Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Дело еще хуже. Шепотки во снах, голоса из нефритового моря. Они ищут его. Он странником прошел меж ними; он проник в зеленую темницу — такое не удавалось еще никому. Они молились ему, просили вернуться. Зачем? Чего они хотят?
Нет, он не хочет знать ответов. Он готов вернуть проклятый дар нефрита, чуждую силу. Он хочет бросить его обратно в Бездну и забыть.
Такое упорство, такое повторение удерживает от безумия и смерти. Если мучения можно считать жизнью. "Тону, я тону, и все же… проклятые кошачьи дары, обострение чувств, столь сладких, столь сильных… я ощущаю их соблазн. Они ведут назад, в мир мгновений".
Солнце вскарабкивалось на небо, восток покраснел, как только что извлеченное из горнила лезвие меча. Он созерцал сияние, разгоняющее тьму, и удивлялся наполнившему спокойный воздух чувству неминуемости.
Из груды одеял, в которые укуталась Сциллара, послышалось ворчание: — Что за блаженный яд…
Геборик подпрыгнул, вдохнул и медленно выдохнул. — Какой блаженный яд, Сциллара?
Последовало новое ворчание — она пыталась сесть. — Голова болит, старик. Спина, бедра. Везде. Не могу уснуть, как ни лягу — неудобно. И писаю каждый миг. Ужасно. Боги, почему женщины делают это? Снова, и снова, и снова. Они все безумны?
— Тебе лучше знать. Но скажу — мужчины не менее странны. Нелепо думают, нелепо поступают.
— Чем скорее звереныш вылезет, тем лучше, — ответила она, хватаясь за круглое пузо. — Погляди. Я обвисла. Везде.
Остальные тоже проснулись. Фелисин смотрела на Сциллару круглыми глазами — после времени открытий (она лишь недавно поняла, что подруга беременна) для юной девушки пришло время поклонения. Но казалось, что уже близится период разочарований.
Резак отбросил одеяло и сразу начал воскрешать огонь в кострище. Демона не было видно. Серожаб пошел охотиться, как подумал Геборик.
— Старик, сегодня твои руки особенно зелены, — заметила Сциллара.
Геборик не потрудился ответить. Он явственно чувствовал давление инородной силы. — Всего лишь духи, — произнес он наконец. — Они из-за завесы, из самых глубин Бездны. О, как они кричат. Некогда я был слеп. Хотел бы я стать глухим.
Спутники снова странно покосились на него. Истина. Его истина, которой не понять и не увидеть никому иному. Неважно. Он знает, что он знает. — Перед нами большой пустой город. Жители убиты. Все сразу. Это сделал Икарий. Давно. К северу есть похожий город — когда там узнали, что случилось, они пришли сюда. Увидели и решили похоронить Э'напата Н'апур. Весь. Они зарыли его целиком. Прошли тысячи лет, ветры и дожди стерли покровы, и древняя быль открылась взорам.
Резак налил воду в оловянный кувшин и повесил его на крючок над костром. — Икарий. Я странствовал вместе с ним. С Маппо и Скрипачом. — Он скорчил гримасу. — И с Искаралом Пастом, хорьком безумным. Он был Верховным Жрецом Тени. Верховным Жрецом! Ну, если это лучший слуга Темного Трона… — Он качал головой. — Икарий. Да, он был… трагичен. Но без причины он не стал бы нападать на город.
Геборик грубо засмеялся: — Да, в мире полно причин. Король запер врата, не позволил ему войти (слишком много мрачных легенд окружает Икария). Солдат на стене пустил предупредительную стрелу. Она отскочила от камня и царапнула Икария по левой ноге. А потом угодила в рот спутнику — бедняга захлебнулся кровью. Тогда гнев Икария вырвался на свободу.
— Если никто не выжил, — спросила Сциллара, — откуда ты все знаешь?
— По округе бродят духи. — Геборик махнул рукой, улыбнулся. — Прежде пустыни тут стояли фермы. Да, сейчас базарный день. Только я вижу дороги — они полны тележек, идет скот, проходят женщины и мужчины. Дети, собаки. По сторонам бредут стада коз, пастухи машут посохами и свистят. Старухи вышли из бедных хижин, чтобы собирать навоз для удобрения полей.
— Ты видишь все это? — прошептала Фелисин.
— Да.
— Сейчас?
— Лишь глупцы думают, что прошлое невидимо.
— А эти духи — они видят тебя?
— Возможно. Те, что видят, понимают, что они умерли. Другие не знают этого — потому не видят меня. Осознание своей смерти — страшное дело. Они бегут от истины, они стараются забыть — и тогда я пропадаю и появляюсь. Я лишь мираж. — Он встал. — Скоро мы подойдем с городу, там будут солдаты. Они видят меня, да, они взывают ко мне. Но что я могу сказать, если не понимаю, что им нужно? Они кричат, они будто узнали меня…
— Ты Дестриант Трича, Летнего Тигра, — сказал Резак.
— Трич был Первым Героем. Солтейкеном, избежавшим Резни. Как Рилландарас и Рикктер, Толен и Денесмет. Вы не видите? Призрачные солдаты не поклоняются Тричу! Нет, их бог войны принадлежит к Семерым — тем, что потом станут Семью Святыми. Один из обликов Дессимбелакиса — всего лишь. Я для них никто, Резак. Почему они не оставляют меня в покое?
Резак и Фелисин вздрогнули от взрыва его ярости. Сциллара улыбнулась.
— Ты находишь меня забавным? — вопросил он, гневно взирая на женщину.
— Точно. Глянь на себя. Ты был жрецом Фенера, стал жрецом Трича. Оба боги войны. Геборик, как ты думаешь — сколько обликов у Бога Войны? Тысячи. За все эти эпохи — тысячи тысяч. У каждого племени — свой. Разные, но одинаковые. — Она разожгла трубку, и дым закрыл лицо. — Не удивлюсь, если все эти боги — аспекты одного, и войны — доказательства, что бог безумен.
— Безумен? — Геборик трясся. Сердце словно превратилось в угрюмого демона, решившего проломить изнутри грудную клетку.
— А может, просто ошеломлен. Толпы злобных поклонников, каждый считает истиной свою точку зрения. Вообрази миллион молитв от миллиона поклонников, каждый верит во что-то свое, но все падают на колени перед одним алтарем. Вообрази Священные Писания — ни одно не совпадает с другим, но все "дословно повторяют" речения бога. Вообрази две армии: они режут друг дружку, и каждая во имя одного и того же бога. Кто с ума не сойдет?
— Да, — произнес в наступившей тишине Резак, — а чай-то готов.
Серожаб распластался на камне, поглядывая вниз, на своих жалких спутников. Живот демона был приятно полон, хотя козел все еще брыкал ногами. "Печально. Они не сдружились. Тяжелая дитем красотка мучается от боли и неудобства. Младшая красотка чувствует страх и одиночество. Но явно желает отвергнуть нежную привязанность Серожаба. Ассасин обеспокоен и терзается нетерпением. Почему, не знаю. И жуткий священник. Ах, что за одержимость! Какое неудовольствие! Разлад. Возможно, мне следует отрыгнуть козла и разделить с ними трапезу. Брыкливую трапезу. Хуже несварения не бывало!"
— Серожаб! — крикнул Резак. — Что ты там делаешь?
— Друг Резак. Дискомфорт. Сожалею о рогах.
Семар Дев радовалась, что до сих пор указания карты были верными. Из зарослей кустарника на равнину, покрытую островками лиственного леса среди болотистых лугов и упрямых остатков степи. Два, три дня на север — и они достигнут границы таежных лесов.
Скудной, дикой землей пользовались мелкие группы охотников на бхедринов. Они видели их издалека, натыкались на следы стоянок; однако очевидным было, что дикари — кочевники не желали вступать в контакт. Ведьма не удивлялась: одно только лицо Карсы Орлонга способно напугать любого, а тут еще набор клинков и копий, шкура белого медведя на широких плечах, громадный джагский жеребец…
Бхедрины, дойдя до осиновых рощ, делились на меньшие стада. Семар Дев полагала, что в таких миграциях больших быков мало смысла. Да, сухой и жаркий сезон заканчивался, ночи стали холодными, так что закручивалась и желтела листва на деревьях — но в семиградских зимах нет особой суровости. Больше дождей, впрочем, но не достигающих внутренних районов — Джаг Одхан никогда не менялся.
— Думаю, — произнесла она, — это память о далеком прошлом.
Карса хмыкнул. — По мне, это больше похоже на лес.
— Нет, я о бхедринах. Вон тех здоровенных тушах под деревьями. Похоже, некий старый инстинкт гонит их на север, в лес. Память тех времен, когда зимы приносили в одхан снежные бури.
