Чароплет - Чарлтон Блейк (е книги .txt) 📗
Никодимус вдруг выдернул руку.
Франческа сморгнула слезы — Никодимус изумленно разглядывал ее кисть. А потом, перевернув Франческину руку ладонью вверх, принялся, словно под лупой, изучать каждый палец по очереди. Наконец зеленые глаза, оскорбленно сощурившись, уставились на Франческу, будто обвиняя в наглой лжи.
Франческа отшатнулась. «Что такое?»
Он с размаху впечатал ей в ладонь золотистые руны: «Я тебя не изкожаю».
«Что не искажаешь?»
Никодимус потряс ее рукой в воздухе, как исчерпывающим доказательством, сопровождая движение выразительной гримасой.
«Нико, я тебе только череп просверлила. Я не лишала тебя последних мозгов, — написала Франческа и, помедлив, добавила: — Хотя их там, конечно, мало было».
Он схватил ее за руку. Отпустил. Обеими ладонями прохлопал от запястья до плеча. А потом воздел многострадальную конечность триумфальным жестом, будто демонстрируя золотой самородок. «Твой пратекст не меняеться, иначе ты бы уже вся по крылась яззвами».
Франческа взглянула на него озадаченно. «А вдруг проклятье воздействует на внутренние органы, а не на внешние?»
Никодимус покачал головой. «Я чуствую весь твой пратекст, когда тебя косаюсь. Все цело».
Они уставились друг на друга. Потом Франческу осенило: «Может, ты избавился от какографии?»
Сдвинув брови, Никодимус создал в бицепсе нуминусный текст и подбросил его с кровати. Что должно было сделать заклинание, Франческа так и не узнала, поскольку оно разлетелось вдребезги, едва коснувшись пола. Они молча смотрели, как скорчиваются и пропадают золотистые ошметки.
«Видимо, нет», — написала Франческа.
«Угу, — ответил Никодимус, провожая взглядом жалкие останки. — На верное нужно блыо по кромсать мне другой учясток моззга».
«Увы, его размеры не давали простора для экспериментов».
Никодимус, кажется, рассмеялся, прочитав, но отвечать не стал. Его взгляд уткнулся в чистую, без всяких язв, руку Франчески.
Франческа посмотрела на него. Он посмотрел на нее. «Если твоя какография никуда не делась, но не приносит мне вреда, что из этого следует?»
Они застыли в молчании. Сперва в голове Франчески взвихрилась круговерть запутанных и пугающих мыслей о том, кто же она, собственно, такая. Но потом, словно песок в узкую воронку песочных часов, эта мешанина устремилась в одном четком и заманчивом направлении.
Судя по глазам Никодимуса, его мысли принимали тот же оборот. Франческа подалась к нему и подхватила под затылок — как раз когда Никодимус притянул ее к себе за талию. Губы встретились так стремительно, что оба разом отпрянули, испугавшись, как бы не расшибить их в кровь.
Они отпустили друг друга. Посидели смирно. Осознали, что происходит. Попробовали еще раз.
И снова они набросились друг на друга, и снова отстранились, усмиряя настойчиво рвущиеся в бой горячие языки. Взаимоисключающие желания — насытиться и смаковать — раздирали их, словно погибающих от жажды, которым налили тонкого вина. Им хотелось осушить друг друга до дна залпом, но каждый глоток отнимал секунду наслаждения.
Никодимус уложил Франческу рядом с собой, и, устроившись лицом к лицу, они принялись путем осторожных проб и сладких ошибок постигать искусство пригублять друг друга медленно и нежно.
Когда азы обуздания порывов вроде бы усвоились, Франческа забралась на Никодимуса сверху и вслед за мантией принялась снимать остальное, обнажаясь до пояса. Потом, осененная внезапной мыслью, метнула магнусовое заклинание, накрепко приматывая дверную ручку к косяку. Теперь их никто не побеспокоит.
Никодимус окинул ее взглядом, словно выпивая глазами. А потом осторожно, словно по-прежнему боясь погубить своим прикосновением, скользнул ладонью вверх по ее боку, осторожно обходя грудь, и задержался на щеке.
Франческа прижалась щекой к его ладони, шепча, что все будет хорошо, что беспокоиться не о чем. Но и у нее задрожали пальцы, когда она развязывала шнуровку на его рубахе. Никодимус сел, и они стянули рубаху вместе. А потом он откинулся на спину, и Франческа положила голову ему на грудь, распластывая тонкие пальцы по широченной грудной мышце. На фоне Франческиной молочной белизны он казался еще смуглее.
Мышца напряглась под рукой, рождая проступающие прямо на коже золотистые руны. «Я некогда ни занемался любовью», — перевела Франческа. На щеках ее заиграли ямочки. Выпрямившись, она сотворила фразу в собственной грудной мышце и поднесла ладонь Никодимуса к своей груди, чтобы он перевел: «Не пиши больше таких глупостей, и мы все поправим».
Мгновение он смотрел на нее как на единственную женщину во вселенной. Потом написал: «А дети? Вдруг ты забеременнешь?»
«Мы же чарословы», — напомнила Франческа. Волшебники способностью к зачатию не обладали — если с обычным человеком у чарослова еще мог появиться ребенок, то для пары волшебников это исключалось в принципе.
Никодимус кивнул, прочитав, но тут же озадачился новым вопросом: «А ничего? У меня вед дырка в черепе».
«Ничего, если не будешь перенапрягаться», — заверила Франческа.
Настороженная складка между бровями Никодимуса наконец пропала, губы растянулись в улыбке. «А я как рас собирался напрячся».
«Я на это рассчитывала».
«Придеться мне положится на тебя».
Франческа рассмеялась.
«Рас пустиш волосы?» — попросил он.
Улыбаясь, она расплела косу и, осторожно разбирая пальцами пряди, рассыпала их по плечам. Никодимус притянул Франческу к себе, и вскоре им уже не мешали слиться воедино никакие покровы, кроме разгоряченной кожи.
Через какое-то время огненные светляки начали осыпаться рдеющими хлопьями текста. Голова Франчески покоилась на груди Никодимуса, в виске отдавались мерные двухтактные удары его сердца. Убаюканная ритмом, она представила его в цвете: первый удар — ярко-фиолетовый, «тук», второй — иссиня-черный, «стук».
Тук-стук… тук-стук… тук-стук…
Цвет, и звук, и мягкость его кожи: все ощущения разом, слитые в одно бесконечное биение.
Тук-стук… тук-стук… тук-стук… словно волна, уносящая ее все дальше и дальше в глубокий сон.
Глава сорок восьмая
Сидя на перекошенном ящике, Лотанну поплотнее закутался в плед и сердито сверкнул глазами. До рассвета оставался еще по крайней мере час, но у ворот уже образовалось столпотворение из повозок, лошадей и караванщиков.
Половина жителей Холодного Шлюза, уверившись, что одним налетом Саванный Скиталец не ограничится, решила, что в Авиле им будет безопаснее. Знали бы они, бедолаги, какая грозная сила вскоре поднимется в воздух и возьмет курс на Авил, носа бы из дома не высунули.
Вздохнув поглубже, Лотанну еще раз прикинул, не попроситься ли в караван.
— Все повозки забиты до отказа, — раздался над ухом женский голос.
Вскочив, Лотанну уставился на подошедшую. Она точно так же куталась в плед — с головой, подставляя утреннему холоду лишь лицо.
— Слава Создателю! — прошептал он.
Женщина мановением руки велела ему сесть обратно.
— Не привлекай лишнего внимания, — обронила она, устраиваясь на соседнем ящике. — Вряд ли, конечно, нас тут узнают. Но на всякий случай…
— Он тебя не прикончил?
— Лучше бы прикончил, — скривилась женщина.
Ярко-зеленые глаза горели мрачным огнем. Непривычно видеть ее такой.
— Я очнулась на задворках таверны, — пробормотала она, не сводя глаз с ворот. — Меня тормошил какой-то забулдыга — вряд ли с добрыми намерениями. Но едва он до меня дотронулся… — Она помолчала. — Едва он до меня дотронулся, его руки покрылись бледными язвами.
Лотанну словно ударили под дых.
— Ты искажаешь праязык?
— Я искажаю любой язык.
Он закрыл глаза и протяжно выдохнул, пытаясь осмыслить, что все это означает.
— Мы остаемся в Холодном Шлюзе, — продолжила женщина. — Командование флота знает, что мы посылали колаборис с маяка. За нами пришлют корабль.
