Золото Ларвезы (СИ) - Орлов Антон (лучшие книги .TXT) 📗
Почувствовав взгляд, она остановилась, повернула голову, продолжая его поддерживать. Глаза у нее были зеленые – не с прозеленью, а по-настоящему зеленые, словно молодая листва в месяц Флейты. У людей в Сонхи радужки такого цвета не бывает. Впрочем, она ведь не человек. Во всяком случае, не больше, чем он.
– Очнулся? Куда тебя проводить?
– Куда угодно… – слова выговаривались с трудом. – Можно в кафе… В чайную наверху, оттуда точно найду путь обратно.
– Тогда пошли, – она снова поволокла его вперед, фыркнула: – Ты как всегда, обязательно во что-нибудь вляпаешься.
Они давно знакомы. Целую вечность не виделись. Всегда относились друг к другу с большой симпатией, зато и разногласия у них были принципиальные: в прошлом, бывало, спорили до хрипоты, но хоть бы на самую малость ее позиция изменилась… Наверное, она про него думала то же самое.
До нужного места добрались быстро. В одиночку он бы туда шел и шел, а ей для этого понадобилось всего-то две дюжины шагов.
Треугольные белые столики-лепестки, за стеклянными стенами небесный простор. Смутно вспомнилось, что в прежней жизни – вернее, в этой, но до Сонхи – у него было любимое кафе на крыше высотки в центре города. Впечатление мелькнуло сверкнувшей в воздухе дождевой каплей: то ли и впрямь что-то такое было, то ли когда-то приснилось.
– Хорошо здесь. Только без приглашения сюда не попадешь, – она озиралась, веснушки золотились в льющемся со всех сторон солнечном свете – или, может, не солнечном, но очень на него похожем.
– Я же говорил, приходи сюда в любое время. Давно говорил, но это приглашение без срока давности.
– А этот мерзавец, которого я недавно лечила от похмелья, заблокировал вход для всех, кого он определил в посторонние. Тоже давно, но уже после того, как ты сказал.
– Сейчас… – он сосредоточился. – Готово, для тебя блокировка снята.
– Ух ты, спасибо! Мне здесь нравится. И время здесь еле течет, это особенно хорошо, можно отдохнуть. Ты по-прежнему так думаешь?
Сразу понял, о чем она, словно только вчера в последний раз спорили.
– Да, я по-прежнему считаю, что субъект религиозного культа в ответе за действия своих фанатиков и примазавшихся манипуляторов.
– И что ты предлагаешь делать? Если принцип невмешательства – побоку, последствия могут оказаться еще хуже исходной ситуации. И ты об этом знаешь, но смириться не можешь.
– Поэтому мое место там.
На дискуссию не было сил, да и толку дискутировать, раз каждый и дальше будет стоять на своем.
– Что с тобой сделаешь, если ты так решил. Главное, не расходуй силы без остатка, вот как в этот раз. Видишь, что у тебя в чашке?
У него там был туман. Вроде бы вечерний. А у нее – хороший зеленый чай без всяких затей.
– Шнырь…
– О нем позаботятся. Только уже не я. Ну, ты понял.
Он кивнул.
После паузы – она пила свой чай, он смотрел на свой туман, который никак не хотел превращаться в кофе – она негромко сказала:
– Иногда пытаешься сделать что-то хорошее, а в результате получается… Я надеялась, что будет по-другому, а они…
– Молона?
Теперь уже она молча кивнула. Потом неохотно произнесла:
– Человеческий фактор, будь он неладен. Я надеялась, что они откажутся от Накопителей и станут поменьше паразитировать друг на друге, но они так исказили исходный посыл…
– Зато у них нет колоний. И школы для всех.
– Колоний у них и раньше не было. А школы – это да, хоть с этим вышло, как надо.
Что-то его беспокоило, все больше и больше, словно жужжание неумолимого механизма или камешек в ботинке. Но это был не звук и не тактильное ощущение. Очертания предметов в иные моменты слегка расплывались, и как будто две картинки накладывались друг на друга.
– Тебя пытаются откачать, – пояснила его собеседница, допив чай. – Решили, что ты умираешь – еще бы, после драки с Вуагобу. Отовгер только что попросил у меня силы, я не могу ему отказать. Рада была повидаться.
– Я тоже.
– Что – ты тоже? – спросил с театральным надрывом занявший ее место Эдмар. – Тоже нанижешь на иголки, как энтомолог свои коллекционные экземпляры, весь неблагой двор Лормы, а потом на целую вечность отправишься утешаться в сумеречное царство китонских грибочков? Как это мило с твоей стороны…
Самое главное, что Шнырь уцелел! Думал, конец, а вот и нет: остался живехонек, и ему почти не больно.
В тех местах, которыми он ударялся, пока летел вниз, прилепились небольшие темные комочки – это, что ли, репьи такие местные? Там, где они есть, ноют ушибы, но не сильно, запросто можно вытерпеть, а в остальном все в порядке.
Только головой он, видать, знатно шибанулся: что-то сделалось со зрением – будто мир вокруг больше не цветной, а серый и зыбкий. Но это ведь не насовсем? Когда он вернется в Аленду, тетушка Старый Башмак сварит для него нужное лечебное зелье, и он станет видеть как раньше. А пока так даже лучше, солнечный свет глаза не режет. Хотя солнца и не видно: утонуло в водянисто-серой хмари, словно вовсе его нету. Но главное, что Шнырь уцелел.
Он выполз на четвереньках из-под каменного уступа и огляделся. Попытался принюхаться, но здесь ничем не пахло. Или это он перестал чувствовать запахи, потому что стукнулся? Вот же угораздило… Потрогал нос: на месте, не расквашен всмятку, чуток болит.
Ишь ты, сюда еще кто-то свалился… Этому повезло меньше: голова вдребезги, аж мозги разлетелись, точно каша из разбитой миски. И ни одного крухутака рядом. Прозевали, хе-хе! Жалко, что это не амуши, кто-то мелковатый. Небось шастал по своим делам, а тут погоня, а он испугался и бежать, ну и сгинул ни за грош – потому что был не такой ловкий, как Шнырь.
В Аленде, ежели случится какая-нибудь оказия, он вместе с остальными глазел на трупы, но посмотреть вблизи на этого мертвяка ему нисколечки не хотелось. Главное, что он сам жив-здоров.
Наверху в сером мареве что-то зашевелилось, и он снова забился под уступ. Надо переждать, когда амуши уйдут, и потом уже выбираться.
Слуги Лормы переговаривались, их голоса еле доносились, как сквозь ватное одеяло. Глядели они не туда, куда надо, а на разбившегося бедолагу. Небось думают, что это и есть Шнырь.
Потом он уловил, что наверху плетется заклятье, и вниз медленно, как осенний лист, опустилось что-то вроде отвратительной черной кляксы или раскоряченного паука. Раньше он не видел заклятий, только чуял – чтобы их увидеть, надо быть тухурвой, а не гнупи. А нынче видит, потому что ушибся, и от удара у него в голове случился какой-то вывих, но тетушкино зелье все поправит, главное – добраться до дома.
Шнырь замер: лишь бы эта жуть его не заметила. Клякса-раскоряка вначале опустилась на незнамо чей труп – хе-хе, тоже перепутала! – но потом уверенно двинулась в его сторону.
Самое время драпануть, да куда отсюда драпанешь… Он съежился и затаил дыхание – хотя и перед этим не дышал, не иначе от страха дыханье сперло, еще когда падал. И держался изо всех сил, чтобы не выдать себя рвущимся из нутра отчаянным воплем.
Прозрачную, как темный студень, кляксу с шипами-отростками отделяло от него расстояние в несколько пядей, когда сбоку вынырнула белая змея с небесно-голубым хохолком, цап эту пакость – и та скукожилась, вмиг истаяла.
– Вовремя я успела, – произнес голос, похожий на перезвон колокольчиков. – Вылезай, Шнырь.
Перед носом у него извивались щупальца, атласно-белые с голубыми венчиками – то, что он принял за змею, тоже было щупальцем – выше они сплетались в юбку-колокол, из которой стеблем вырастал женский торс, одетый в перламутровую чешую. Фарфорово-белое лицо, почти человеческое – люди называют такие лица красивыми – только ресницы не по-людски ветвистые, лазурно-голубые, и в придачу узкие губы того же цвета. А глаза прозрачные, как хрусталь. Волосы белесые, толстые, змеящиеся… Да это и есть змеи, одни переплелись меж собой, другие свисают, шевелятся, зыркают по сторонам голубыми эмалевыми бусинками, и все это вместе похоже на замысловатую прическу знатной дамы. Руки точь-в-точь как у людей, но с длинными зеркально-голубыми когтями. Только она здесь и была яркая, посреди наводящей тоску серой мглы.
