Царица Аттолии (ЛП) - Тернер Меган Уолен (книги онлайн TXT) 📗
— Моя царица, — тихо сказал Евгенидис, открывая глаза.
— Мой Вор, — ответила она печально.
— Она знала, что я во дворце, — сказал он низким голосом, в котором звучала непривычная усталость. — Она знала, где я спрятался и как собирался выйти из города. Она знала все. Извини.
— Я не должна была тебя посылать.
Он покачал головой.
— Нет. Это моя ошибка. Я не заметил, что за мной следят. Я пытался все обдумать. Я подвел тебя, моя царица, — сказал он. Его голос становился все слабее. — Мне очень жаль. Прости.
— Это ты меня прости, — с горечью произнесла Эддис, и Евгенидис снова открыл глаза. — Но она сильно пожалеет об этом, когда будет висеть вниз головой на стене своего дворца.
Царица заметила, что комкает тонкую ткань платья в кулаке. Она разгладила складки и встала, чтобы уйти, но передумала.
— Гален прикончит меня, если я буду тебя расстраивать, — сказала она, садясь снова.
— Ты меня не расстраивала. Мне приятно видеть, как ты сердишься. А вот она не сердится, — сказал он, глядя в пустоту перед собой. — Когда она сердится, она молчит, когда ей грустно, она тоже молчит. Если она когда-нибудь будет счастлива, она опять замолчит, я уверен.
Это была его самая длинная речь с момента прибытия, и, закончив, он закрыл глаза. Эддис подумала, что он заснул. Она встала и подошла к окну. Оно было прорублено высоко в стене. Подоконник находился на уровне ее глаз, а оконные стекла поднимались почти до потолка. Встав на цыпочки, она заглянула вниз в передний двор. Там было пусто.
— Она имела право, — произнес Евгенидис за ее спиной.
Эддис обернулась.
— Нет, не имела.
— Так чаще всего наказывали воров.
— Не будь идиотом, — отрезала Эддис. — В Аттолии уже лет сто не отрубают руки ворам. И в любом случае, ты не обычный вор. Ты мой Вор. Ты член царской семьи. Через тебя она наказала весь Эддис, и ты это знаешь.
— Эддис не может хозяйничать в ее дворце, — прошептал Евгенидис.
Царица видела, что он устал.
— Мидия тоже не может хозяйничать во дворце Аттолии, — возразила она, повысив голос.
Гален приоткрыл дверь и послал ей предупреждающий взгляд.
— Уходите! — огрызнулась она.
Он покачал головой, но отступил, оставив дверь приоткрытой.
— Это был варварский акт! — Эддис повернулась к Евгенидису. Его глаза были закрыты. — И она пожалеет о нем, — сказала царица, уходя.
У выхода из библиотеки Гален вежливо поклонился, когда она прошла мимо него. Осмотрев Евгенидиса и дав ему новую порцию наркотика, врач обнаружил, что Эддис ждет в библиотеке. Она сидела в одном из кресел, подняв колени вверх и обтянув их длинными юбками.
— Вы сейчас оба плакали, — сказал он.
Эддис шмыгнула носом.
— Я просто злюсь.
— Он недостаточно силен, чтобы рассердить вас. — мгновение врач казался растерянным.
— Да, я знаю, — ответила царица, вздохнув. — Он слишком слаб, чтобы слушать мои крики, и если он умрет, то только по моей вине; и я уже виновата в том, что он потерял руку, и я могу только благодарить богов, что они не позволили ему потерять также и зрение.
Она выдернула из-под верхней юбки краешек нижней и вытерла подолом глаза, затем фыркнула и встала. Гален смотрел удивленно. Она улыбнулась ему.
— Ну, давайте начинайте вашу лекцию.
— Что? — не понял Гален.
Эддис приложила правую руку к груди и торжественно произнесла:
— «Если вас не устраивает качество моей работы, вы можете уволить меня, это ваше право; но пока я дворцовый врач я буду настаивать, чтобы мои рекомендации соблюдались ради благополучия моих пациентов…» Я угадала? — спросила она.
— Да.
— Думаю, я смогу угадать и все остальное, — сообщила царица.
— Спасибо, Ваше Величество, — ответил Гален. — Благодарю, что мне не придется вам это говорить.
Теперь царица Эддиса посещала Евгенидиса, пока он спал. Лихорадка прошла, но оставила его ужасно исхудавшим и слабым, способным только спать большую часть дня и ночи. Гален предупредил, что должно пройти некоторое время, чтобы Царский Вор восстановил свои силы.
В тех редких случаях, когда Евгенидис просыпался, Эддис говорила с ним об урожае, который оказался обильным, о погоде, необыкновенно благодатной, но никогда о своих совещаниях с министрами, начальниками шахт, мастерами царских заводов и командирами ее маленькой армии, и тем более, не о многочисленных дипломатических сообщениях, поступающих из Суниса и Аттолии. Когда он немного окреп и стал просыпаться чаще, она пересказала ему все дворцовые сплетни и извинилась, что теперь не сможет навещать его так часто.
— Даже если бы у тебя было больше времени, Гален все равно не позволил бы.
— Это правда, — согласилась царица. — И он всегда подслушивает, чтобы убедиться, что я не расстраиваю тебя. Держу пари, что он и сейчас приник ухом к двери, — прошептала она и получила в ответ редкую улыбку.
Она откинулась назад, стащила с головы тонкую золотую диадему и запустила пальцы в густые курчавые волосы.
— Иногда мне кажется, что я уже тридцатилетняя старуха, — сказала она. — Все вокруг мучают меня разными вопросами с момента, когда я открываю глаза и до той минуты, когда я засыпаю у себя в комнате. Когда Ксанта будит меня утром, она первым делом спрашивает, что я хочу на завтрак. А я мечтаю, чтобы она просто молча поставила передо мной поднос. Тогда одним решением в день стало бы меньше.
Он не спросил, какие именно решения так заботят ее. Она все равно не сказала бы.
— Увидимся через несколько дней, если я смогу. — Эддис наклонилась над постелью, чтобы поцеловать его в лоб. — Съешь что-нибудь, — сказала она и ушла.
В Аттолии царица внимательно выслушала доклад, направленный ее послом из Эддиса.
— Значит, лихорадка не убила его, — заметила она.
— Кажется, нет, Ваше Величество.
— Очень хорошо, — сказал она.
Глава 5
Ранняя осень уже пришла в горы, когда Евгенидис решил, что он достаточно насмотрелся на потолок и вылез из постели, чтобы выглянуть в окно. В переднем дворе на земле лежал иней. Гонец из армии ехал на горном пони, уже обросшем лохматой зимней шерстью. Евгенидис отвернулся и пошел к ожидавшему его креслу у камина. Он был обут в тапочки и завернут в теплое одеяло. Культяпка искалеченной руки перевязана чистыми бинтами. В повязке не было необходимости, рана зажила, но Евгенидис не хотел смотреть на нее, и держать руку на перевязи казалось самым простым решением.
Его левая рука, принявшая на себя функции правой, казалась неловкой и неуклюжей, хотя дед Евгенидис всегда настаивал, что необходимо развивать обе руки, чтобы они работали как взаимозаменяемые. Евгенидис добился, чтобы они работали одинаково хорошо с воровским инструментом, но завязывать ремешок левой рукой было слишком утомительно, и дед никогда не настаивал, чтобы он убирал волосы за правое ухо исключительно левой рукой. Теперь подтвердилась правота дедовых слов.
Евгенидис некоторое время смотрел на огонь, затем провел пальцами по волосам, отросшим достаточно, чтобы закрывать глаза, и обвел взглядом комнату. Книжный шкаф стоял на своем месте у камина, и порядок в нем не нарушался. Большая груда бумаг на столе была небрежно сдвинута в сторону. В центре кучи должен был лежать свиток, который он взялся переписывать незадолго до отправки в Аттолию. Если он и лежал там, его невозможно было разглядеть за рядами мисок, бинтов и пузырьков с отварами, оставленных Галеном и его помощниками. Рабочего кресла на месте не было. Его не перенесли в библиотеку, а поставили между изножьем кровати и очагом.
Он встал, чтобы разобрать бумаги, но медицинские склянки занимали слишком много места, не оставляя пространства для сортировки документов. Наконец чернильница опрокинулась, и черная жидкость пролилась на текст, который он так тщательно копировал, залив всю левую сторону длинного абзаца. Евгенидис вздохнул. Он, скорее всего, сможет вспомнить большую часть параграфа, но его все равно нужно будет тщательно сверить с другой надежной копией. Оставалось не так много полных экземпляров труда Фалеса об основах мироздания. Вот почему свиток был так ценен, и Евгенидис взялся за изготовление его копии. Если он пролежит на столе еще немного дольше, то, вероятно, будет испорчен окончательно. Его нужно уложить в футляр и отнести в библиотеку.
