Страсти по Фоме. Книга 1 (СИ) - Осипов Сергей (читать книги онлайн без .txt, .fb2) 📗

Он находился в огромном зале, по форме таком же, какие они проходили с помощником-секретарем, только больше и гораздо выше, и от этого зал казался невероятно большим — огромным. Канделябры в гирляндах, длинные столы вдоль стен, широкие арки, раздвигающие зал до невообразимых размеров, музыка, вызывающая спазм в животе, если ты не двигался, и над всем этим ослепительная люстра — такая, что на нее можно было молиться, как солнцелюбивые египтяне.

Вокруг него, словно в калейдоскопе, кружились и проносились люди, перед глазами ширяли развевающиеся материи: платки и ленты, рукава и подолы, — и кругом огни, шары, серпантин, конфетти, мишура и живые медведи. Кто их выпустил без привязи?.. Все отражалось и множилось в огромных зеркалах до ряби в глазах и помрачения. Фоме показалось даже, что он видел морду козла. «Надеюсь, это не мое отражение!»

Он был мгновенно и как-то совершенно незаметно вовлечен в бешеную пляску, которую здесь танцевали абсолютно все, охваченные хороводом, — стал еще одним из многих разноцветных пятен в этом карнавале красок и звуков.

Попробовав освободить руки, он понял, что не тут-то было, для этого требовались гораздо большие усилия, чем те, которые прикладывал Фома, стараясь выскользнуть из хоровода как можно естественнее, мягче, — руки одалисок были необычайно крепки. Скоро он понял, что это действие музыки, потому что и сам сжимал их руки.

Зал был полон людей, но все они двигались в едином хороводе, никто не стоял по сторонам, у стен, скучая и разговаривая, как это обычно бывает на костюмированных балах, не сидел за столами, меча карты и попыхивая сигарой. Неужели все вот так непрерывно скачут, удивлялся Фома, и никто не отдыхает? Впрочем, он тут же понял, что это было бы невозможно.

Мотив, звучащий со всех сторон, был довольно однообразным, но в то же время каким-то невероятно разнузданным и завораживающим. Пока он звучал, остановиться было невозможно, во всяком случае, так казалось. Фома чувствовал это на себе: сжимались непроизвольно не только руки, но и все внутренности, хотелось только одного — скакать вприпрыжку, подчиняясь заданному ритму, да еще ржать, как жеребец.

Его проносило мимо столов, заставленных закусками неотразимой привлекательности, мимо сводного оркестра, сходящего с ума от собственной музыки в умопомрачительных па, мимо множества людей, попавших, как и он, под влияние нехитрого, но непобедимого мотивчика. Хоровод несся навстречу, бежал мимо, струился вместе с ним справа и слева, пересекался, разрывался и снова воссоединялся, не теряя завораживающего темпа и ритма.

Хорош бы я был, вырвавшись, — думал Фома. Стоял бы, как столб, навстречу всем и привлекая внимание, а меня, между прочим, никто не звал. И он носился, крича, свища и ржа, и корча рожи пробегающим мимо. Долго ли, коротко ли, он потерял счет времени в безумном хороводе, но он охрип от собственного крика, а от свиста сводило челюсти. Тогда же он обнаружил, что из танцующих кричит и свистит, собственно, он один или почти один. Все остальные только бессильно открывали рты. Крики и свист же доносились откуда-то сверху, теперь это стало понятно, когда тут, внизу, поутихли.

Да у них там хоры, удивился Фома, оглядывая галерку огромного зрительного зала. Люди, стоящие там и создавали весь этот шум и гам, наряду с оркестром. Они кричали, махали руками и забрасывали танцующих всякой ерундой типа мишуры, серпантина и бумажных шариков. Многие показывали руками вниз, на хоровод. Прекратив орать, Фома сообразил, что показывают на него.

Действительно, все стоящие на балконах с любопытством рассматривали его. Да и было от чего удивляться. Среди костюмированных танцоров Фома своим одеянием выделялся, как медведь в оранжерее. Неброские тона его одежд мозолили глаза в пестром хороводе красок, как грязное пятно на платье невесты. Пора заворачиваться, а то стал хорошей мишенью, подумал он. Казалось, шарики уже летели только в него и это становилось скучным — быть мишенью для всех.

Хоровод к тому времени стал замедляться, силы водящих были на исходе, рукопожатия одалисок тоже ослабли, да и музыка утратила половину своего зажигательного пыла. Пробегая в очередной раз мимо столов, Фома решил, что самое время перекусить. Когда еще удастся поесть, особенно после такого вторжения!

Вырвавшись из хоровода, Фома оказался у самого маленького и скромного столика, стоящего несколько отдельно от других. Лента танцующих, слегка качнувшись на повороте, понеслась дальше под чарующий мотив.

Первым делом Фома утерся чем-то вроде гибрида салфетки и простыни, оно было такое огромное, что он пожалел, что ему больше нечего вытереть. Потом поискал, чего выпить, чтобы отдышаться. В него продолжали лететь шарики и серпантин, но это даже создавало особую рождественскую обстановку, особенно когда он спрятался от них под балкончиком.

Правда, люди с противоположного балкона яростно жестикулировали и свистели, но их можно было понять. Они были недовольны тем, наверное, что он прекратил танец, а может быть тем, что теперь до него не долетали их шарики, а может и тем, что он ест, когда они вот так вот вынуждены кричать. Фома даже не исключал, что они недовольны сразу всем.

«Хрен вам!» — ответил он сразу всем и на все вопросы, и похлопал себя по плечу, одновременно доставая со стола баранью ногу — чего она здесь порожняком лежит, как сказала бы Ирина. Иди ко мне, милая! Набегавшись, он жутко проголодался.

Свист и крики усилились. Видимо, на баранью ногу было много претендентов. Ну нет, не согласился Фома, впиваясь в нее зубами, много званых, да не много избранных. Сегодня вы, ребята, без ноги! Для верности он обернул ногу салатом и помазал горчицей, майонезом, макнул в дымящееся блюдо с соусом, посыпал чем-то белым, вроде сыра, выдавил на нее что-то желто-зеленое и возрадовался. Теперь нога была похожа на рождественский фугас.

Хорошо сидим, сияло наглое лицо Фомы. Свист и крики улучшали слюноотделение, а мысль, что он кого-то оставил без бараньей ноги, поднимала его на новый уровень ощущений. Не все же — меня! Поем, подумал он тепло, потом обратно — к своим. Не будут же они стрелять?

Стрелять, действительно, никто не собирался, но через зал, решительно рассекая хоровод, к нему шел человек с жезлом. Распорядитель, подумал Фома, откусывая кусок от ноги побольше. Очень хорошо!

Распорядитель подошел к столу, клокоча от ярости. Это был небольшой, сухонький и плешивый старик в роскошном бархатном камзоле голубого цвета и таких же панталонах. Самой выразительной деталью его наружности являлся инкрустированный жезл, которым он яростно потрясал. Лицо же было заурядно, как большинство старческих чиновных лиц, к тому же красно от негодования.

— Ты кто такой?! — с ходу заорал распорядитель, стараясь перекрыть шум оркестра.

Фому, кстати, очень порадовало то обстоятельство, что музыку никто не остановил, так же как и хоровод, и вообще кругом все было по-прежнему, словно ничего не случилось, кроме размахивающего жезлом старика.

— Кто такой, я спрашиваю! — вновь проорал распорядитель, подойдя еще ближе и размахивая жезлом уже в опасной близости от лица Фомы.

Фома, яростно обгладывающий свое кулинарное чудовище, сам упорно размышлял над этим вопросом последнее время. Действительно, кто он — маклер, сайтер, странствующий рыцарь или отставленный друг Ирины?.. Все это пулей носилось у него в голове, и потерявшему терпение старику он выдал совсем неудобоваримое, но к чему невозможно было придраться.

— Я здесь проездом! — уронил он жизнерадостно. — Осматриваюсь!..

И снова откусил от ноги. Распорядитель отшатнулся от него, словно это от его ноги Фома откусил с таким аппетитом. Лицо его выдавало сильное недоверие к тому, что такая ситуация вообще может случиться. Потом оно из красного стало багровым.

— Молча-ать!!! — взвизгнул он, и резко взмахнув жезлом, ударил им об пол.

Музыка стихла, словно ее выключили.

— Стража! — заорал распорядитель.

— Я даже не знаю, что с тобой будет, негодяй! — пообещал он Фоме, и губы его тряслись. — Это стол самого его величества Иезибальда Четвертого!