хорошенько подумайте, действительно ли хотите отказаться. Мы ведь вам не деньги предлагаем и не золото.

— А что же? — не утерпел любопытный Серёжка.

— Исполнение желаний. По одному на каждого. Разумеется, не любых, не всё в мире в наших силах. Но всё-таки мы способны на большее, чем чашка ароматного кофе.

Толстяк небрежно махнул рукой и на столе из ничего возник кофейный сервиз: семь синеватых фарфоровых чашечек с белыми ручками и золотистыми ободочками на таких же синеватых с золотистыми ободочками блюдечках. Наполнявшая их тёмная жидкость испускала лёгкий парок. По залу разлился тонкий кофейный аромат.

— Нам-то зачем? — угрюмо пробормотал Женька.

— Всем поровну, — приветливо улыбнулся незнакомец. — Эту чашку кофе ты и Анна-Селена можете выпить так, словно вы обычные дети. И получить те же ощущения, которые испытывали во время своей прежней жизни.

Нижниченко вспомнилась чешская пословица, как-то невзначай оброненная полковником Хиски: "На языке медок, да на сердце ледок". Человек в кресле был явно себе на уме. Хоть он изо всех сил и старался показать своё дружелюбие, но Мирон не сомневался, что если что-то пойдёт не по его планам, церемониться с путешественниками незнакомец не станет.

Женька, не забивая себе голову всякими сложностями, нахально хмыкнул, подошел к столу, подхватил ближайшую чашку и сделал крупный глоток.

Это был настоящий кофе, которого мальчишка не пил… не пил… с прошлого лета. Ну, да, они всей семьёй отдыхали в Феодосии. Вокзал там расположен у самого моря, они пришли к посадке прямо с пляжа, сидели в кафе на привокзальной площади, ели мороженное, пили кофе и строили планы, как приедут сюда следующим летом. Кто тогда мог подумать, что папы и мамы то лето было последним…