Восхождение самозваного принца - Сальваторе Роберт Энтони (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Эйдриан продолжал уклоняться, отражать удары и наступать. Он вновь пожал плечами, но на этот раз его жест означал совсем другое. Если бехренцу требуются безусловные доказательства превосходства би'нелле дасада над его способом ведения боя — что ж, он их получит. Юноша сосредоточил внимание на вращении меча противника.
Едва бехренец отступил, Эйдриан сделал резкий выпад и нанес удар.
Еще отступление — и снова удар.
В третий раз рейнджер понял, что ударил уже по инерции, сделав неосознанный выпад.
Чежу-лей продолжал сопротивляться, но Эйдриан отскочил подальше, поднял вверх свой меч и объявил:
— Ты побежден.
На лице аббата Олина застыло неподдельное изумление. Юноша совершал выпады с такой скоростью, что старику казалось, что отступающий Эйдриан безуспешно пытается перейти в наступление.
Чежу-лей тоже был немало изумлен, хотя для него цель атак рейнджера стала очевидной прежде, чем из трех глубоких ран на его груди полилась кровь.
Бехренец с виноватым видом посмотрел на Олина, затем опустился на колени.
Старый аббат вскрикнул и суетливо забегал по двору, требуя подать ему камень души, но Эйдриан просто отодвинул его с дороги и подошел к поверженному противнику.
— Ты — достойный противник, — сказал он бехренцу, смотревшему на него с нескрываемым уважением.
— Ну что, удовлетворил свою мальчишескую гордость? — набросилась на него Садья.
Наверное, маленькая певица имела возможность наблюдать за происходящим во дворике Олина. Во всяком случае, она была прекрасно осведомлена о поединке. Юноша прошел мимо нее, слегка кивнув, однако Садья, как он и ожидал, пошла следом.
Эйдриан торжествующе улыбался.
— Ты отрицаешь, что это было опасно? — спросила певица, забегая вперед и преграждая ему путь. — Бехренец мог тебя убить. И что было бы тогда со всеми нашими замыслами?
— Думаю, если бы я оказался убитым, меня бы эти замыслы уже вряд ли сильно волновали, — ответил Эйдриан, продолжая улыбаться.
Садья покачала головой и вздохнула.
— А этот чежу-лей… — начала она.
— Жив, хотя и получил несколько ран. Думаю, что его гордость пострадала сильнее, чем тело, — заверил ее юноша, показывая камень души, которым врачевал раны своего недавнего противника.
— Аббат Олин сомневался во мне, как сомневался в достоинствах «Урагана», — продолжал он.
— А ты не в состоянии переносить его замечаний? — с сарказмом в голосе спросила певица.
— Неужели ты не понимаешь всю важность роли, которую играет Олин? — удивленно спросил Эйдриан. — Он больше нас троих делал и делает для создания армии. Он снарядил корабли для плавания к Пиманиникуиту. В круг его забот входит и флот, который нам понадобится, чтобы следить за южным побережьем. Влияние старика внутри церкви также нельзя сбрасывать со счетов. Без него мы не имели бы там опоры, как без меня у вас не было бы шансов занять престол. Не забывай, что без Олина никто в нынешней церкви не принял бы всерьез замыслы Маркало Де'Уннеро.
— Кстати, он уже вернулся в Энтел, — сообщила Садья.
По тому, каким тоном это было сказано, юноша понял, что она вовсе не рада неожиданному возвращению Де'Уннеро. И вновь у него шевельнулись подозрения, что эта чувственная и страстная женщина думает о нем не только как об одном из участников их замысла. Скорее всего, ее мысли простираются гораздо дальше.
— Он ведь собирался вернуться только через месяц, — заметил Эйдриан.
— Снова тигр, — вздохнула певица. — Зверь требует, чтобы его выпустили наружу. Де'Уннеро не может долго обходиться без тебя. Ведь больше никто не способен сдерживать находящегося внутри него тигра. Вот тебе еще одна причина, почему сражение с чежу-леем было с твоей стороны совершенно неоправданным риском.
— Зато оно доставило мне удовольствие, — возразил юный рейнджер, получив в ответ недовольный взгляд Садьи.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что меня особенно заботит Де'Уннеро. Ни он, ни кто-либо другой или что-либо другое не заботят меня больше, чем этого требуют мои замыслы, — перестав улыбаться, холодно произнес Эйдриан.
Произнося эти слова, он внимательно взглянул на маленькую певицу и заметил, как ее лицо на мгновение исказила гримаса.
Юноша решил исправить положение и простодушно рассмеялся.
— Аббат Олин сомневался во мне, — повторил он. — А мы не должны сомневаться друг в друге, если хотим достичь того, чего мы все так жаждем. Теперь я пользуюсь полным доверием старика, и это немаловажно. Да, риск стоил того, хотя на самом деле никакого риска там не было.
— Не стоит легкомысленно относиться к чежу-лею, — нахмурив брови, сказала Садья.
— Если бы он одолел меня силой меча — в чем я, правда, сильно сомневаюсь, — я бы уничтожил его силой магических самоцветов еще раньше, чем он попытался бы нанести завершающий удар, — уверенно заявил Эйдриан. — Думаешь, я не догадывался о мастерстве бехренца? Это как раз ты недооцениваешь меня, мое желание достичь тех высот, которыми вы с Де'Уннеро начали дразнить меня вскоре после нашей встречи. Можешь мне верить, в этих замыслах нет ничего, о чем бы я не мечтал еще до того, как повстречался с вами. Я непременно их достигну.
— Достигнешь чего?
— Высот, о которых вы оба даже не подозреваете.
— А есть ли в твоих великих замыслах место для Садьи? — неожиданно спросила женщина.
Эйдриан многообещающе улыбнулся. Пока это было его единственным ответом маленькой певице.
ГЛАВА 27
ЛОЖЬ И ПРАВДА
Проходя по длинной, окаймленной с обеих сторон цветами аллее, ведущей к воротам Урсальского замка, они неизменно ловили на себе недоуменные взгляды встречавшихся им на пути.
Роджера He-Запрешь это не слишком-то волновало. Он давно привык, что его появление непременно обращало на себя внимание: одни, видя его, недовольно морщились, другие разевали рты, а кое-кто останавливался и застывал в неподдельном изумлении. В детстве Роджер заболел лихорадкой, унесшей жизни всех его родственников. Он сам тоже несколько раз оказывался на грани смерти, но сумел выжить. Однако лихорадка все же взяла с него свою жестокую дань — мальчишка перестал расти, и сейчас рост Роджера едва превышал пять футов. Другой отметиной перенесенного недуга стала неимоверная худоба, отчего глаза, уши, нос и рот казались слишком большими для его почти детского лица. Самое обидное, что мало кто принимал Роджера всерьез. Всю свою жизнь он оставался, что называется, «ни пришей ни пристегни», и немало страдал от этого.
Впрочем, не всех обитателей Урсальского замка интересовал Роджер. Многим, особенно женщинам, не давала покоя его супруга, Дейнси.
Она шла рядом с ним, гордо вскинув голову, но Роджер чувствовал, что за внешней невозмутимостью жены скрыта душевная боль. Простолюдинка, выросшая в той части Палмариса, где всегда надо держать ухо востро, Дейнси оставалась цела благодаря своей смекалке, а порою — умению ловко запустить в обидчика тем, что под руку попадется. В свое время Дейнси довелось и отбиваться от здоровенного громилы, и неделями прятаться от солдат и монахов, приспешников Маркворта, в сыром и темном подвале. Все это научило женщину немалой стойкости. Даже заболев розовой чумой, она страдала тихо и молча.
Здесь, при дворе, умели изводить тонко и исподтишка; в чем-то это было даже страшнее розовой чумы.
Знать взирала на Роджера и Дейнси так, как смотрят на грязного шелудивого пса, неожиданно забежавшего в комнату и прыгнувшего на обеденный стол. Губы придворных не осмеливались произнести слово «простолюдины», зато глаза их, совершенно не скрывая, кричали об этом.
Что ж, на самом деле так оно и было, и Роджер это знал. Невзирая на положение, которое он и Дейнси занимали теперь в Палмарисе, они действительно были простолюдинами. Джилсепони одарила их богатой одеждой, но они даже не знали, как ее правильно носить. В этих нарядах они еще больше чувствовали себя не на месте.
