Маледикт - Робинс Лейн (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Твои слова — измена! — яростно воскликнул Эхо.
— Неужели? — спросил Маледикт едва различимым голосом. — А мне казалось, я лишь повторяю сказанное другим человеком.
Сдвинув брови, Арис кивнул страже.
— Мои гвардейцы проводят тебя домой.
34
Джилли встретил их у дверей. Увидев капли крови на одежде Маледикта, он побелел.
— Что случилось?
Янус отвесил ему две тяжелых пощечины — и ударил бы еще, если бы не внезапное шипение черного клинка, вылетевшего из ножен.
Янус опустил руку. Маледикт опустил меч.
— Не смей вымещать на нем свое дурное настроение, — сказал Маледикт и проскользнул в библиотеку. Джилли и Янус последовали за юношей; их шаги раздавались в его ушах, как отдаленная барабанная дробь, слова доносились словно далекий шум океана — тихий, бессмысленный, повторяющийся. Маледикт рухнул в кресло и стал наблюдать, как они спорят, и размышлять, не придется ли ему снова вмешиваться. Маледикт подумал, что пора бы ему и проголодаться, но все, что он ощущал, были мокрое прикосновение крови сквозь льняную рубаху и душевная усталость, подобная оцепенению.
Маледикт прервал пререкания, обратившись к Джилли:
— Джилли, пожалуйста, наполни мне ванну. Я весь в крови. А потом выполнишь еще одно мое поручение. Я хочу, чтобы ты забрал со счетов наши средства и перепрятал там, где Арис и его гвардейцы их не найдут. Я достаточно наслышан о привычках итарусинцев и знаю, что они постараются получить денежную компенсацию за смерть Данталиона.
Янус открыл было рот, но Маледикт тут же накинулся на него:
— Ты позволил Арису послать со мной эскорт из гвардейцев. Так что теперь не смей возражать. Я поступлю так, как считаю нужным.
Маледикт нежился в теплой ванне, время от времени поднимая волны. Хотя вода уже приобрела красноватый оттенок и начала остывать, она действовала на Маледикта успокаивающе — так же, как руки Януса, которые медленно распутывали его слипшиеся от крови волосы. Юноша рассеянно шлепнул по воде и скривился при виде струек крови, стекающих с волос.
— Ты поступил глупо, убив Данталиона, — тихо, словно тщательно контролируя свой гнев, произнес Янус. Он перестал гладить волосы пальцами и взял редкий гребень из слоновой кости, оправленный в серебро. — И дважды глупо, убив его подобным образом. Не надо было демонстрировать Арису кровь на своем клинке. Король мог бы с легкостью приговорить тебя к повешению.
— Меня это не пугает, — ответил Маледикт. — Ани могущественнее любого из королей. Пока что мне удавалось избегать виселицы.
Маледикт взял губку и отер руку, смыв подтек, до сих пор упрямо не поддававшийся воде. При виде крови в животе у него клубком собралось напряжение.
— Ты сошел с ума, — сказал Янус. — Я принимаю Чернокрылую Ани как твою покровительницу — я сам видел доказательства Ее существования; но это не повод отбросить доводы рассудка. Мне нужен твой ум, а ты только и думаешь, что о крови.
— Твоих рук дело, — отозвался Маледикт. — Я бы удовольствовался смертью Ласта, если бы ты ее не присвоил. Теперь я должен убивать снова и снова, чтобы не потерять уже отвоеванное. Разве удивительно, что это превратилось в привычку? — Обида Ани смешалась с его собственной, и слова Маледикта становились все резче; руки под водой сжались в кулаки. — Я бы отказался от всего в мгновение ока. Ради тебя. А ты — ты заключил сделку с Арисом, — Маледикт отпустил мочалку в воду. — Ты пообещал ему — кстати, что именно ты ему пообещал?
— Быть осмотрительным, как он и сказал, — ответил Янус, не глядя Маледикту в глаза, чем себя и выдал.
— Насколько осмотрительным? — спросил Маледикт. — Не жить здесь, вместе со мной? Не гулять со мной по людным улицам? Вообще не признавать моего существования? Ты пообещал отказаться от меня?
Янус встал и взял полотенце.
— Вода совсем остыла. Ты весь покрылся гусиной кожей.
— Это не от холода, — сказал Маледикт, но все же поднялся и позволил Янусу обернуть себя теплым полотенцем. — Скажи мне, что изменилось со смертью Амаранты? Что изменилось со смертью Данталиона? Чем дольше ты препятствуешь мне, тем больше я боюсь того, что ты уже сделал.
Янус присел на край ванны и поднял на Маледикта ясные голубые глаза.
— В обмен на должность советника и опекунство над Ауроном я должен жить во дворце. Я не должен встречаться с тобой чаще, чем любой мужчина со своей любовницей. Я не должен появляться с тобой на людях. Я должен жениться и…
Маледикт сбросил полотенце и надел халат, с остервенением затягивая пояс.
— Ты собираешься стать ручным зверьком Ариса. Ты правил в Развалинах — а теперь подчиняешься подобным приказам короля, только ради того, чтобы играть вторую скрипку при законнорожденном наследнике?
Глаза Януса вспыхнули; опустив голову, он сказал:
— Меня уязвляет мое положение. Мне противно находиться на расстоянии вытянутой руки от власти, от наследства — от всего, чего нам когда-либо хотелось. Но я должен играть свою роль. И играть ее хорошо и довольно долго. Если маленький Аурон скоро умрет под моим опекунством, его смерть погубит нас вернее, чем его жизнь. Арис… — Янус нахмурился, — Арис не доверяет мне. Потому я буду жить во дворце, притворяясь внимательным опекуном и любящим старшим братом. Но я буду навещать тебя…
— Как шлюху, заваленную безделушками, — договорил Маледикт. — Вот бы Элла посмеялась! Ты, которого она винила в моем упорном нежелании торговать телом, — ты сам превращаешь меня в шлюху. Разве что тебе не нужно платить мне или за меня. Это бы ей совсем не понравилось… Пожалуйста, дорогой, пообещай, что поселишь меня в богатом квартале. Мне бы так не хотелось даже случайно пересекаться с матерью.
— Элла давно уже в могиле, — тихо сказал Янус, опустив пальцы в окровавленную воду.
У Маледикта перехватило дыхание; от потрясения он даже забыл о своем бешенстве. Разумеется, он всегда знал, что Элла вряд ли доживет до старости, но никогда не думал о ней как о мертвой. Как об умершей своей смертью. Однако в голосе Януса было нечто большее, чем это простое понимание.
— Ты возвращался, — припомнил Маледикт. — Ты рассказывал мне, что встретил Р… Роуча… — В голосе Маледикта непроизвольно зазвучала дрожь, но он продолжил: — Ты… ты и их отыскал?
— Да, — ответил Янус. — Это было нетрудно. Как только я понял, что они ничего не могут рассказать о тебе…
— Ты убил их, — договорил Маледикт, не сводя глаз с окрашенной кровью воды. Сердце его резко, неожиданно подпрыгнуло, в ушах зазвенело.
— С той минуты, как Ласт забрал меня, Селия была обречена. Я не мог позволить ей преследовать меня по пятам, клянчить деньги, просить замолвить за нее словечко при дворе, не мог позволить, чтобы ее одурманенное «Похвальным» сознание мешало моим планам. А Элла, которая столь вульгарно визжала, пока я убивал Селию? Не говори мне, что станешь о ней плакать — об этой эгоистке, которая не дала тебе ничего, кроме одного только факта жизни. — В голубых глазах Януса пылал жар, лицо исказилось воспоминаниями о побоях и проклятиях. Он не забыл, как им с Мирандой приходилось целыми днями попрошайничать, не забыл об их наивных детских планах — и недетской ярости.
«Неправда», — вертелось в голове Маледикта одно-единственное слово. Элла передала Миранде один ценный дар — хоть и сама того не осознавала, когда отворила дверь, впустив в свой дом отвергнутую аристократку с ребенком. Ценный дар, которым заслужила себе крупицу признательности — Маледикт, опутанный ненавистью и презрением, все же никогда не убил бы Эллу. Зато Янус…
Маледикт задрожал всем телом; его ярость возвращалась.
— Как получается, что ты поднимаешь свой клинок на кого захочешь, а я становлюсь объектом порицания и подозрений? Ты принят при дворе — а меня могут изгнать, ввергнуть в нищету, повесить.
— Я никогда такого не допущу, — заверил Янус.
Маледикт скинул халат и начал трясущимися пальцами натягивать одежду.
