Летняя практика - Демина Карина (книги бесплатно без TXT) 📗
— Кирей… что это деется?
— Он забрал мою силу. — Лойко разглядывал дракона спокойно, будто бы видывал этакое диво прежде, да не раз. — Это логично… когда-то его кровь разлилась по поляне. А в крови — и магия древнего мира, которая отозвалась на заклятие. И отчасти благодаря ей я ожил. Не будь дракона, вряд ли бы у матушки что получилось… ко всему, это объясняет, куда уходили силы. Каждое жертвоприношение мы делили…
Меж тем тварюка уже выбралась целиком.
Терем царский? В терем меня не звали, но мыслею, что она и поболей терема будет, небось крылом этаким половину столицы накрыть можно.
— Поэтому и получал я крупицы силы… а теперь, когда Зослава ее выпустила, вся сила ушла дракону. А потом ты и огня добавил предвечного…
— …В котором драконы были рождены, — пробормотал Кирей.
— Вот он и ожил…
И оба замолчали, не знаючи, чего дальше-то делать.
А тварюка крутанулась и, вытащивши из земли хвост, длиннючий, костяной, к нам повернулась. Ох, мнится мне, только упрямствие мое, бабкой клятое не единожды, не дозволило мне сомлеть. Я глядела в алые драконьи очи и… и видела пламя.
Первозданное.
Яркое.
Рожденное дивною горою, которая стояла где-то на краю мира, и в ней всегда кипела земная плоть. А уж в ней-то, в жару, для иного живого существа невыносимом, грелись каменные драконьи яйца. В них еще теплились искры жизни, но пламени было мало.
Магия иссякала.
Дракон знал: виноваты люди. Они пришли в мир последними, балованными детьми, которым дозволяется куда больше, чем прочим. Они заполонили этот мир, множась с воистину огромной скоростью, и еще робкие вчера, полные почтения и восхищения пред теми, кому было дано явиться на свет раньше, люди осмелели.
Построили деревеньки.
А затем и каменные города, в которых было тесно и грязно. И, закрывшись от мира, этот мир взялись изничтожать. Первыми ушли сиддху, обитавшие в холмах. Эти воевать не любили, но просто одного дня открыли тропу, благо хватало еще сил, ибо звучала в воздухе и в земле песня великой Матери.
Люди называли эхо ее магией.
И, отбросив всякое почтение, брали силу. Тянули. Сперва чтобы защитить себя, и это было понятно.
Согреть.
Добыть еду… но мало, всегда им было мало… и вот уж те, кого коснулось благословение Матери, нарекли себя магами и, в гордыне своей забыв, что нельзя брать, не отдавая взамен, кинулись искать источники.
И вычерпывать до дна, переполняясь божественной силой. Но хуже того, они извращали саму суть Божественной песни и, меняя мир, изменяли и магию, делая ее непригодной для прочих.
Первым погас источник на Соленом море. Мертвое, оно дышало особой силой, которой хватало, чтобы гнездовье на горах, окружавших море, дало жизнь сотням и сотням драконов.
Но пришли люди.
И выстроили свой город на просоленном белом берегу. И в городе этом завелись маги, которые загнали магию в железные трубы, пустили по каменным жилам города. Она очищала соленую воду, делая ее пригодной для питья, и наполняла дома светом.
Она защищала город от злых ветров.
И песчаных бурь.
Она продлевала жизнь людям и избавляла их, таких слабых, никчемных, от болезней. И если сперва люди брали немного, то, осмелевши, они захватили весь источник. И когда пришли драконы, обратили силу источника против них.
Так началась война.
Так погибло крупнейшее гнездовье, но и город не уцелел… так остальные драконы узнали, что мир вот-вот необратимо изменится. И попытались остановить перемены.
Я видела пламя.
Всепожирающее, синее, способное расплавить камень. Я видела, как оплывают городские стены и люди становятся пеплом, как течет земля, а воздух загорается сам собой… и видела, как небеса темнеют от драконьих крыл… и как падают драконы, подбитые зачарованными стрелами, как летят они в огромные смоляные ямы, где и задыхаются, и сгорают в своем же огне.
Видела, как карабкаются на вершины гор люди-муравьи, несут на спинах своих сосуды с ядом… и как гибнут, отравляя все вокруг. Бледный этот яд смертелен и для драконов.
Тускнеет чешуя молодых самок.
И самцы теряют способность подниматься в небо. Скорлупа яиц становится тонкой, а из тех, что уже вызрели, на свет появляются уродцы.
И крик драконий сотрясает небеса.
Мать великая, что же не остановишь ты детей своих?
И вновь пылают города… и выступают из них люди, измененные силой источника, они сами суть магия. И всякое оружие в руках их, таких крохотных, но способных выдержать ярость пламени, становится смертью.
Он был последним из славного некогда рода. Он видел зарю мира. И помнил еще дни, когда небеса пылали, а море было едино и спиной гигантской черепахи вставала из него суша.
Помнил белые пустыни.
И горы гребнями спин драконов-предтечи.
Первый полет и страх, что не выдержат небеса. И пьянящую радость, подаренную крылами.
Зов.
И танец на алом закате. Песнь той, что была ослепительно прекрасна… погоню и ее клыки, вспоровшие чешую, чтобы оставить метку. Она, Бронзовокрылая, была ревнива, словно истинное пламя.
Гнездо на уступе.
Первое яйцо.
Каменномордых виттр, которые повадились таскать яйца… и бой… и победу… и первого малыша, такого смешного, крохотного, словно ящерка. Бронзовокрылая носила его в пасти и грела жаром своим.
Они поставили на крыло троих.
Еще пять яиц оказались пустыми, а последнее… последнее стоило ей жизни. Верней, она сама отдала ее легко, как отдавала камням постаревшую шкуру. Но и ее живого огня оказалось недостаточно, а он, едва не ступивший за грань от горя, поклялся, что не допустит, чтобы эта жертва оказалась пустой.
Он нашел вулкан.
И почти живой источник в глубинах его. Он позвал к нему всех, кто еще остался… немногие… люди оказались страшнее виттр и северных ветров… он привел свой народ, обездоленный, почти лишенный надежды. И спрятал то драгоценное, что еще оставалось у драконов, в магме.
И спустился, чтобы поделиться с ослабевшим источником силой, но…
…встретил того человека.
Дракон не собирался трогать его, измененного силой, слишком слаб был, слишком… думал об ином. Но человек не захотел отпускать добычу. И бой этот неравный закончился смертью обоих. Человек стал пеплом, а дракон, пораженный ядом, сделал единственное, что в его силах, — ушел.
Он летел, пока держали крылья.
Прочь от источника, который ныне отравил бы… куда… не важно, на край мира, за край… он надеялся, что рухнет в море, но море закончилось, но начался холод, и холод этот добил.
Он умер зимой.
И все одно, умирая, желал жить. И это желание позволило вернуться.
ГЛАВА 36
Где война воюется
Фрол Аксютович и вправду лютовал.
И небо почернело, что от крыл вороньих, что от заклятий. Затряслась земля, поползла многими трещинами, из которых перло нечто темное, жуткое.
— Архип, щиты!
— Я со щитами справлюсь. — Люциана Береславовна легонько встряхнула руками, пальцами пошевелила, и перстенечки на них засияли. — Вы тут… подчистите… а то как-то… неприятно смотреть на этакое. Арей, будь добр…
Арей кивнул.
Будет.
Добр.
А после, если живым останется… он верил, что останется, что не для того он прошел огонь с водой, чтобы вот так бездарно помереть в безымянной деревне. И пусть вновь сие гордыня его вернулась, потому как многие помирали и бездарно, и в безымянных деревнях, в лесах аль на лугах неприметных, да могилы их зарастали вьюнком и травой, но не он.
У него есть ради чего жить.
Книга?
Пусть ее Архип забирает, ему видней, что с нею делать. И решение это далось неожиданно легко, будто отпустили Арея.
Руки сами сплели первый из символов в ряду поддержки.
— Стань поближе, — поморщилась Люциана Береславовна и, на прочих оглянувшись, велела: — Стройте кольцо…
— Они в сцепке не работали.
— Вот и попробуют. Арей, ты за старшего… возьми троих, больше не потянешь. Девушку вот, у нее дар сильный…
