По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
– Я. – А чего зря скромничать.
Он протянул руку.
– Моя благодарность.
Я с опаской принял рукопожатие. Но руку мне не раздавили.
А в полдень следующего дня отдохнувшие кони вынесли нас из мрака подземелья под веселые теплые лучи солнышка. Улеб поднял руку и указал нагайкой на скальную громаду:
– Долина Шарм’Ат.
Я ошалело закрутил головой. В той стороне, куда указывала плеть, не было никакой долины. Напротив, в небо вздымались отвесные скалы. Хотя, впрочем, и скалами это назвать было трудно. Стены. Абсолютно циклопических размеров стены. Природа, конечно, большая затейница, и можно было бы предположить, что это ее шаловливых ручек дело, но... Не помню, упоминал ли я прежде, что гористая часть земли Шарм’Ат весьма напоминала Карпаты. Такие же пологие округлые горушки, покрытые уютными лесами. Не строгим строем колючих елок или сосен, нет. Мягким разноцветьем листвы. И тем более странно было увидеть вдали огромный скальный массив, который в приглушенном свете пасмурного, готового разразиться очередным мелким дождичком дня нахально блистал искристо-снежной белизной.
Несли эти скалы на себе некий оттенок чуждости. Я как-то упоминал, что детство провел в горах, и могу с известной долей ответственности сказать, что вода, ветер и время вытворяют с камнем такое, что никогда не приснится никакому дизайнеру, даже во снах, навеянных канабисом. А свет? Когда лучи солнца вдруг высвечивают на угрюмой серой громадине склона то профиль красавицы, то скачущего всадника, то голову оленя. И попытайся разглядеть это в любое другое время. Вряд ли получится. Эти огромные камни умеют хранить секреты своих красот. Только иногда показывают краешек, жадюги. И потому нередко бывало, что приходилось тратить полдня, чтобы посмотреть на гордую башню, упрямо торчащую на отвесной скале. Только вблизи оказывалось, что нет никакой башни.
– Какая же это долина?
– Подъедем – увидишь, – рокотнул из-под страшненького забрала шлема Улеб.
Не пожадничали родственнички Саугрима, одарив всех моих спутников полным доспехом из кожи огнистого змея. И теперь наш маленький отряд блистал мрачной чернотой лакированных одеяний. Правда, подаренные шлемы все предпочли убрать в седельные мешки. От греха подальше. А то пять таких харь одномоментно у кого хочешь неспровоцированный всплеск агрессии вызовут. А уж у стражи, да в свете последних событий, так совершенно однозначно.
Одарили нас щедро. Кроме комплектов оборонительного вооружения Калману и Улебу вручили по превосходному мечу и небольшому металлическому щиту. Причем Хушшар получил столь любимый его соплеменниками слегка изогнутый клинок, а латник – прямой. Судя по их по-детски счастливым лицам, подарки были весьма. Вы свои ощущения помните, когда вам первый велосипед подарили? Внешне весьма похоже.
Высокую Сестру и меч Хамыца рудокопы разве что не обнюхали. Один пару раз лизнул, я точно видел. Лизнул и покатал слюну во рту, как если бы пробовал очень редкое и дорогое вино. А мечтательное задумчивое выражение на его грубо вытесанной физиономии надо было видеть. Но новый меч Хамыцу этот дегустатор все же преподнес. Как же, один из спасителей дорого Саугрима! И лицо нашего певуна после проведения тестирования тоже надо было видеть. Они долго потом о чем-то шептались, после чего Хамыц подарил рудокопу свой кинжал, больше похожий на маленький меч. За что ему тут же было презентовано нечто весьма похожее, но украшенное сложной вязью гарды.
Баргулу вручили лук и стрелы. В этом оружии я разбираюсь ну очень слабо. Но восторженный танец, который исполнил флегматичный степняк, указывал на серьезную ценность преподнесенных предметов. Так что щедры оказались подземные рудокопы. Щедры. Несмотря на тщательно декларируемое местными жителями скопидомство. А секира, дополнившая его вооружение, вызвала восторг уже у меня. Если знаком с оружием под названием секира, очень трудно в приложение к нему использовать определение «изящная». Но в данном случае прежний опыт оказался ошибочен. На нетолстой, красиво изогнутой рукоятке, выполненной из какого-то, как выяснилось впоследствии, очень крепкого рога, красовалось не очень-то и широкое лезвие с вытянутым верхним краем, позволяющим колоть так же легко, как и рубить. Сквозные прорези делали и без того нетяжелое оружие еще более шустрым, а изящный четырехгранный чекан вполне мог посодействовать там, где лезвие могло вдруг оказаться бессильным. А если бы вы слышали, как орал Баргул, размахивая этой штукенцией, то вы, как и я, серьезно усомнились бы в том, что подарок этот не нанес серьезного ущерба его психическому равновесию, не устоявшемуся, подростковому.
Мне домовитые хозяева первым долгом растолковали рыночную стоимость добытой при моем непосредственном участии твари. И пояснили, что кожа его и череп, столь восторженно оцениваемые наземными экспертами, составляют едва ли сотую часть ценности заполеванного экземпляра. Судя по всему, это было проделано с целью пресечения впадания меня в ненужные амбиции. Выяснилось, что основная проблема в охоте на эту деятельную, весьма подвижную тварь заключается в том, чтобы, во-первых, оказаться в нужное время в нужном месте (заслуга моя в чем оказалось бесспорной), а во-вторых, зверюгу надо было своевременно заметить, что также было проделано вашим покорным слугой, и, в-третьих, своевременность моего вопля заключалась в том, что успел я его издать в тот момент, пока змеюка не вышла из проплавленной ею дырки целиком. Иначе вся энергия, которую тварь затрачивала на пробурение своего пути, могла обрушиться на наш отряд. О последствиях этого я не спросил, но, судя по выражению лица Саукарона в момент изложения этой перспективы, жизнеутверждающего характера они не несли.
Так что доля моя оказалась весьма значительна. В качестве гонорара мне было продемонстрировано изрядное количество небольших дисков зеленоватого металла и затем прочитана лекция о:
а) порочности разгульного образа жизни, так любимого человеками и влекущего необоснованные финансовые траты;
б) неразумности безоборотного хранения денежных средств, столь присущего легкомысленным человекам;
в) могутности и непоколебимости подземной экономики, для динамичного развития которой требуются постоянные денежные вливания.
По отношению ко всем трем пунктам речи мной было проявлено активное одобрение, выразившееся в рукоплесканиях и топаньях. Свистеть, как упоминалось выше, я не умею, поэтому от звукового сопровождения отказался.
Мне даже показалось, что Саукарон был несколько разочарован моей сговорчивостью и понятливостью. Затем он мне выдал десять толстых монет странного золота с зеленоватым оттенком, покрытых сложной насечкой, и сообщил, что это весьма значительная сумма.
– Ты теперь не только мой родич, – родичем я был объявлен немедленно после признаний в том, что своей мощной рукой покарал покусившегося на жизнь и здоровье Саугрима, который, как выяснилось, в местной иерархии занимал не самое последнее место, скорее наоборот, – но и компаньон. А поскольку жаждешь ты в Замок Шарм’Ат попасть, то не должно тебе выглядеть, как бродяга.
Обидно, понимаешь. Все это время я считал себя этаким щеголем, и тут какой-то шахтер именует меня бичом.
Обижался я недолго. Ровно до тех пор, пока не понял, что Саукарон имел в виду, говоря «как должно». Правда, бич.
Не специалист я в шикарностях. Дома как-то костюмами обходился. Ну цацки золотые, часы швейцарские. А здесь... на одежке, в которой мне надлежало, как должно, выглядеть при дворе лорда Шарм’Ат, шитья золотого, камешков разноцветных было столько, что известный нам кутюрье Валентин Юдашкин, тоже не слабак по части разукрашивания одежек, от зависти, наверное, бы удавился. И что самое милое, красота эта была из кожи того самого огнистого змея изготовлена, что не только ценность ее увеличивало, но имело и абсолютно прикладной характер.
Да и повседневную одежду мне выдали, скажем так, другую. Вроде все то же, но была какая-то неуловимость. Та самая, что костюм от Лагерфельда костюм от Тома Клайма отличает. И сапоги поудобнее, и штанцы поприхватистее, и рубашечки разноцветные, вроде не кожаные. На мой невысказанный вопрос он утвердительно качнул тяжелой головой.