Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (список книг TXT) 📗
Неудивительно, что, заглянув ей в глаза, Лютава в испуге отшатнулась и побежала за Лютомером.
– Ты сам-то понял, кого ты родил? – смутно донесся до Младины ее взволнованный голос, будто сквозь вой ветра.
Лютомер подошел, крепко взял дочь за плечи и заставил посмотреть себе в глаза. Под его взглядом Младина немного успокоилась: ее сила словно хлынула в бездну, как река, которая наконец нашла прореху в запруде.
– Почему ты не хочешь уходить? – очень тихо спросил Лютомер, глядя ей в глаза и обращаясь к кому-то внутри нее. – Что ты хочешь получить?
Младина не могла вымолвить ни слова, но пред глазами у нее непрерывно кружился сокол, сияющий солнечным золотом перьев. Он рвался к ней, но натыкался на невидимую преграду и отталкивался; на его груди уже блестела ярко-красная кровь, и Младина в ужасе закрыла лицо руками.
– Скорее… – прошептала она. – Надо ехать… Или будет беда…
– Но как же мы поедем? Если бы подморозило…
Младина молча встала и пошла из избы. В общем, она могла бы никуда и не ходить, но ей хотелось видеть небо. Где-то там, за серыми низкими облаками, был ее сокол – носился под небом, отыскивая выход вниз, к ней. К той, что любила его со всей силой недозволенности, обреченности, выражая тем самым главное назначение смерти – открывать дорогу к новой жизни.
Это было так легко. Мелькнуло ощущение, что легче всего перекинуться волчицей и побежать, длинными невесомыми прыжками перелетая через грязь и воду. Но ей нужно было доставить туда всех, кто шел вместе с ней. Она засмеялась, представив, как вдоль реки бегут вереницей несколько волков, медведь, тур. Но это бы внесло слишком много Нави в Явь, что грозило разрушением земного мира. И тогда она просто протянула руки на север.
– Слуги мои верные, ветры холодные! – крикнула она. – Лебеди мои черные! Несите стужу-вьюгу на крылах своих, белым снегом засыпьте дорожки и тропинки земные, ледяными путами реки опутайте, ледяным молотом мосты железные мостите!
И вдохнула – весь мир холода и льда влился в ее грудь, выходя из бездны. Потом выдохнула – и ледяной вихрь пронесся над землей, отодвинув за небокрай уже такую близкую весну. Она держала руки ладонями вверх над головой, и среди облаков все яснее виделись машущие крылья черных лебедей. И, едва схлынул поток холодного воздуха, как с этих крыльев посыпался снег. Лебеди неслись на миром, порожденные дыханием Марены – дряхлая старуха зачерпнула силы из подземных рек, в кои весь мир невольно вливает по капле, и замирающая черная кровь быстрее заструилась в ее жилах.
Густая тень пала на засыпающий мир. По большей части в избах уже были погашены лучины и народ улегся спать, но тень проникла в сны, и везде повеяло холодом. Весна разом оказалась отброшена, и даже само ожидание показалось смешным: зима могуча и вечна. Заскулили собаки, заплакали дети. Плененная Лада вскочила, выронив веретено, и беспокойно огляделась: вдруг показалось, что она вместе со своим убежищем провалилась много глубже и толща земли навек перекрыла ей выход на волю.
А снегопад все густел, засыпая лужи, уже подернутые тонким льдом, пятна оттаявшей земли, комья мятого навоза, палые ветки и всю весеннюю грязь. Мир вновь оделся чистым белым полотном. И Младина, вернувшись в избу, была так плотно покрыта снегом, что казалась той снежной девкой из басни, где дед и баба слепили себе внучку.
– Завтра до зари поедем, – пробормотала она и прилегла на лавку, прямо как была.
Она не ощущала ни холода, ни влаги. Она была восприимчива, но бесчувственна, как дерево, которое стоит под порывами ветра, потоками дождя, завихрениями метели. Ветер треплет ветки, холод студит кору, но оно не жалуется, а лишь ждет. С бесконечным терпением ждет тепла…
Лютава отерла полотенцем снег с ее лица и волос, стянула обувь и кожух, укрыла. Руки у нее слегка дрожали. Она понимала, что произошло: ее племянница поворотила уходящую Марену вспять. Вернее, Марена воспользовалась девушкой, чтобы задержаться. Нет смысла ей противиться, скорее стоит помочь. Ведь чем быстрее Темная Невеста получит желаемое, тем быстрее тронется обычным путем, перестав сбивать всемирье с предначертанного пути.
Глава 6
Накануне Ладиного дня внезапно выпал снег. Он пошел еще с ночи, и наутро, выглянув из дома, каждый испытал разочарование: казалось, зима раздумала уходить и никакого пробуждения Лады не будет.
Но те, кто знал, что сегодня должно произойти, восприняли это как знак. Небо укрыло белым покровом невесты спящую Ладу, с тем чтобы лишь тот, кому она предназначена, мог сорвать его и разбудить весну. И каждый из двух соперников был уверен, что боги поручили это дело ему.
Встреча была назначена у подножия Ладиной горы – перед Медвежьим двором, где и находилась подземная темница. Когда Хортеслав явился со своей дружиной, Бранемер уже ждал его перед воротами – как и положено Велесу, охраняющему пленницу. Только вместо медвежьих шкур и личины он был одет в черную кожаную рубаху и шлем, а на плече держал круглый щит, такой большой, что мог укрыться за ним до самого колена. Вооружен он был варяжской секирой с хищно выгнутым вперед лезвием; на резной рукояти виднелась красная нить с хитрыми узлами.
Стоящий перед ним Хортеслав как никогда напоминал молодого Перуна – в островерхом восточном шлеме, с волчьей шкурой на плечах, где серебрились легкие снежинки, с мечом у пояса. Его лицо разрумянилось от движения на холоде, глаза сияли, будто грозовое небо, напоенное молниями.
Сдержанно поздоровавшись, они разошлись по разным сторонам площадки, огражденной белыми камнями. Там они ждали, пока Огневед обходил ее посолонь, окуривая дымящейся головней и читая заговоры, очищающие священное место.
– Ну, что, Зимоборович, начнем? – Когда волхв закончил, Бранемер первым шагнул вперед. Все знали, зачем они сюда пришли, и долго разговаривать было незачем.
– Начнем, – кивнул Хортеслав, твердым взглядом ответив на мрачный, насупленный взор Бранемера.
И никто из видевших их сейчас не мог и предположить, что любовь плененной Лады принадлежит вовсе не молодому красавцу, ясну соколу, а угрюмому похитителю, чья весна давно затерялась в далях долгого жизненного пути. Каждый из двоих был убежден, что пленница ждет с надеждой именно его: Хортеслав помнил мольбу своей невесты той далекой уже осенней ночью, а Бранемера поддерживал красный науз, который ему передал Огневед – сплетенный ее собственными руками.
Войдя в круг, бойцы стали сближаться – осторожно, будто по тонкому льду. Каждый чутко следил за малейшим движением противника. Зная свою силу и выучку, Хортеслав мог твердо рассчитывать на победу над немолодым соперником. Он и ударил первым, резким прыжком рванувшись вперед. С коротким свистом лезвие меча устремилось было к лицу Бранемера прямо над закраиной щита, но ударило вниз, под колено. Однако Бранемер чуть опустил щит, и яростный выпад Хорта пропал зря. Ответным ударом секира дешнянского князя едва не снесла ему голову. Спасла лишь быстрота, но щит Хорта хрустнул под сильным ударом, заныло запястье. Не давая сопернику опомниться, Бранемер толкнул Хорта щитом и ударил вновь, тесня к краю площадки. Он не намеревался убивать своего молодого соперника, ему хватило бы лишь вытеснить его из круга, что означало бы победу. Увернувшись от очередного удара, княжич отскочил и принялся кружить вокруг Бранемера, будто волк вокруг медведя, выбирая миг для удачного броска. Подступать вплотную, как в начале схватки, он уже не рисковал, а старался измотать более тяжелого соперника, которому возраст уже не позволял двигаться так же проворно.
Вокруг площадки столпилось немало людей: полоцкая дружина, витимеровская старейшина, самые знатные из гостей, съехавшихся на предстоящие праздники. Однако стола тишина, в которой слышны были лишь топот ног на снегу да звон стали. А Хорт все кружил, дожидаясь, пока Бранемер совершит ошибку. И дождался: тот ударил со слишком широким замахом, и тяжесть секиры, не встретившей препятствия, повела его вперед и даже слегка развернула на месте. Нырнув под удар, Хорт в длинном выпаде достал врага ударом по голени и тут же подался назад, прикрываясь сверху щитом и вскинутым лезвием меча. Он ждал страшного ответного удара, который надо отразить любой ценой, зато потом у него будет преимущество над уже утомленным и вдобавок раненым противником.
