Злобный леший, выйди вон! (СИ) - Аведин Илья (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
- Ох и брешешь, дорогой мой. Винный бес существо семейное. Без своего выводка никуда не пойдет.
- А ты открой другие бочки, дражайший.
Пробка покосился на существо, сидящее в большой бочке, и приоткрыл крышку той, что поменьше. Из бочки на него смотрели два маленьких глаза из-под слипшихся темных волос.
- А! – закричал он. – Еще бесы!
Три оставшиеся бочки зашевелились, но лишь у одной из них вылетела крышка, и на свет явилось еще одно существо.
- Приехали что ли, в погреб-то? – спросил Еремей, услышавший про бесов, и решивший подыграть брату.
- Еще нет, как видишь, стоим на постоялом дворе.
- Эй, мужик, а погреба у вас есть тут? – обратился Еремей к паломнику. – А то, глядишь, и тут останемся.
- Как, тут останетесь?
- А вот так. Чего нам мотаться все по селам, да по деревням. Можно же и на постоялом дворе осесть. Как считаешь?
- Верно, говоришь брат.
- Брат? Так у бесов и браться есть?
- А как же, – подтвердил Еремей.
- Вон в той бочке, сын мой едет. Дочку ты мою уже увидел. Жена моя вот тут вот, - постучал он по соседней бочке, - под боком у меня.
- Так, стало быть… - медлил с решением Пробка, словно все еще не мог поверить, что перед ним настоящие бесы. – Вы взаправдашние бесы? То есть, без дураков, самые настоящие бесы?
- Ага, смотри, сейчас моя младшая тебе клыки покажет. Доча! – крикнул он.
Бочка, в которой сидела дочь Гаврила, задрожала и из нее показалась маленькая чумазая мордочка; в глазах девочки отражался крохотный огонек, что мерцал в окне постоялого двора.
- Не надо клыков! – закричал Пробка и попятился назад. У самого кря он оступился и повалился вниз, задев головой, лежащее на земле ведро.
- Он там жив? – спросил Гаврила.
- Пар изо рта идет, - ответил Еремей.
- Значит жив.
- Вытаскивай своих, пока нас никто не видит, а я приведу лошадей.
- Посмотри других, а то на прежних далеко не уедем. Устали бедняги, по снегу-то.
- Посмотрю.
Скоро Еремей вернулся, ведя трех свежих лошадей, из тех, что уже стояли в конюшне до их приезда. Вся семья уже сидела возле бочек и ждала отправления.
- У маленькой пальцы отмерзли, гляди, - показал Гаврил.
- Это плохо. Очень плохо. Надо быстрее добраться до Лысовки, там будет лекарь.
- Откуда ты знаешь? Может там нет и трети того, что рассказывают.
- А я верю, что есть. Вперед! – скомандовал он, и телега понеслась прочь.
Когда мужики вышли наружу, то обнаружили Пробку, лежащего среди пустого двора, припорошенного снегом. Следов не осталось - снег все спрятал. Когда несчастного привели в себя, он клялся, что телегу увели винные бесы, но ему никто не поверил, к тому же во всем Тридевятом Царстве о винных бесах слышали лишь те, кто напивался до умопомрачения в погребах. Мужики решили, что проезжавшие мимо разбойники увели телегу, а заодно дали по голове Пробке, чтобы тот не болтал лишнего. Так купец остался без телеги, Фарсин без вина, а паломник Пробка без желания заглядывать в винные бочки.
***
Лошади раскидывали в обе стороны клочья белой пены. Холодный месяц, окруженный ожерельем звезд, освещал дорогу. Среди туманных холмов, на которых ветер кружил снег в призрачном танце, показался одинокий огонь. К нему братья и взяли путь.
- Похоже на костер, - сказал Гаврил.
Еремей выдохнул теплым воздухом на свои руки, похлопал по щекам и вгляделся вдаль.
- Да, нет. Из окошка свет. Хата чья-то.
- Скоро увидим.
Тусклый свет в единственном, не покрытым морозным узором окне, поманил их словно мотыльков. Окно то располагалось на первом этаже добротной и просторной, по-простому сделанной, сосновой избы. С треугольной крыши ее свисали надутые зимними ветрами шапки, больше похожие на большие носы. Двор избы был кое-как огорожен простеньким забором, через щели в котором не пролез бы только добротный господин. Из-за избы выглядывала на дорогу совсем небольшая конюшня.
- Надо спросить дорогу.
- Лучше бы нам не показываться, - сказал Гаврил, оглядываясь.
- Мы почти в слепую едем. Дороги нет. Места знакомые мы покинули. Надо испросить. Вы сидите здесь, а я схожу. Может для дочки твоей найду одежду потеплее.
- Доброй ночи, - сказал с порога Еремей.
Следом за ним в небольшую комнату, отделенную от другой такой же дощатой стеной, ворвался неожиданный, как удар хлыста, и кусачий, как дворовый пес, зимний ветер. Последняя свеча в лампе жалобно изогнулась, но выдержала натиск. Чья-то шуба едва не повалилась с крючка, прибитого возле входа.
Хозяин, дремавший на своей руке, что-то пробурчал в ответ, не открывая глаз.
- Целовальник, а скажи-ка мне, пожалуйста, Лысовка то, в той стороне аль как? – указал он рукой, полагая, что в той стороне находится искомая деревня.
Хозяин вновь что-то буркнул сквозь сон.
- А ты, для чего туда скачешь?
- Что?
- Зачем ты, говорою, в Лысовку стремишься?
Это к Еремею обратился мужчина, сидящий подальше от света последней свечи, но кое-что Еремей все-таки разглядел в незнакомце. Жидкие темные волосы, осанка горбатого волка, руки, поджатые к груди, худоба и могильная бледность. Облик человека кричал о том, что ему доверять нельзя.
- А по делу, батюшка.
- По какому это делу?
- Не гневись, но говорить я об нем не могу.
- Тайное что ль?
- Ох, еще какое.
Глаза мужчины сверкнули в темноте.
- Я просто сам оттуда. Человек я там не последний. Так что можешь и мне доложить, коли дело такое тайное.
Еремей сделал шаг назад.
- А ты случайно не беглый, а? – спросил «не последний человек».
Еремей открыл дверь на улицу, и вновь впустил зиму внутрь. Последняя свеча погасла, погрузив комнату во мрак.
- А ну стой, – крикнул мужчина. – Держи его!
Еремей сдёрнул шубу с крючка, оставив на нем тонкую черную полоску, и выбежал прочь.
- Держи шубу, - сказал он брату, прыгая в телегу.
- Но откуда?
- После скажу, надо мчать отсюда. Пошли! – скомандовал он, и телега покатила дальше.
Как только изба скрылась за холмами, Еремей притормозил лошадей и они пошли спокойней.
- Так что там было? – спросил Гаврил.
- Мужик какой-то. Может господский, может дворовой. Кто ж его знает? Он как сказал, что я может быть беглый, так я шубу дернул да и выбежал оттуда.
- Как он прознал?
- А кто ж его знает. Прознал как-то. Ты как там, племяша? – спросил Еремей девочку, которая утонула в подаренной ей шубе вместе с братом. Девочка застенчиво засмеялась и зарылась поглубже в теплые меха.
- Вот и славно, - сказал Еремей, подмигнув девочке.
- И все-таки, как думаешь, кто он таков?
- Кто?
- Да тот, что тебя беглым назвал?
- Ну, имени я не спросил, ты уж извини. Хотя, - сказал Еремей, немного подумав, - он сказал, что человек в Лысовке не последний.
- Так а чего же ты деру дал, если мы к ним в Лысовку едем?
- А что человек из Лысовки будет делать ночью в кабаке в такой дали от деревни, а?
- Может нужда привела.
- Какая нужда? Люди там о нужде забыли.
- Ох, Еремей, а если это не так?
- Гаврила, доверься мне. Хуже нам там точно не будет. Иди подреми лучше. Потом сменишь меня, и я покимарю.
Так Гаврил и сделал. Он перебрался к семье, укутался в старые одежды потуже, и, поглядев на звездную россыпь над головой, уснул. Сменил он Еремея, когда стало светать. Когда же бледно серый диск светила, скрытый за суровым полотном облачного неба приблизился к зениту, он разбудил старшего брата.
- Ерем. Ерема.
- А? Чего?
- Гляди.
Дорога последнюю версту виляла меж холмами и вывела к лесу.
- Куда? На что?
- Вон там, - указал он пальцем. – Видишь?
- Лес как лес. Раз дорога ведет туда, то и езжай спокойно.
- Да нет. Вон под деревьями. Люди.
- Ну-ка подъедь.
- Да ты что?
- Подъедь, говорю. Никакой опричник или стрелец или приказчик не стал бы в такую погоду без кареты, или на худой конец саней, передвигаться, а эти вон, пешком идут. Наши это, родственные крестьянские души. Подъезжай.
