Золото Ларвезы (СИ) - Орлов Антон (лучшие книги .TXT) 📗
Сметливый Шнырь сразу понял, что видит перед собой важную персону из высших демонов, и угодливо перед ней склонился. Небось она из тех, с кем Шнырёв господин дружбу водит – он так и знал, что добрый господин не бросит его в беде!
– Я Лазурная Ласма. Сто тридцать четвертая… Я пришла за тобой.
– Вас, госпожа, прислал господин Тейзург? – почтительно спросил маленький гнупи.
– Нет, не Тейзург.
– Тогда, значит, князь Серебряный Лис?
– И не трепло Лис. Я ведь представилась, как положено, назвала тебе свой порядковый номер…
Она глядела так, словно он должен сам о чем-то догадаться, а он молчал, переминался с ноги на ногу. Внутри все похолодело, съежилось в ноющий комок. Пусть он самый догадливый среди гнупи, сейчас он ни о чем не хотел догадываться. Лучше бы залезть обратно под камень, зажмуриться, заткнуть уши, отсидеться, пока Лазурная Ласма не уйдет, а потом домой, тетушка тухурва что-нибудь придумает…
– Отпустите сиротинушку, милостивая госпожа, – захныкал Шнырь. – Я же ничегошеньки не сделал, Условий не нарушал, а они давай меня ловить, на цепь посадили, хотели казнить, да я убежал, а теперь вы обратили на меня свой взор, хотя я ни в чем перед вами не провинился…
– Я твой персональный провожатый, мне поручено сопроводить тебя на новое место, – произнесла Лазурная Ласма с официальной прохладцей.
– На какое место? – тихим, как будто истаявшим голосом спросил гнупи, испугавшись пуще прежнего.
– Ты заслужил право выбора. Аленда, Жофеньяла, Сутам, Карбагет – в каком городе ты хочешь жить? Я намерена покончить с этим делом безотлагательно, а то еще сбежишь, а мне отчитываться.
– Аленда, госпожа, я ведь тамошний! – Шнырь чуток приободрился. – Уж как я буду благодарить вашу милость, ежели подсобите горемычному сиротинушке вернуться в Аленду, еженощо буду вспоминать да благодарить, век не забуду такой великой милости!
– Забудешь раньше, чем солнце сядет – и наш разговор, и меня. Прекрасно, идем в Аленду. Есть у меня там еще одно дельце, два яблочка сшибу одним камнем.
Про яблочки – это всего лишь присказка, но о чем Ласма толкует? Хорошо бы не о том, чего надо бояться…
– Я же взаправду ничего не сделал! – на всякий случай напомнил Шнырь.
– Сделал. Вы с Кемуртом вместе сделали, но ты об этом еще не знаешь. Когда Кемурт унес тебя из пещеры, а ты дополз до него с фляжкой, вы тем самым разрушили древнее проклятье, которым Лорма когда-то связала сонхийский народец. Чтобы его снять, человек должен был бескорыстно спасти представителя зловредного народца, а представитель зловредного народца – бескорыстно спасти человека. Ваша общая заслуга велика, но твоя все же немного побольше. Кемурт всегда был добрым парнем, однако для гнупи это небывалый поступок. Я бы сказала, невозможный, но нельзя назвать невозможным то, что хотя бы единожды произошло. Решающую роль сыграл ты.
– Тогда понятно, с чего они так разлютовались, – пробормотал ошеломленный Шнырь. – Ежели я им, выходит, так знатно напакостил! А тот мертвяцкий клубок, который от речки за мной тащился, значится, и был тем самым проклятьем? И что теперь?
– Теперь народец Сонхи свободен от наведенного Лормой людоедского морока. Число ее подданных убавилось, еще бы она не захотела с тобой поквитаться. Сойгруны, которые были у нее в услужении, сначала выследили вас, но потом разбежались, она больше не может их контролировать. Часть амуши осталась – амуши разные, как и люди, однако многие из них решили, что лучше без нее, и ушли.
Ласма говорила с одобрением – похоже, хвалила его, и он воспрянул духом. Но тут же подумал, что ему несдобровать, царица-вурвана никогда ему этого не простит.
– Если эти злыдни меня найдут, пропала моя головушка!
– Не найдут. Там, куда я тебя отведу, ты будешь в безопасности.
– А что еще там будет? – поинтересовался он осторожно, словно проверяя на прочность хрусткий ледок, затянувший в месяц Топора воду под мостом.
– А чего ты хочешь? Ты заслужил награду.
– Правда?.. Тогда можно сделать так, чтобы я снова стал видеть все цветное, как раньше, и нюхать запахи – можно меня вылечить?
– Обещаю, что сегодня же до полудня к тебе вернется и зрение, и обоняние, и осязание, и все остальное.
– Вот хорошо! – он шумно вздохнул от облегчения, хотя получилось не по-настоящему, а как будто он притворился, что вздыхает.
– И способность дышать тоже вернется, – негромко добавила Ласма. – Скажи-ка мне, чего ты хочешь больше всего на свете?
Поразмыслив, Шнырь выпалил:
– Раз я совершил неслыханный подвиг, хочу, чтобы про доблестного и находчивого Шныря повсюду сказки рассказывали, и чтобы в книжках обо мне написали!
– За этим дело не станет. Чего ты хочешь для себя?
– Хочу научиться читать книжки, в которых всякие интересные истории…
– Научишься.
– Правда? Ух, как это будет хорошо!
– А еще чего хочешь?
– Собаку завести… Наше племя не держит домашних животных, но если бы мне за мою великую заслугу…
– Думаю, для этого не будет никаких препятствий.
– Уж я свою собаку никогда не выгоню, даже если она совсем старая станет!
– Твое третье заветное желание? – глядя на него сверху вниз непроницаемыми хрустальными глазами, осведомилась Лазурная Ласма.
– Еще я хочу… Чтобы злыдни всякие ничего не могли мне сделать, чтоб не бояться больше ни амуши, ни магов-экзорцистов! – он понимал, что хватил через край, заговорил о неосуществимом, но она же сама спросила о заветном желании.
– Гм… Не вижу в этом ничего невозможного. Скажи-ка мне, кем надо быть, чтобы не бояться ни амуши, ни экзорцистов?
Он насупился:
– Кем-нибудь могущественным, ясное дело.
– А конкретней?
Шнырь упрямо молчал, глядя под ноги, на мелкие серые камешки.
– Сейчас мы с тобой отправимся в Аленду, где ты научишься читать, заведешь собаку и станешь тем, кому не страшны ни амуши, ни экзорцисты. Только сначала избавься от всего лишнего.
– От чего?..
У него же никакого имущества больше нет – и курточку, и башмаки отобрали.
– От этого, – Ласма ткнула острым лазурным когтем в один из висевших на нем темных комков. – Незачем брать с собой отболевшую боль, вредно для здоровья.
– Так они же не болят, только прицепились ко мне, как репьи, – пробормотал Шнырь.
Начал отрывать и выкидывать. Комки расплывались в воздухе.
– С головы сними, – подсказала Ласма.
На голове оказались даже не репьи, а сплошная лепешка. Словно сунулся для смеху в миску с тестом, которую хозяйка забыла прикрыть на ночь, а потом тесто засохло шапочкой. Словоплёт и Дергун однажды такое учинили, пришлось им бегать на канал отмываться, хотя была уже поздняя осень.
– Я бы тебе посоветовала еще и жалость к себе выкинуть. Сейчас как раз подходящий момент, чтоб одним махом с этим покончить.
– Как же я ее выкину?.. – буркнул Шнырь. – И кто меня, горемычного, пожалеет, если не я сам?
– Мое дело порекомендовать. Что ж, идем в Аленду, нас там заждались.
Ласма протянула атласно-белую руку с изящными длинными пальцами, и он подал ей свою маленькую пятерню, с которой только что снял аж три комочка-репья. Мелькнула догадка, что вот теперь по макушку увяз, не переиграешь: она не смогла бы уволочь его силком, все зависит от того, дашь или не дашь ей руку…
Ущелье исказилось, точно в кривом зеркале, каменные стенки раздвинулись перекошенными декорациями – и Шнырь с его провожатой очутились на городской улице. Вокруг все цветное, но неяркое, и до того хорошо, словно сидишь с чашкой сливок в тепле и уюте. В домах приветливо желтеют янтарные окошки, в сине-сиреневом небе тихонько звенят и подмигивают друг дружке звезды. Молодой месяц заманчиво серебрит черепичные крыши – по таким крышам славно кататься зимой, когда они скользкие: скатишься, потом взбежишь по стенке наверх и снова скатишься, веселуха… Только откуда взялся месяц, если только что было утро?
– Что это за место, милостивая госпожа?
