Ошимское колесо (ЛП) - Лоуренс Марк (книги бесплатно без .TXT) 📗
– Но ты…
– Я ещё не занял своего места, так что и вышвырнуть меня не могут. Когда направляешься в залы, тело твоё хранится в Хель… или копия тела, наверное… В любом случае, я отправился присматривать за Фрейей, а не туда, куда должен был.
Снорри протягивает руки и кладёт на плечо Туттугу.
– Тутт. – Он понимает, что у него нет слов.
– Всё в порядке. Ты сделал бы то же самое для меня, брат. – Туттугу сжимает запястье Снорри, а потом идёт показывать дорогу.
Снорри бросает ещё один взгляд на долину, которую Туттугу оборонял от всех нападавших, а потом идёт за другом, вниз по склону, в сторону спокойных вод внизу.
У берега видна гребная лодочка, привязанная к валуну на отмели. Сразу за этим камнем дно фьорда резко уходит вниз, теряясь в чистой тёмной воде. Снорри идёт вброд и хватает верёвку. От жуткой жажды страшно хочется попить, но он пришёл сюда не ради воды.
Снорри влезает в лодку, берёт вёсла. Туттугу перебирается через борт, садится на корме, и Снорри гребёт по озеру. Нет никаких признаков погони из того места, где долина выходит к фьорду. Небо над головой – это небо мира живых, тёмное от туч, и закручивается огромной спиралью над ними, словно это сделал палец бога. Работа Тора, наверное. Заговорит ли гром, прежде чем закончится их путешествие?
Над водой висит вечерний туман. Свежесть в воздухе говорит о ранней осени, слышны следы запахов дыма, рыбы и далёкого моря. Каждый взмах вёсел приближает Снорри к цели. В долине его одолевал страх – страх, что сил окажется недостаточно, чтобы пробиться, и что в конце концов путь воина не приведёт к тому, чего желает сердце. А теперь в нём растёт новый страх, и этот голос всё громче с каждым взмахом вёсел. Что он найдёт? Что скажет? Какое будущее их ждёт? Снорри пришёл спасти детей, а вместо этого с каждым мигом сам чувствует себя всё больше ребёнком. Он боится встретить семью, которую подвёл – боится, что не справится с задачей, которую ему сейчас нужно будет выполнить.
Он инстинктивно останавливает вёсла. Поднимает их, капает вода, и лодка мягко ударяется в Длинный причал. Снорри завязывает верёвку на древнем шесте и выбирается на дорожку. Из-за ран он чувствует себя стариком.
Склоны перед ним те же самые, на которых он родился, где вырос из колыбели и стал мужчиной, и где воспитал своих детей. Здесь Туттугу и Снорри мальчишками ловили рыбу с причалов, здесь резвились среди хижин, когда весной приплывали длинные корабли, здесь гонялись за девчонками. Особенно за одной. Как её звали? Губы Снорри кривятся в ухмылке. Ядвига, возлюбленная Туттугу, когда им было по девять. Тогда она выбрала Тутта, а не Снорри – возможно, это его единственная победа за все годы, и Снорри воспринял её неважно.
Туттугу встаёт со Снорри у подножия склона и ждёт. Снорри ловит себя на том, что медлит. Сейчас на склоне только его дом. Путь чист. И всё же он стоит здесь, не двигаясь. Викинга толкает ветерок, и трава пляшет под его дудку. В вышине, на хребтах, козы медленно ходят по своим тропинкам. Над фьордом на ветру скользит чайка. Но никто из них не издаёт ни звука, ни единого звука. И дом замер в ожидании.
– Я присмотрю за озером, – говорит Туттугу.
Храбрость может принимать разные формы. Что-то одним даётся сложнее, чем другим. Снорри собирает всю свою храбрость, чтобы сделать то, что так долго его влекло; что завело его так далеко такими странными путями. Он ставит одну ногу перед другой, потом ещё раз, и идёт по неровной дорожке, по которой столько раз ходил прежде.
У двери в свой дом Снорри снова приходится собраться с духом. Перед глазами стоят образы той ночи, когда Свен Сломай-Весло привёл мертвецов в Восемь Причалов. Звуки их криков оглушают его, их крики разносятся, а он беспомощно лежит перед хижиной, заваленный снегом с крыши.
Он слепо прижимает руку к двери, нащупывает щеколду, проталкивается внутрь. Очаг не растоплен, постель укрыта шкурами, а шкуры – тенью. В кухонном уголке чисто, лестница на чердак на своём месте. Они втроём стоят спинами к нему, Фрейя между детьми, одна рука на плече Эгиля, другая на голове Эми. Все трое стоят молча, опустив головы, и не шевелятся.
Снорри пытается заговорить, но от эмоций горло перехватывает, и он не может вымолвить ни слова. Воздух выходит из него резкими короткими выдохами – так дышит человек, которого насквозь пробило копьё, и он пытается справиться с болью. Он чувствует, как его лицо кривится в гримасе, щёки поднимаются, словно могут как-то сдержать слёзы. В дверях своего дома Снорри вер Снагасон падает на колени, прижатый бременем, которое тяжелее снега, который завалил его в тот раз. Сейчас его силы уходят быстрее, чем от отравленного дротика. Раздираемый рыданиями, он пытается выговорить их имена, но никаких слов по-прежнему не слетает с его губ.
Фрейя стоит, золотые волосы ниспадают ей на спину – женщина, которая спасла его, которая была всей его жизнью. Эгиль, огненноволосый ужас, нахальный, озорной, мальчик, который любил своего отца и верил, что Снорри готов сразится с троллями, чтобы ему ничего не грозило. И милая Эйнмирья, темноволосая, как её отец, прекрасная, как мать, сообразительная, умная, доверчивая и честная, слишком мудрая для своих лет, слишком мало поигравшая возле Уулиска.
– Здесь только их печали. – Туттугу подходит к другу и кладёт руку ему на плечо. – Им они больше не нужны. Они не повернутся. Их печали тебя не видят, потому что ты – не их печаль. Когда ты уйдёшь отсюда, они исчезнут. Но пока ты здесь, Фрейя и дети могут тебя слышать. Что ты скажешь здесь, дойдёт до них.
Снорри вытирает лицо.
– Где они?
Туттугу вздыхает.
– Это рассказала мне вёльва. Та, с которой ты однажды встречался. Экатри. Она сюда приходила.
– Она мертва?
– Не знаю. Да. Может быть. Это не имеет значения. То, что она мне рассказала, важно, и сложно, так что не перебивай меня, а то я всё забуду и перескажу неправильно. Магия, которую мы видим в мире – некроманты, маги вроде Келема, и всё такое… всё это исходит от Колеса. Его сделали Зодчие для нас, а точнее для себя. Благодаря ему мы все можем творить магию из ничего, всего лишь сосредоточив нашу волю. И Колесо делает это реальным. У некоторых получается лучше, чем у других, а без тренировки у всех получается не очень. Дело вот в чём – даже хотя большинство из нас плохо владеет магией, которую даёт нам Колесо… но вместе мы можем сдвинуть горы. Когда кто-то рассказывает историю, а она распространяется и разрастается, и люди в неё верят, и желают… Колесо поворачивается и воплощает её. Всё это, – Туттугу хлопает рукой по фьорду, – Всё это здесь потому, что нам рассказывали, что оно здесь будет, а мы захотели, чтобы оно здесь оказалось. Я говорю не только об этом месте. Я имею в виду весь Хель. И души, и реки, каждый камень и скала, каждый демон, сама Хель – всё. Это всё не реальное – это то, что даёт нам Колесо, потому что истории, которые мы рассказываем друг другу, настолько тесно с нами связаны, и мы верим в них, желаем их, и теперь мы их получили.
Снорри делает глубокий вдох, его мысли кружат огромными кругами, медленно, как вихрь над домом.
– Тутт, где моя семья?
Туттугу сжимает его плечо.
– До Колеса была старая магия, намного более глубокая, менее эффектная, куда более впечатляющая. Она до сих пор осталась. Никто её не понимает. Но мы чувствуем, что она есть. Каждый понимает её по-своему, и рассказывает о ней свои истории. Наши предки рассказывали истории об Асгарде и о богах. Возможно, это правда. Но это, – он снова взмахивает рукой. – Это человеческая мечта. Созданная для нас. Фрейя и дети ждут у врат, которые не откроются, пока не будет сломано Ошимское Колесо. За ним – то, что всегда ждало нас, когда мы умирали. Настоящий конец путешествия. Ты же видел это место. Разве не показалось оно тебе неправильным? Неужели именно это ждало нас целую вечность? – Толстый викинг неуклюже подходит. – Снорри, я не мудрец. Я едва могу выговорить слово "философия", не говоря уже о том, чтобы понять его значение. Но неужели ты хотел бы, чтобы твои дети были здесь до конца времён? Даже если Хель пошлёт их к священной горе… Хельгафелл это место, куда ты можешь прийти, как сюда. Неужели ты не хочешь для них чего-то такого, что лежит за пределами нашего воображения, а не просто его копирует? Вот чего хочет Фрейя…