Круги в пустоте - Каплан Виталий Маркович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Потом кассар отбросил измочаленный прут и велел Хьясси отправляться на старую стоянку, за оставленными там пожитками. Всхлипывая, пацан убрел в травяные дебри.
— Не смейте больше его бить! — твердо произнес Митька, разбив наконец молчание. — Я вам не позволю! Он же маленький!
Харт-ла-Гир повернул к нему усталое лицо.
— Можно подумать, ты мне хозяин. Не позволишь? Да кто тебя спрашивать будет?
— Будете его бить — я убегу. Или убью себя, — сумрачно пообещал Митька.
— Не убежишь и не убьешься, — спокойно возразил кассар. — Теперь тебе есть что терять, теперь ты уже о многом знаешь. Ну как, пожертвуешь ли возвращением домой ради вот этой своей минутной прихоти?
Митька отвернулся.
— Это не прихоть, — вздохнул он, глядя на траву. — Ну нельзя же так! Почему вы тут все такие жестокие?
— А что, — удивился Харт-ла-Гир, — ваш Круг менее жесток? Только ответь честно.
Митька промолчал. Крыть и впрямь было нечем. Сталин, Гитлер, Афган и Чечня, взрывы, бандиты, маньяки, небоскребы, олигархи там всякие, да и попросту — гопота, отморозки… Измайловский парк, и сам он, отламывающий гибкую березовую ветку… Блин…
— Ну и все равно… Мы хоть понимаем, что так нельзя, а здесь у вас вообще один беспредел, — тоскливо отозвался он, упорно глядя вниз.
— Беспредел? — хмыкнул кассар. — Интересное ты слово придумал… А знаешь ли, что на моем месте сделал бы любой другой, услыхав из уст раба хулу на Высоких Господ?
— Ну и что, благодарить вас, что ли? — сплюнул под ноги Митька. — Все равно это жестокость, а больше или меньше — не такая уж и разница. Вот побывали бы вы в его шкуре… И вообще, если вам приятно его бить, лучше меня бейте, а его не трогайте.
Кассар тяжело повернулся к нему, задумчиво оглядел с ног до головы.
— Мне никого не хочется бить, — наконец сказал он сухо, — но есть вещи, которые спускать нельзя. Никому. А кроме того, Митика, не накажи я этого ребенка — и у него тотчас бы возникли совершенно ненужные вопросы. Ибо это было бы более чем странным. Как же ты до сих пор не можешь понять?
— Да вот, значит, такой я тормоз, — упрямо ответил Митька. — Но я вас предупредил. Если еще раз его отлупите — я ему все расскажу, и про себя, и про вас…
— Тогда мне придется его убить, — просто сказал кассар. — А этого так не хочется делать…
23
И вновь была ночь — тихая, бескрайняя как степь. Все так же холодно поблескивали огромные чужие звезды, все так же заунывно трещали кузнечики. Иногда прокатывался по верхушкам трав осторожный ветерок, порой где-то вдали слышался сдавленный писк — видать, охотился кто-то мелкий, уменьшая поголовье здешних сусликов.
Все было точно как вчера, и как позавчера, и… Митька уже потерял счет этому бесконечному и бессмысленному странствию по степи на какой-то нереальный «север». Умом-то он понимал, что не прошло и месяца, но то умом… Вспыхнувшая недавно надежда на возвращение никуда не делась, но свет ее ощутимо уменьшился, притаился. Так, маленькая тревожная звездочка на краю неба.
В самом деле, как оно еще повернется? Пускай кассар сказал правду, но не может же он предвидеть все. Мало ли как там сложится в замке Айн-Лиуси. Недаром же он с такой неохотой говорил про тамошнего князя, «ла-мау». Дословно получается «великий блеск». Посерединке между просто «ла», обычными кассарами, и государевой кровью, «ла-мош», «вышним блеском». Интересно, чем этот Диу-ла-мау-Тмер блистает? Похоже, Харту-ла-Гиру он не слишком нравится, недаром же звучали всякие туманные намеки… «Так вот, это — намек». Почему-то вспомнился отец, в тот последний вечер — декабрьский, вьюжный, когда снежные хлопья, казалось, хотели прогрызть стекла в оконных рамах. У туго набитого рюкзака надорвалась лямка, и он придерживал ее рукой. И никто ничего не говорил, все слова они с мамой друг другу уже выкричали за последний год. Отец, стоя на пороге, взъерошил Митьке волосы, ненастоящим голосом прошептал: «Ничего, Митек, это все утрясется, это временно». И не хлопнул дверью — аккуратно потянул ее за собой, язычок замка на мгновенье помедлил, задумался — и щелкнул, отделяя «до» от «после». Мама к двери вообще не вышла, у нее подгорали блины.
Не утряслось. За пять лет ничего не утряслось. Отец не звонил, не встречал у школы. Алименты он слал, этого мама не скрывала. Но больше не произносила ни слова, хотя ей точно был известен новый телефон отца. Митьку не раз подмывало стащить ее записную книжку, но всякий раз что-то останавливало. То совесть грызлась, то в дверь звонили…
Митька повернулся на другой бок. Все было тихо. Пыхтел дремлющий Уголек, поскуливал во сне избитый Хьясси, а кассар… А кассара не оказалось. Может, отлить пошел? А зачем далеко ходить? Кого стесняться-то?
Нет, это уже становилось интересно. Митька осторожно поднялся, оправил смятое млоэ, прислушался. Так… травы не в счет, и звон кузнечиков не в счет, а вот еле различимый шепот… Он сделал несколько шагов в сторону, аккуратно раздвигая высоченные стебли.
Так и есть. Кассар обнаружился на небольшой прогалине, возле невесть кем и когда сложенной горки камней. Сидел на корточках, держал на вытянутой ладони… Нет, сейчас Митька понимал, что никакой это не мобильник, обыкновенный булыжник. Но кассар, странно оцепенев, тихо шептал губами в темное пространство:
— Ах, вот как? И что же, безопасно? Не поступало предписание? Ладно, не обсуждается. Нет, недалеко, уже к вечеру завтра сможем, еще до захода. И сколько там ждать? Ну, это еще ничего… А вот об этом раньше бы подумали, когда мы тут без воды загибались. Да все уже, все… А Наставнику сообщили? Короче, я все равно оттуда с ним свяжусь… Ладно, я все понял, кончаем…
Как ни пытался Митька ускользнуть бесшумно, а не получилось. Кассар, только что сидевший неподвижно, как мраморное изваяние, вдруг взвился черной молнией в воздух, мгновенно оказался рядом, больно сжал руку чуть повыше локтя.
— Подслушивал?
Митька попытался сбросить его пальцы, но с тем же успехом можно было сгибать стальной лом.
— И ничего я не подслушивал, — уныло огрызнулся он, избегая глядеть кассару в глаза. — Что, уже и поссать нельзя сходить?
— Уши бы тебе надрать, — грустно произнес Харт-ла-Гир, — да, боюсь, этого разбудим… В общем, все что услышал, забудь и никому не рассказывай.
— Что именно забыть? — осведомился Митька.
— Все забыть, — сдавив его локоть еще больнее, пояснил кассар. — А помнить надо только, что завтра к вечеру мы придем в деревню Тиула-Мено, и там остановимся на постоялом двое.
— И не схватят? — хмыкнул Митька.
— И не схватят, — кивнул кассар. — Не добрался туда государев гонец. Подстрелили его в пути… наши товарищи. Зато там нас встретят люди великого кассара, Диу-ла-мау-Тмера, и проводят в замок. Ты все понял?
— Да понял я, понял, — хмуро пробубнил Митька. — Руку отпустите, болит.
— Воину надо молчаливо терпеть боль, — ядовито заметил кассар, но пальцы отпустил.
— Я не воин, — Митька сумрачно принялся растирать сдавленный локоть. — Я же раб…
— Это уже недолго, — кассар положил ему тяжелую ладонь на плечо. — А что касается воина… Сейчас идет такая война, что в кустах не отсидишься. Сейчас все становятся воинами… с той ли, с этой ли стороны… даже такие мелкие, как этот заморыш Хьясси. Да, кстати, о Хьясси. Завтра, когда мы придем в деревню, я его продам. Не кричи и не возмущайся. Так надо. Мы не можем взять его с собой в замок великого кассара. Ни в коем случае. Я же тебе говорил… У самого жестокого хозяина ему будет несравненно лучше, чем в замке.
— А почему его тогда просто не отпустить? — раздраженно спросил Митька. — Пускай идет куда хочет.
— Он погибнет, Митика, — вздохнул Харт-ла-Гир. — Один в степи он погибнет, и очень скоро. Единственное средство спасти мальчишку — это продать какому-нибудь зажиточному земледельцу. По крайней мере, не помрет с голоду, а если ему хватит ума не болтать про своего бога — не казнят по государеву указу. Так что перетерпит немножко… А ему, кстати, недолго терпеть. Месяц, два — и тут будут войска Сарграма, то есть единянские полчища. Тогда уж единоверцы примут его, устроят его судьбу. Они своих всегда выкупают, этого не отнять… Но пока ему придется переждать, затаившись. Я говорю это тебе заранее, чтобы завтра ты не устраивал скандала. Хотя туда и не дошло предписание, но слухами-то земля полнится… стоит тебе обратить на нас внимание, и все пропало… слуги великого кассара, и те нас не выручат. Ты понял?
