Круги в пустоте - Каплан Виталий Маркович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
В конюшне было мрачновато, солнце ведь уже успело закатиться, и даже горящий у дверей факел лишь подчеркивал сгущающиеся сумерки. Шуршала под ногами солома, кто-то шебуршился в ней — не то мыши, не то вездесущие клопы. Надо будет потом Уголька тщательно осмотреть, подумал Митька. Не покусали бы.
А легкий на помине Уголек заржал из дальнего стойла — узнал своего. Интересно, как он узнает — по шагам или по запаху?
Кстати, Уголек здесь был далеко не единственным постояльцем. Едва ли не десяток лошадей торчали в стойлах, скучно вздыхали, прикладываясь порой к кормушкам. Это что же, нежданный наплыв постояльцев? В глухой деревушке? Или это все хозяйские кони? А зачем ему столько? Причем ведь лошади-то не крестьянские, не унылые, широкие в кости тяжеловозы. Митька уже помаленьку научился разбираться в подобных вещах. Нет, кони подстать Угольку, высокие, поджарые. На таких кассары ездят. Или воины.
— Сейчас, малыш, — негромко шепнул он в темное пространство конюшни. — Сейчас я к тебе подойду.
Но не получилось. Серые тени неожиданно метнулись с боков, кто-то потный навалился сзади — и тут ослепительная боль затопила сознание. Казалось, на его затылок обрушилась дубина сказочного тролля, Митька мгновенно потерял дыхание, и даже вскрикнуть не получилось. Разом нахлынула тьма, закрутила в своей бешеной воронке, потащила куда-то в узкие, странные ходы. Мыслей не было — их раздавили, словно елочные игрушки наглым сапогом, и перед тем, как все растворилось в черной пустоте, мелькнуло лишь одно — может, теперь кассар не станет продавать Хьясси? Теперь-то зачем?
24
Людей не было — только голоса, гулкие, тяжелые, усиленные каменными сводами. Впрочем, об этом Митька лишь догадывался, в плотной тьме ничего не разглядишь. И ничего не понятно. Куда, зачем? Вот боль в стянутых грубой веревкой запястьях — это не требовало пояснений. И то, что ноги не достают пола, а руки вывернуты за спиной и мучительно ноют в суставах — тоже было печальной правдой. Это что же, на дыбу подвесили? Он дернулся и тут же охнул от нахлынувшей боли. Выходит, нельзя шевелиться. Чуть сдвинешься — и острая, одуряющая волна прокатывается по всему телу, от лопаток до коленей.
Первая мысль, не связанная с болью, была о том, что мнительный кассар все же оказался прав. Действительно, кому-то он, Митька, сильно нужен. Так нужен, что устроили засаду, притащили неизвестно куда, подвесили непонятно на чем… А самый главный вопрос — какого хрена?
Постепенно сквозь звон в ушах он стал различать слова. Хотя попробуй различи, если в голове будто молотком стучат по железной бочке. Попробуй среди лязга и скрежета разбери слова — пускай даже и такие громкие, такие давящие.
— Отвечай! Отвечай! Живее!
— Что отвечать-то? — с трудом разлепив разбитые губы, пробормотал Митька. Звуки нехотя, словно издыхающие тараканы, выползли изо рта. Выползли — и пропали в душной черноте.
— Как имя тебе?
— Ну, Митика… — он решил отвечать по-здешнему, растягивая гласные. В самом деле, как им еще отвечать? Фамилию, адрес и номер школы, может?
— Кто ты есть, Митика? — глухо прозвучало из тьмы.
— Это в каком смысле? — непроизвольно уточнил он.
Во тьме помолчали — наверное, удивились. Потом рявкнули уже куда более грозно:
— Отвечай, раб!
— Ну да, — скривился Митька, — раб и есть. Раб господина Харта-ла-Гира, кассара из Нариу-Лейома. У меня и на ошейнике написано… Чего вам еще надо? И вы сами кто? И вообще, снимите меня, мне больно. Я так вообще говорить отказываюсь!
Он решил подбавить наглости. Все равно ведь хуже не будет, зато что-то может проясниться.
— Занятный раб, — сзади точно песок просыпался, там кто-то зашелся мелким дребезжащим смехом. — Занятный раб у малыша Харта, ох, до чего ж занятный… Ну, продолжайте, продолжайте…
— Всегда ли ты был рабом? — прогремело под невидимыми сводами.
Митька насторожился. К чему бы это такие вопросы? И как, интересно, отвечать?
— Нет, не всегда. Раньше я жил… на севере, в общем. В поселке рыбацком… — Он замялся. Название поселка, когда-то подсказанное кассаром, напрочь выветрилось из мозгов. — Не помню… Напали на нас какие-то, дали мне по голове — и нифига не помню. Пришел в себя уже тут, в Олларе, и оказалось, я теперь раб. Меня называли северным варваром, — продолжил он уже совершенно честно. И впрямь, называли.
— Мьяргу нив лигао хин’дна ур таолага? — негромко вопросили сзади.
— Чего? — сплюнул в темноту Митька.
— Северный варвар, забывший родную речь, мьяргу, — вновь послышался смешок. — Зато прекрасно изучивший язык великого Оллара, всего-то за несколько лун… Бывает, бывает…
— Говори правду, падаль! — велели впереди. — Еще одно слово лжи, слетевшее с поганого твоего языка, и ты познакомишься с раскаленным железом.
— А еще можно отрезать то, что без всякой надобности болтается у него между ног… — задумчиво предложили сзади. И сейчас же послышался негромкий металлический лязг…
Митька непроизвольно дернулся — и вновь закусил губу от боли. Наверное, они все-таки пугают. Ну не может ведь это оказаться правдой? Хотя почему? А казнь родителей Хьясси? А муравьиная яма в городе? Предупреждал же кассар: «а иначе умрешь, и очень скоро». Вот и допрыгался. Но как, как им сказать правду? Ведь все равно не поверят, подумают, что издевается, и лишь сильнее станут мучить. А кстати, кассар-то где? Неужели его тоже поймали? И что, держат в такой же темнице и задают такие же вопросы? Не повредить бы ему своими ответами…
— Я вас не понимаю, — произнес он мрачно. — Не понимаю, про что спрашиваете. Вы говорите точнее.
— Куда уж точнее, — вздохнули сзади. — Итак, ты лжешь, мальчик. Рабом ты действительно сделался недавно, но раньше… нет, ты не из северных варваров… Ты совсем из других варваров… Очень, очень далеких… Можно сказать, ты человек не нашего Круга. Понимаешь меня?
— Нет, — честно признался Митька. — О чем это вы?
— Плохо. Ну ничего, сейчас тебе освежат память… Пятка! — велел он негромко.
Митька недоуменно уставился в непроницаемую черноту — и тут же взревел от дикой, ни с чем не сравнимой боли. Левую пятку окатило огненной волной, и волна эта поднималась все выше и выше, от нее перехватило дыхание, но сдержать хриплый вопль было совершенно невозможно.
— Вот что бывает с непослушными юнцами, оскверняющими себя ложью, — прокомментировали за спиной. — Впредь говори только правду.
Митька всхлипнул, изо всех сил пытаясь перебороть боль. Получалось плохо.
— Ты не из этого Круга? — вновь раздался громовой голос. — Не из этого мира?
— Да, — обессилено выдохнул он.
— Твое настоящее имя? Как звали тебя там?
— Дмитрий… — в горле у него булькало, глаза застилали слезы. — Дмитрий Самойлов.
— Кто перенес тебя сюда, в Оллар?
— Я не знаю…
— Не знаешь? — зловеще хмыкнули сзади, и Митька торопливо заговорил:
— Нет, ну я правда не знаю, как его зовут. Он пожилой, лысый, в плаще был. Посмотрел мне в глаза, а дальше… а дальше я уже здесь.
— Может, тебе еще освежить память? — поинтересовались из тьмы, и Митька перепугано взвыл:
— Не надо! Пожалуйста, не надо! Я и правда больше ничего не знаю…
Он задохнулся, полный липкого ужаса и вместе с тем стыда, презрения к себе — трусливому, голому, орущему… Даже когда его пороли — он и то не унижался мольбами. А тут… Но сопротивляться ведь было совершенно немыслимо, все равно что ломать об коленку здоровенное бревно. С такой болью не шутят и не спорят, это тебе не гибкий прутик… Тут душа уходит не то что в пятки, а куда-то еще ниже. Вообще уходит, и остается лишь вопящее тело — способное, правда, отвечать на заданные вопросы.
— И нравится ли тебе здесь, в Олларе? — вновь прокатилось над сводами.
— Нет! — откровенно выкрикнул Митька. — Не нравится!
— Хочешь домой? — невидимо улыбнулся тот, что был сзади. — А кто предлагал тебе возвращение?
— Никто! — быстро отозвался Митька. — Я думал, может быть, какого-нибудь мага попросить, только где ж мне мага-то найти?
