Гимназия Царима - Сурикова Марьяна (полные книги .TXT) 📗
Посмел…
Это слово крутилось в голове Эсташа, заставляя его усомниться в собственном здравомыслии. Супруг смеет принимать решения, в его руках забота о жене, однако же — посмел.
Едва отпустив девушку, защитник отвернулся, пусть и не нашел в себе сил отступить от нее хоть на шаг. Желал утихомирить собственные чувства, усмирить огонь, а заодно понять, как в один миг перешагнул через незримую черту. Эта грань отгораживала все, что люди называли принципами или нормами. Для защитника это было сродни части его самого. Он просто жил правилами, как живут порой собственными желаниями и стремлениями. Его воля всегда оказывалась крепче любых испытаний, и следовать тому, что верно, было так же необходимо, как свободно дышать. А потом вдруг эту опору смело в один миг чем-то гораздо более сильным, чем-то неподдающимся определению и особенно контролю.
С первого момента, как увидел, в нем возникло это иррациональное, непонятное чувство. Мариона изначально воспринималась им совершенно невероятным образом. Он знал ее и чувствовал, понимал на истинно глубоком уровне и принимал, как мог принять только самое необходимое и близкое существо на свете. Какие бы объяснения защитник ни искал, они не помогали разгадать загадку собственного сердца. Воспринимать чужую жену, жену лучшего друга, как свою и только свою женщину, казалось сумасшествием. Он ведь запретил себе даже думать, но был неспособен запретить чувствовать. Готов был уйти… А потом был ее крик, его бросок и первый миг безумства и полной потери контроля над собой, когда он похитил девушку на глазах у всех. И затем полет. Долгий полет в бархатной ночной тишине, с редчайшей в мире драгоценностью в руках, возможность подумать над тем, что произошло, проанализировать и разложить на детали.
И все же, если бы он увидел сейчас Олайоша…
Эсташ выхватил меня из-под носа рассвирепевших зверей и поднял за пределы разбитого оградительного круга, но вместо того, чтобы опустить подальше от сцены, взлетал все выше и выше в темное небо. Когда я совсем перестала различать внизу очертания земли, наконец осознала — защитник и не думал возвращаться. Он прижимал меня крепко к себе, а огненные крылья несли нас прочь, куда, я и сама не понимала.
Время перестало существовать, и не скажу точно, сколько прошло с момента, как покинули особняк Олайоша, и до минуты, когда внизу показалась темная гладь воды и пенные шапки, серебрящиеся под светом луны. Отдаленный гул бьющихся о камни волн сообщил, что где-то впереди находится остров или, возможно, риф, однако это оказалась выросшая посреди моря скала с замком-башней на вершине.
Эсташ опустил меня на террасу, окруженную высокой балюстрадой, и отвернулся. Я видела, как его пальцы крепко сжали каменные перила, но не могла понять, о чем он сейчас думал. И неожиданно меня охватило волнение — а вдруг это сон? Один из тех, что видела на протяжении бесконечных ночей, после того как очнулась в новой реальности. Мне захотелось прикоснуться, но было страшно, я желала спросить: «Ты настоящий? Не исчезнешь, едва открою глаза?», — но звук голоса мог заставить меня пробудиться. Эсташ, Эсташ! Ты действительно украл меня на глазах стольких гостей из дома лучшего друга? А может, я очнусь сейчас, а кругом снова тишина и пустота, в которой тебя нет, жизнь без смысла и искры самой жизни? Ответь мне, пожалуйста, ты настоящий?
Он слышал, как она тихо вскрикнула, и мгновенно развернулся, но тут же замер, опасаясь спугнуть странное наваждение.
На нежной коже танцевал огонь, выводя затейливые красивые линии на руках, открытых плечах, вдоль тонкой шеи. Одна за другой пламенеющие черты складывались в схематичное изображение крыльев. Ярко полыхнули невидимые прежде брачные рисунки, стираясь, растворяясь контур за контуром. Вспыхивая под танцующим пламенем, они исчезали без следа.
«Метки пропали», — глухо прошептала она, подняв голову, глядя прямо на него с каким-то отчаянием, с недоверчивой радостью и робким пугливым ожиданием чуда в глазах. Она смотрела…
Я смотрела на него и любовалась. Пускай дар жрицы был утрачен, но принимать его истинный облик оказалось ни капельки не страшно. Сложно было осознать столь совершенную красоту огненного воина, которая подернулась плотной пеленой забытья, как и все драгоценные воспоминания в этой жизни, как память о поцелуях и облике самого Эсташа. Я его не знала, не помнила и не умела забыть.
Между нами повисла тишина. Мы стояли в шаге друг от друга. И танцующие огоньки, которые, казалось, были повсюду на моем теле, покалывая и грея щекотным теплом, стирали все метки, проявившиеся после принесения брачной клятвы. Даже фамильное кольцо под действием лизнувшего его пламени потускнело, утратив свою силу. Когда-то похожим образом и подарок Орселя — символ нежеланной помолвки — тоже лишился охранительной магии. Признавая, отмечая свою жрицу, огонь защитника не допускал над ней чужой власти. И возникло чувство, словно очистилась и теперь имею право написать эту жизнь с нового листа. Но я ждала слов Эсташа. Мне необходимо было услышать ту фразу, которую он желал сказать первой.
Все знаки сошлись воедино, а он уже перестал верить, будто эта встреча возможна. Поврежденная аура, способность наблюдать за защитником в истинном облике и огонь, отметивший свою единственную. Его жрицу! И не было сил для слов, и молчание повисло в воздухе, окутав незримым палантином. Сердце снова сжимала давняя обреченность — проснуться и понять, что этого нет, а есть одиночество, всегда, из века в век, в бессмысленном поиске. И ему необходимо было прикоснуться и почувствовать, что она настоящая.
Я задрожала от огненного прикосновения. Он протянул руку, кончиками пальцев провел по щеке, очертил, исследуя, контур губ. Мне невозможно было удержаться, безумно хотелось подняться на носочки, обхватить его за шею…
Я качнулась вперед, потому что за спиной сомкнулись невероятные сверкающие крылья, и расстояние между нашими телами сократилось до короткого вдоха, когда грудь наполняется воздухом и вдруг касается его груди. Я ощущала его тепло, а подрагивающие пальцы неподконтрольно мне пробежались по золотистым полупрозрачным перышкам. Чистейшая, оттого пугающая энергия, такая теплая, мягкая со мной и неспособная обжечь. Скрестив ладони на твердой груди, слушала его сердце, чувствовала его губы пускай на расстоянии, но совсем близко. Трепет и слабость в каждой клеточке отдавались в теле дрожью предвкушения, а мурашки щекотали кожу там, где ее касалось его дыхание.
И так мы стояли, не шевелясь, в волшебной сверкающей тишине, нарушаемой лишь шепотом волн.
— Я помню тебя, — вплелся в этот шепот его тихий голос. — Не знаю откуда. Словно жизнь за жизнью видел во сне.
Первые слова, которые ждала. Слова, покачнувшие мир, ставший совсем зыбким и неустойчивым, из-за них задрожала и зазвенела моя маленькая вселенная, центром которой был Он. Я за его жизнь отдала все, что имела, и не искала в ответ награды, благодарности или даже любви, а Эсташ… Эсташ меня не забыл. Века спустя…
Сердце колотилось и колотилось в груди так сильно. Ему стало в ней совсем тесно.
— Мэйэлит.
Я вздрогнула, чувства стеснились внутри. Нахлынула волна горького счастья. Волшебное обращение, в котором заключалось столь много, кольнуло давним воспоминанием, болью далекой потери и счастьем нового обретения.
Этот миг, с которого следовало начать свой рассказ, наступил. Я должна была поведать об утраченном даре и цене, заплаченной за новую жизнь, но запрокинула голову и увидела его невероятные глаза. Я позабыла слова. Он смотрел, он так смотрел…
Эсташу не нужны были объяснения, не требовались лишние фразы, он сам произнес главное:
— Стань моей. Скажи «да».
Я и на миг не задумалась.
— Да.
Ладони резко закололо и тут же схлынуло, оставив после себя покалывающее тепло. Четкие контуры крыльев проявились, засветившись под кожей.
