Поцелуй теней - Гамильтон Лорел Кей (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Дойл вел машину, а Рис ехал впереди, с ним. Дойл приказал Рису ехать позади со всеми нами, но Холод настоял, чтобы сзади разрешили сесть ему. Это было... непонятно.
Теперь он забился в дальний угол сиденья, привалился к двери, выпрямив спину, и его серебряные волосы блестели в полумраке. Гален сидел с другой стороны. Почти все его раны уже зажили, а те, что еще не закрылись, не были видны под переодетыми джинсами. Под рубашку он надел белый топ. Рубашку он заправил в джинсы, но оставил расстегнутой, так что была видна рубчатая ткань топа. Единственное, что осталось на нем из придворной одежды, это были сапоги до колен из очень мягкой кожи цвета темной лесной зелени. Кисточки, украшавшие голенища сапог, висели двумя заплетенными косичками, очень напоминающими об американских индейцах. Коричневый кожаный пиджак, который Гален носил годами, лежал сложенным на коленях.
На сиденье было место и для Китто, но он свернулся в уголке на полу, подобрав колени поближе к груди. Гален ему одолжил рубашку с длинными рукавами, чтобы прикрыть серебряные трусики. Рубашка была велика, и рукава болтались ниже кистей. От него видны были только босые ножки, высовывающиеся из-под подола. Свернувшись в темноте на полу, он выглядел восьмилетним мальчишкой.
На вопросы вроде "Все ли с тобой в порядке?" и "Ты уверен?" он отвечал только "Да, госпожа". Кажется, он так отвечал вообще на все, но видно было, что по какой-то причине он несчастен. Я бросила попытки что-нибудь из него вытянуть. Я устала, лодыжка болела. Даже не лодыжка, а вся нога снизу и до колена. Рис и Гален по очереди прикладывали к ноге лед во время веселья после пира. Танец, который должен был мне помочь выбрать среди мужчин, пролетел впустую, потому что танцевать я не могла. Даже если бы не нога, я все равно до смерти устала и плохо себя чувствовала.
Я прислонилась к плечу Галена, почти задремывая. Он поднял руку обнять меня за плечи, но скривился и не стал:
– Ой!
– Укусы все еще болят? – спросила я.
Он кивнул и медленно опустил руку:
– Ага.
– А я не ранен.
Мы повернулись на голос Холода.
– Что? – спросила я.
– Я не ранен, – повторил он.
Я уставилась на него. Его лицо было обычным надменным совершенством, от невероятно широких скул и до сильной челюсти с намеком на ямочку. Это было лицо, которому пошла бы прямая и тонкая линия губ. А вместо этого губы оказывались полными и чувственными. Ямочка и рот спасали его лицо от излишней суровости. Сейчас его лицо было исполнено в самых резких чертах, какие я только на нем видела, спина прямая, словно аршин проглотил, рука стискивает ручку двери так, что пальцы побелели. Он до этого смотрел на меня, чтобы сделать предложение, но сейчас повернулся в профиль.
Глядя на него, я поняла, что Убийственный Холод сейчас нервничает. Нервничает из-за меня. Что-то уязвимое было в его манере, будто ему дорогого стоило подставить мне плечо для опоры.
Я оглянулась снова на Галена. Он приподнял брови, попытался пожать плечами, но не смог довести жест до конца. Пришлось ему только покачать головой. Приятно знать, что Гален тоже не в курсе, что происходит.
Мне не было особенно удобно приткнуть голову на плечо Холоду, но... он ведь мог броситься тогда в дверь, спастись, когда напали шипы, и он этого не сделал. Он остался с нами, со мной. У меня не было особых иллюзий, что Холод давно и втайне лелеял в глубине души великую любовь ко мне. Это просто было бы неправдой. Но сейчас оковы сняты, и если я скажу "да", то для Холода впервые за долгое время станет возможен секс. Он настоял на том, чтобы ехать рядом со мной, и сейчас предложил мне плечо для опоры. Холод по-своему пытался за мной ухаживать.
Это было как-то неуклюже-мило. Но Холод не вел себя мило. Он был надменен и полон гордости. И даже такая небольшая увертюра должна была для него стоить дорого. Если я отвергну предложение, станет ли он еще когда-нибудь рисковать собой ради меня? Предложит ли мне себя даже в такой малости когда-нибудь снова?
Я не могла так его разочаровать, и в тот момент, когда я это подумала, я уже знала, как ненавистно было бы ему, что причиной, по которой я подвинулась к нему по сиденью, не были мое вожделение или его красота, но нечто, слишком близкое к жалости.
Я подвинулась к нему, и он поднял руку, так что я смогла под нее подлезть. Он был чуть повыше Галена, так что на самом деле я не на плечо его положила голову, а на выпуклость груди.
Ткань рубашки царапала мне щеку, и я не могла устроиться уютно. Я никогда не была так близка к Холоду, и было это... неловко. Как будто нам не устроиться. Он тоже это ощутил, потому что мы стали оба как-то искать положение. Он перенес руку с моей спины на талию. Я попыталась поднять голову выше по его груди, опустить ниже. Попыталась приткнуться к нему поближе, отодвинуться дальше. Ничего не получалось.
Наконец я рассмеялась. Он замер, рука у меня на спине напряглась. Я услышала, как он сглотнул слюну. Видит Богиня, он нервничал.
Я попыталась встать на колени рядом с ним, но вспомнила про больную ногу и смогла только одну ногу подобрать под себя – осторожно, чтобы каблуки не порвали остатки чулок или атлас трусиков.
Холод снова повернулся ко мне только профилем. Я взяла его за подбородок и повернула к себе. Так близко я даже в темноте разглядела в его глазах обиду. Кто-то когда-то сделал ему больно. И эта боль сейчас была в нем – обнаженная и кровоточащая.
Мимические мышцы у меня на лице расслабились, смех затих.
– Я потому смеялась, – начала я, – что...
– Я знаю, почему ты смеялась, – сказал он и отодвинулся. Он прижался поближе к двери машины, хотя сидел так же прямо и чопорно. Чем-то напоминало, как Китто свернулся на полу.
Я осторожно тронула его за плечо. Тонкий занавес его волос падал на плечи, он был похож на шелк на ощупь. Цвет волос был таким резко металлическим, что не ожидаешь мягкости. А они были еще мягче, чем у Галена. Совершенно иной текстуры.
Он смотрел, как я глажу его волосы.
Я подняла на него глаза:
– Дело в том, что мы просто оказались на неуклюжей стадии первых свиданий. Мы никогда не держались с тобой за ручки, не целовались и не знаем, как нам устроиться друг с другом поуютнее. А с Галеном мы все эти подготовительные этапы давно прошли.
Он от меня отвернулся, высвобождая волосы из моих руку, хотя, я думаю, последнее не было намеренно. Он упорно смотрел в окно, хотя оно было как черное зеркало и лишь показывало мне его отражение, напоминавшее белых дам при Дворе.
– И как же преодолевается эта неловкость?
– Наверняка ты когда-нибудь с кем-нибудь встречался, – сказала я.
Он покачал головой:
– Это было более восьмисот лет назад, Мередит.
– Восемьсот, – повторила я. – Я думала, что запреты наложены уже тысячу лет как.
Он кивнул, не оборачиваясь, глядя на свое отражение в стекле.
– Восемьсот лет назад меня избрали консортом. Я служил ей три раза по девять лет, потом она выбрала другого.
Последние слова он произнес с едва заметным колебанием.
– Я не знала, – сказала я.
– И я не знал, – отозвался Гален.
Холод только смотрел в окно, будто завороженный отражением своих серых глаз.
– Первые двести лет я был как Гален, заигрывал с женщинами при Дворе. Потом она меня выбрала, а когда она отбросила меня в сторону, воздержание стало куда труднее. Память о ее теле, о том, что мы... – Голос его дрогнул. – Так что я ничего не делаю. Ни к кому не прикасаюсь. Более восьмисот лет я не знаю ничьего прикосновения. Никого не целовал. Никого не держал за руку. – Он прижался лбом к стеклу. – Я не знаю, как это прекратить.
Я встала на колено – так, что мое лицо оказалось рядом с его лицом в окне. Я положила подбородок ему на плечо, руки поставила по обе стороны от него.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь, как начать.
Он поднял лицо и взглянул на мое отражение.
– Да, – прошептал он.
