Царица Аттолии (ЛП) - Тернер Меган Уолен (книги онлайн TXT) 📗
Эддис села на трон.
— Где мой курьер? — спросила она, и один из офицеров, назначенный в этот день на дежурство, выступил вперед.
Она отметила про себя, что это был один из ее двоюродных братьев, к которому она питала симпатию.
— Кродес, — сказала царица, — Передай от меня приказ инженеру на водохранилище выпустить воду, как мы и договаривались. Затем отправляйся к начальнику заставы на перевале.
Царство Эддис лежало высоко в горах между двумя странами: Сунис и Аттолия, и торговые связи между обеими равнинными царствами поддерживались через один-единственный проход через горы. Он был прорублен в скалах со стороны Суниса, пересекал Сеперхи и спускался к Срединному морю на границе Аттолии. Все путешествующие из Аттолии в Сунис поднимались на перевал и переправлялись по нескольким мостам, важнейшим из которых был Главный мост, соединявший отвесные берега Сеперхи, катящей пенные воды в глубоком ущелье, с седловиной горного хребта. С одного берега невозможно было перебраться на другой иным путем, как через мост, и этот мост контролировал Эддис.
— Передай старшему офицеру на мосту, — продолжала Эддис, — мою благодарность за хорошую службу и приказ задержать десять аттолийских купцов с их караванами. Пусть он конфискует все их имущество, кроме одежды на плечах. Если они будут протестовать, путь обращаются за компенсацией к своей царице.
— Да, Ваше Величество.
— Ваше Величество. — придворные оглянулись, чтобы посмотреть на аттолийского посла. — Я обязан вас предупредить, что эта новость не будет хорошо принята моей царицей.
— Надеюсь, что нет, — сказала Эддис и повернулась к своему гонцу. — Кродес, — повторила она, — передай: десять больших караванов.
С политической точки зрения потеря Евгенидиса была очень тяжела. Сунис все еще надеялся расширить свои границы и только страх тайного убийства держал его в узде. Но Аттолия постаралась нанести не только политический ущерб. Если бы она хотела лишить Эддис услуг ее Вора, она просто казнила бы его. Она пожелала оскорбить соперницу, и ей это удалось. Даже сто караванов с товарами не смогли бы возместить нанесенную обиду. Вздохнув про себя, Эддис извинилась и пошла наверх повидать своего Вора.
Библиотека была пуста, но дверь, соединяющая ее со спальней-кабинетом Евгенидиса была открыта. Сам Евгенидис лежал на кровати, а Гален, дворцовый врач, склонился над ним. Он выпрямился, когда царица вошла в комнату.
— Он без сознания? — спросила Эддис, остановившись около кровати.
— Он одурманен, — ответил врач. — Мы дали ему немного опиумной настойки.
Врач был рад, что царица не пришла раньше. Евгенидиса лихорадило, он бредил и никого не узнавал. Пришлось держать его и вливать настойку в рот силой. Трудно определить, сколько он проглотил, а сколько успел выплюнуть.
— Как его рука?
Врач покачал головой и указал на грязные бинты.
— Я еще не смотрел руку. Полагаю, ее хорошо прижгли, иначе она воняла бы гораздо сильнее. — врач отвел волосы со лба Евгенидиса. — Его голова не повреждена, хотя это могло случиться. Вы можете видеть синяки на лбу, но если бы череп треснул, то он, скорее всего, уже был бы мертв. Я больше беспокоюсь о правом глазе, он сильно воспален. Посмотрите на эту корку поверх ресниц. — врач указал пальцем на больной глаз, стараясь не прикасаться к нему.
— Если в тюрьме ему прокололи глаз раскаленной иглой, — пояснил врач, — он потеряет его, а если заражение распространится, он ослепнет на оба глаза.
Гален беспомощно пожал плечами. Двое слуг с кувшинами горячей воды проскользнули в комнату вслед за царицей.
— Вы можете помочь ему?
— Я не окулист. Я послал за одним из города, но, насколько мне известно, он не лучший специалист. Очень хороший окулист есть в Аттолии, он делает мазь, которая сможет удержать распространение инфекции, но захочет ли он приехать сюда… — врач поднял ладони.
— Он приедет, если я прикажу, — сказала Эддис.
— Он аттолиец, Ваше Величество.
— Приедет, как миленький.
Врач поднял глаза, царица ответила ему быстрой жесткой улыбкой. Она не шутила. Она прикажет похитить аттолийца и доставить его в горы, если понадобится.
— Ваше Величество, скорее всего, это не игла. Окулист из города будет здесь в ближайшее время.
— Как скоро?
— Через час или два. А до тех пор, Ваше Величество, я займусь первоочередными делами.
Эддис кивнула.
— Тогда я оставлю вас. Но я хочу знать, что скажет окулист.
Когда царица вышла, врач посмотрел на Евгенидиса и увидел блеск здорового глаза сквозь ресницы. Он присмотрелся внимательней.
— Вы должны принять еще опиума, — сказал он.
— Нет, — прошептал Евгенидис.
Врач посмотрел на присохшие бинты, которые предстояло снять с искалеченной руки.
— Надо выпить, — сказал он и отошел, чтобы смешать несколько капель препарата с водой в маленьком роговом стаканчике. Когда он вернулся, глаза Евгенидиса были открыты, и он внимательно наблюдал за врачом. Когда к его губам поднесли чашку, он отвернулся.
— Пожалуйста, молодой человек, примите лекарство.
— Гален, — прошептал он, — Как вы думаете, если людей калечат в этой жизни, уходят ли они же изуродованными в загробный мир, а?
Врач опустил стаканчик.
— Вы должны знать лучше, чем я, — сказал он.
— Нет, — ответил Евгенидис. — Я не знаю.
Гален опять поднял чашку, но Евгенидис продолжал лежать, отвернувшись к стене. — Гален, я не хочу быть слепым, когда умру.
Гален молча сел на край кровати, все еще держа чашку и положив руки на колени. Его помощники тихо вышли из комнаты.
— Вы еще долго не умрете.
— Я не хочу умереть слепым, даже если доживу до ста лет.
— Неужели вы хотите, чтобы я залил вам в рот большую дозу опиума и отравил вас? — наконец спросил Гален.
— Я был бы очень признателен, — сказал Евгенидис.
— Я дал клятву исцелять людей.
Евгенидис не спорил. Он только повернулся, чтобы посмотреть на врача блестящим от лихорадки глазом, чью черноту еще ярче подчеркивали синяки. Шрам на щеке казался белым пером, прилипшим к пожелтевшей коже. Гален вздохнул.
— Не думаю, что это игла, так что нам пока рано говорить о нарушении клятвы. — он поднял стаканчик. — Выпейте это сейчас.
Когда Евгенидис проснулся в следующий раз, окулист уже прибыл. В комнате горели свечи, огоньки которых отражались в многочисленных стеклах окон и освещали двух мужчин, сидящих на кровати. Гален разбудил его легким прикосновением руки, но даже это нежное касание отозвалось горячими толчками крови в руке, тупой болью в голове и жжением в глазах. Евгенидису казалось, что оба его глаза забиты горячим песком, а все остальное тело горело так, что он не был уверен, откуда исходит боль.
Окулист осмотрел его со всей осторожностью, поднося к лицу зажженную свечу и потом отводя руку прочь.
— Когда вы заметили заражение?
Евгенидис покачал головой и сразу пожалел об этом. Он не знал, в какой день это случилось, и как долго он пробыл в тюремной камере. Он пытался вспомнить, но его разум балансировал на краю черной ямы, заполненной воспоминаниями, которые тянулись к нему, извиваясь змеиными телами, и грозили утопить.
— До того, как мне отрезали руку, — наконец сказал он.
Окулист посмотрел на врача.
— Около недели назад, — ответил тот. — Десять дней максимум.
Окулист снова поднял свечу. Евгенидис вздрогнул, но промолчал.
— Глаз цел, — заявил окулист. — От иглы он был бы значительно краснее и более чувствителен к свету. Держите его в чистоте и накладывайте примочки. — он посмотрел на Евгенидиса и уверенно произнес: — Сотни маленьких детей каждый год переносят это заболевание, и их зрение восстанавливается полностью. Вам незачем волноваться на этот счет.
«На этот счет», подумал Евгенидис, и когда Гален предложил ему еще дозу опиума, он выпил все до дна и уснул.
В Аттолии царица сидела за ужином. Зал был освещен лучшими свечами, еда была превосходной. Царица почти не ела.
