Ни богов, ни королей (СИ) - Карпов Илья Витальевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Леди, знали б вы, сколько миль я оттоптал впроголодь в былые годы. Вам и не снилось! А сколько раз я махал топором на пустое брюхо, знаете? И теперь, имея возможность, отчего б мне не получить желаемое за честно заработанное серебро? Отчего б не отдохнуть перед грядущей битвой? Малышке Рие тоже не мешало бы отвлечься, да, видать, от вашего тоскливого вида ей ничего и не хочется.
Но Рия всякий раз говорила, что ей ничего не нужно. Она занимала время разговорами с госпитальными, в общении с которыми нашла неожиданный для самой себя интерес. Впрочем, ещё более неожиданным он был для самих лекарей: не каждый день увидишь девушку из богатой семьи, интересующуюся медициной. Нередко их разговоры переходили в споры. Рия, несмотря на юный возраст, успела прочитать множество книг, в том числе работы таких видных учёных, как Гиппокреон из Кеотии или Кай Авлий Цельс, аэтийский врач и выдающийся хирург своего времени, спасший императора Алестиниана после боевого ранения. Алхимическое искусство во многом перекликалось с медициной, так что девушка в этой области считала себя как минимум не глупее монахинь Холара, костоправов и знахарей. Так, под бульканье бочек и скрип колёс и проходили эти импровизированные научные диспуты.
— Разумеется, я читал Цельса. — Говорил престарелый врач Эббен Гальн, получивший образование, как сам говорил, в Имперской Коллегии естественных наук, что в Мерцбурге. — Только вот есть вещи в его трактатах, с которыми я как хирург никак не могу согласиться.
— Это какие же? — Гальн был одним из немногих, с кем Рия могла вести диалог на равных, остальные, по её мнению, оказывались слишком некомпетентными в вопросах медицины, сводя всё к исцеляющей силе Холара и травяным настоям.
— А вот, например, в своём труде «Artismedica», что означает «Искусство врачевания», — Пояснил он остальным. — Цельс утверждает, что наступит время, когда будет возможно исцелить любую болезнь и рукам врача будут доступны самые потаённые уголки человеческого тела. Я же в свою очередь полагаю, что такие органы как сердце и мозг должны быть, и всегда останутся, недоступными для скальпеля или щипцов.
— Неужели из-за сложности? Чем же это сложнее, чем резать руку, ногу или, скажем, брюшную полость?
— Дорогая моя, во-первых, попрошу не использовать слово «резать». Всё же мы говорим не о разделке свиной туши. А во-вторых, посуди сама: даже тончайшее, малейшее ранение этих органов приводит к смерти. Я уже не говорю о перспективе занесения в надрез грязи или проникновении миазмов из воздуха.
— Миазмов? — Переспросила Рия.
— Я не зря упомянул этот термин. — Гальн потёр руки с довольным видом. — Признаюсь, мне просто не терпелось поделиться с вами своими измышлениями. Ни в коем случае не желаю никого обидеть, но остальные вряд ли меня поймут. Нет, не в силу небольшого ума, а лишь потому, что моя теория предполагает теоретические знания, приличествующие не просто лекарю, но учёному-медику. Но что-то я заговорился, перейду к сути. На основе долгих наблюдений и размышлений, я предположил, что болезни и недуги, что веками донимали народы людей, эльфов, гномов и прочих, вызваны заразительными началами, витающими в воздухе. Я назвал их миазмами, взяв это слово из кеотийского языка, где оно обозначает загрязнение и скверну. Это мельчайшие невидимые нашему глазу частички размером меньше пылинки. Жаль, что пока это только теория. — Грустно проговорил врач. — Но я надеюсь проверить её здесь, на войне. Всем известно, что промытые вином раны гноятся меньше. Я предположил, что алкоголь не даёт миазмам проникать в телесные ткани, а потому хочу попытаться промыть рану чистым спиртом! По моей теории спирт должен полностью обезопасить рану от заражения. Представляете, что это может значить? Революция в медицине! И особенно в военной! Увы, чистого спирта мне не удалось добыть, пришлось довольствоваться крепкой гномьей настойкой. Я попросил такую, чтобы было поменьше примесей и которая была бы наименее приятной на вкус. Тот гном посмотрел на меня как на сумасшедшего. Я не стал рассказывать ему, что не собираюсь это пить. Более того, для меня важно, чтобы случайно прознавшие об этом солдаты не вылакали всё до капли.
— Очень интересная теория, господин Гальн. — Восхищённо сказала Рия. — Я не думала, что медицина ещё способна на такие смелые открытия.
— Увы, пока я не проверю, миазмы останутся лишь теорией. — Погрустнел врач. — И ваше удивление мне понятно. С тех пор, как Церковь ограничила посмертные вскрытия, медицина зашла в тупик. Многие хирурги покидают стены Коллегии с единственным практическим знанием — с какой стороны держать скальпель. А анатомию изучают по древним книгам, иллюстрации в которых, увы, безнадёжно устарели. Жаль, что Церковь, в стремлении угодить богам, забывает о древнем и важном боге врачевания — Лепане. В Аэтийской империи и, кажется, в Кеотии его ещё чтут, у нас же предпочитают ему Холара.
— Холар помогает хворому покинуть мир без боли и страданий. — Вмешалась монахиня. Эта полная женщина с крепкими руками, слушала разговор, иногда хмуря брови и неодобрительно качая головой, а теперь решила сказать и своё слово.
— Не лучше ли вместо этого, чтобы человек жил дальше? — Сказала Рия.
— Смерть в покаянии освобождает душу. Я немало была в полевых госпиталях, девочка. И видела немало костоправов и хирургов, которые, словно мясники, терзали несчастных, будто бы те и без того недостаточно натерпелись. Многие от этих мучений и умирали. Были, конечно, и выжившие, но их было так мало, так мало…
— Если бы нам давали учиться и развиваться, — С мягкой укоризной произнёс Гальн. — Операции можно было бы проводить успешнее.
— Давать вам осквернять тела усопших? — Монахиня поморщилась. — Кощунственно.
— Ну, будет вам, матушка Анета. — Благодушно прервал её врач. — Я никоим образом не хотел унижать ваше занятие. Помогать безнадёжно больным уходить с миром — великое дело. Просто хотелось напомнить, что сохранять им жизнь и здоровье — дело не менее великое. К тому же, я считаю, что Холар воистину милостив, раз наделяет особенно рьяных своих последователей даром исцеления руками.
В ответ на это монахиня лишь хмыкнула и отвернулась.
— А что в этой бочке? — Спросила Рия, указав на пузатый бочонок, обложенный ящиками.
— Обезболивающий настой. — Ответил Гальн. — К счастью, Церковь допускает врачебные операции, но только если они не несут страданий для человека. Те, кто попроще, просто бьют по голове, чтобы бедняга отключился. Но многие, как и я, не одобряют подобного варварства. Поэтому раненому дают опийную настойку или отвар беладонны. Я не знаю, какое именно зелье в этой бочке, но оно уж точно болеутоляющее и я бы не рекомендовал его пить, если нет желания поближе познакомиться с моим врачебным искусством.
— И часто ли приходится прибегать к вашим услугам?
— Увы, лезвие моего скальпеля — последний рубеж на пути к смерти. — Вздохнул врач. — Видите ли, порой человека можно спасти, лишь отняв у него руку или ногу. Такую, с позволения сказать, операцию могут произвести многие здесь, поэтому эта бочка полна до краёв. Обезболивающего средства нужно будет много. Моя же задача — сделать так, чтобы эта жертва не оказалась напрасной…
Так проходило почти всё время долгого пути в Мейеран. Дунгар бывал то среди маркитантов, то в командирском обозе, то возвращался к Рие. Игнат подумывал было и сам сходить к ней, но решил, что монахини испепелят его взглядом, стоит им узнать, кто он такой. Поэтому что он просто ехал и со скукой во взгляде глядел на неизменный пейзаж за окном. Когда ему стало совсем скучно, он принялся украдкой разглядывать командиров, что ехали с ними. Рядом с лордом Джерродом Раурлингом сидел сир чернобородый Эгмонт Рорр, которого, будь он в полтора раза ниже, было бы не отличить от гнома. Сир Торрен Гвил, глядя в окно, улыбался и поминутно приглаживал свои роскошные светлые усы, при том, что волосы на его голове давно переместились ближе к затылку. Последний из командиров, сир Глен Эшербах, племянник кастеляна Чёрного замка, совершенно лысый мужчина с выбритым лицом и беспокойным взглядом, сейчас дремал. Когда в начале поездки лорд Раурлинг представил попутчиков друг другу, он не назвал настоящего имени Драма, сказав, что раскроет личность их спутника чуть позже. Если остальные на это лишь пожали плечами, то сир Эшербах всем своим видом выражал подозрение и не сводил взгляда с капюшона Драма.
