Восхождение тени - Уильямс Тэд (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
– А кто может стать для молодой леди лучшим спутником, чем наш славный принц? – кивнул Доломит. – Позор нам за то, что не узнали вас, принц Энеас.
– А я должен был дать вам себя узнать незамедлительно, верховный хранитель Доломит, но я рад, что мы наконец встретились. Я слышал о вас довольно хорошего, и от людей, которым доверяю.
– Ваше высочество чересчур любезны, – Доломит, казалось, сейчас от гордости раздуется и закурлыкает, как лягушка в весеннем ручье.
Бриони наконец, впервые за весь разговор, свободно выдохнула. Несмотря на ошибки, это препятствие они преодолели.
– Не стану долее тратить зря ваше время, верховный хранитель, – произнесла она. – Вот о чём я пришла попросить. Пожалуйста, покажите мне ваш самый старинный барабан.
– Барабан? – улыбка Доломита таяла на глазах, уступая место неподдельному удивлению и растерянности. – Наш старинный… барабан?
– Это всё, что я знаю. Мне наказала… некая важная персона – попросить об этом.
Тишину снова развеяли шёпот и бормотание переговаривающихся между собой калликан, включая и сидевших в первом ряду, и по общему тону голосов становилось понятно, что они просто сбиты с толку. Внезапно сухонький морщинистый старичок рядом с главой хранителей начал возбуждённо и суетливо перебирать пальцами.
– Ох, чтоб меня эскарпировало, что мне только пришло в голову, – начал он и так сдвинул брови, что его лицо скукожилось и почти исчезло за бородой. – Но нет, это ж глупость!.. Это ж не может… Или может?
– Во имя Старейшего из Старейших! – рявкнул Доломит. – Уж будь так добр, Церуссит, поделись с нами своей догадкой!
– Просто… я тут подумал… – старый калликанин ещё быстрее засучил пальцами у своего лица, отчего стал похож на речную ильную рыбу; потом заметил, что делает, и остановился. – Это… возможно, она имеет в виду… этот барабан… может, это… гулкамень?
При этих словах затихли последние шепотки и в зале воцарилась полная тишина. На Бриони обратились изумлённые взгляды всех собравшихся.
«Даже богов я могу довести до отчаянья, – мелькнуло у неё в голове. – И что я сделала не так на сей раз?»
Терон Пилигрим с удовлетворением отметил, что дни становятся всё длиннее: даже спустя часы после вечерней трапезы солнце, висевшее в холмах за рекой, оставалось ещё достаточно высоко в небе, окрашивая всю долину Пеллоса в медно-рыжий. Это отлично сочеталось с его планами дойти до Покрова Онсилпии, наиболее важного места паломничества на севере, задолго до начала Празднества Покаяния в день Средины лета – и означало, что его клиенты останутся довольны. Он водил караваны паломников с юности, но до сих пор, несмотря на весь его опыт, обстоятельства могли застать Терона врасплох. Поэтому-то он повёл своих пилигримов далеко к югу от бухты Бренна. Ему вовсе не хотелось связываться с тем безумием, которое, как он слышал, творится в Южном Пределе, осаждённом армией фаэри, – а тамошнюю королевскую семью и вовсе будто ветром развеяло.
Караванщик только закончил ревизию фуража вместе с Авиделем, своим учеником, когда появился мальчишка калеки и объявил:
– Он хочет поговорить с вами.
Терон ругнулся себе под нос и огляделся, высматривая одетую в рубище зловещую фигуру нищего.
«Нет, – поправил он сам себя, – нельзя вот так запросто обзывать нищим человека, заплатившего тебе целый золотой дельфин за то, чтобы пройти с твоим караваном всего лишь часть пути». Паломник последовал за мальчиком к низкому холму, где, отойдя подальше от всех остальных, стоял, ожидая, калека. Мужчина в капюшоне, надвинутом на потемневшее, замотанное бинтами лицо, которое караванщику так и не удалось разглядеть толком, не выказывал ни малейшего интереса к своим попутчикам – разве что делил с ними тепло костра и пищу, которую все ели из общего котла. Он общался только через мальчишку, и то нечасто, – так что эта просьба о разговоре удивила Терона. Калека, судя по всему, созерцал раскинувшуюся впереди за холмами широкую ленту Пеллоса; вдалеке вол, отсюда казавшийся не больше муравья, ползущего по ветке, тащил баржу вдоль берега реки, а позади, на излучине, покачивались на воде несколько лодчонок – сильверсайдские рыбаки вытаскивали свои сети.
– Приятный вечерок, а? – приблизясь, начал Терон. Ему не терпелось уже закутаться в своё одеяло и воздать должное фляжке вина, припрятанной в дорожном сундучке. Не то чтоб другие путники осудили его за такое, но зато спрятанным не приходится делиться. Ему негде будет наполнить фляжку заново, пока они не доберутся до Покрова Онсилпии, а до него ещё столько дней пути.
Человек в капюшоне взмахом обмотанной бинтами руки подал знак, и мальчик-слуга привстал на цыпочки, слушая его бормотание, а потом спросил:
– Далеко отсюда до Южного Предела?
Паломник нахмурился.
– До Южного Предела? Дней с десяток, если скакать с утра до вечера. А для такой группы, как наша – ну, что-то около месяца. Но, конечно, мы к нему и близко не подойдём.
Сгорбившийся мужчина снова что-то пробормотал, мальчик прислушался и передал Терону:
– Он хочет, чтобы вы отвели его туда.
– Что? – Терон хохотнул. – Я думал, твой хозяин недужен только телом, а не разумом, но вижу, что ошибался! Мы говорили об этом, когда он только присоединился к нам у Онира Плессоса. Этот караван не идёт ни в Южный предел, ни даже в места, с ним граничащие. Собственно, ближе, чем сейчас, мы к нему не подойдём, – он развёл руками. – Если твой господин хочет отправиться туда сам, я, конечно, не буду его останавливать. Я даже помолюсь за него, и ведают боги – он будет нуждаться в их помощи, как и ты, парень. Земли меж нами и Южным пределом кишат не только обычными грабителями и разбойниками, но и кое-кем похуже – и гораздо, – он наклонился к мальчику. – Там гоблины, говорят. Эльфы и боглы. Те, кто украдёт не только твои денежки, но и самую твою душу.
Терон выпрямился.
– Так что если впридачу к деньгам у него имеется и здравый рассудок, он пойдёт с нами до Покрова. Я знаю, что твой господин не болтает про свою беду, но я о ней догадываюсь. Передай ему, что там есть приют для прокажённых, где больных опекают с большой добротой.
Мальчик опять выслушал всё, что долго шептали ему из-под капюшона, и повернулся к Терону:
– Он говорит, что никакая это не проказа. Он был мёртв. Боги вернули его обратно. Это не болезнь, он говорит.
Терон начал делать отвращающий зло знак, потом вспомнил, кто он есть, и сотворил вместо этого тригонатское знамение.
– Что он брешет? Мёртвые не возвращаются. Разве что Сиротка, да и то он был богоизбранным.
Караванщик и мальчишка оба ждали, что человек в капюшоне что-нибудь скажет, но он молчал, продолжая глядеть вдаль на тонущую в сумерках долину и тускло-серебристую ленту Пеллоса.
– Что ж, я не могу стоять тут вечно, – сказал наконец Пилигрим. – В общем, приятно было с вами побеседовать, – добавил он, вспомнив о крайне щедрой оплате, полученной от путника. – Если вы ещё не отведали рагу из тушёной репы, рекомендую. Там на дне есть несколько кусков баранины – не копайтесь слишком рьяно, и никто не заметит. Но мне пора. Ещё много дел.
К примеру, вспомнил он вдруг, выудить из дорожного сундучка фляжку с вином. Мысль об этом приятно согревала… Может, он уже не так благочестив, как был когда-то, но всё ещё делает богоугодное дело. Вне сомнений, всевышние взирают на него благосклонно – вне сомнений, они желают только добра Терону-пилигриму, сыну Лукоса-горшечника. Глядите, как они уже возвысили его!
Калека вытащил что-то из-под плаща и держал, вытянув дрожащую перебинтованную руку, похожую на дубинку, пока мальчик не принял у него эту вещь. Получив указания – снова шёпотом – мальчик передал её Терону.
– Он говорит, это всё, что у него осталось. Вы можете взять всё.
Терон на миг непонимающе уставился на чумазую мордашку, а потом взял поданный предмет. Это оказался мешочек. Он был тяжёлый, но к тому времени, как содержимое высыпалось к нему в ладонь, рука караванщика дрожала не под весом, а от внезапного понимания, что он сейчас увидит. Золотые монеты. Не меньше дюжины. И серебро с медью – ещё на два или три дельфина. Он потрясённо поднял глаза, но калека снова молча глядел на долину, как будто это не он только что отдал Терону сумму, способную превратить того из уверенного в завтрашнем дне, но трудящегося не покладая рук караванщика в праздного господина, живущего в собственном доме на своей земле, с домашним скотом и несколькими слугами.
