Серебро и свинец , иной вариант (СИ), - Волынец Олег Анатольевич (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Спасибо. – Тауринкс отсыпал советчику из кармана горсть лущеных кедровых орешков.
– У-у! – восхищенно взвыл мальчишка и тут же для сохранности упихнул гостинец в рот. – Можа, ваш провожыш?
– Ну, проводи, – покладисто согласился друид.
По дороге Тауринкс озирал деревушку хозяйским взглядом. Хорошо, право же, живут на востоке! Покойно. Разве на югах позволил бы кто себе поселиться без крепкой ограды? Сумасшедший или отщепенец, не ценящий ни своей жизни, ни чужой. А здесь – ни палисада, ни даже изгородки самой завалящей; вот дом, вот огород, а за ним – сразу луга, и поля, и лес где-то там подальше. Тихая здесь, верно, жизнь. Тауринкс бы от такой тишины озверел на третью неделю. Ему и дома-то, где житья не было от налетчиков-ырчей и диких драконов, казалось скучновато.
Деревня стояла почти на самом берегу Драконьей реки, отделенная от воды широким заливным лугом. Имя свое речка получила, само собой, не от того, что в ней водились водяные драконы. Даже лишившись и так невеликого умишка, дракон не смог бы подняться по течению из родных морей в реку. Слишком мелкой была она, и галечные перекаты, искрившиеся на солнце, напоминали драконью чешую.
На краю того самого луга столпились деревенские мужики – на взгляд Тауринкса, все до единого. Собрание перешло уже через взаимные обвинения и перебранку к тому томительному молчанию, когда все уже сказано, но ничего не решено, потому что ни у кого не хватает духу примириться с отвратительным и неизбежным. Староста стоял поодаль, понурив голову.
– Дядь Тоур! – гаркнул мальчуган, уже прожевавший угощение и теперь отчаянно сожалевший, что было орешков так мало. –Дядь Тоур, друид пришел! Староста медленно поднял голову и, завидев серебряную бляху на плече Тауринкса, просветлел лицом.
– Коун друид! – промолвил он и замолк, будто не зная, с какого боку приступить к описанию своих горестей.
– Добре вам, оннате, – наскоро отмолвился Тауринкс, подходя поближе. Знаем мы этих деревенских. Сами такие были. Чай, не городские – тем как заповедано суетиться по делу и без. Не пожар, не страда – значит, обождет. А мужики смурные стоят, как бездетные. Что-то случилось, а не подогнать их – сусоли сусолить станут до кукушкиных похорон.
– Что за беда стряслась? – без обиняков спросил друид, обводя острым взглядом столпившихся вокруг деревенских.
– Эт, коун друид… – Староста помялся совсем уж неуместно – точно девка на выданье.
– Тауринксом меня кличут, – резковато бросил чародей. – Тауринкс ит-Эйтелин, друидской гильдии чародей в полном праве. А вы, верно, оннат Тоур будете?
– Тоур ит-Таннакс, – кивнул староста, едва ли не краснея.
"Э, – понял Тауринкс, – да ему не к делу приступать боязно. Стыдно ему. И впрямь – ровно пацаненок нашкодивший стоит. Невеликая у них беда, в самом деле, только своими силами не сдюжить, а чужих в подмогу звать – стыдно. Эк гордыня заела, надо ж! Ничего, сейчас я ему мозги-то прочищу".
– Так что стряслось-то, оннат Тоур? – повторил друид. – Беда страшная, что всю деревню на сход созвали?
– Да нет… – с трудом промолвил староста. – Беда-то невелика…
– Это тебе, Тоур, невелика! – гаркнул из толпенки горластый мужичок, одетый скудней прочих. – Не тебе, чай, скотину пасти!
– Пасти не мне! – озлился староста. – А владетельское мыто платить – не всем? Ты бы, Норик, постыдился рот разевать!
– А чо? – возмутился мужичонка. – Как сено косить, так Норик корову потравил, а как старшой пришел, так невелико горе? Что за справедливость-та?
Таких Нориков Тауринкс навидался изрядно – и по молодости, и в зрелые годы. Почти в каждой деревне найдется человечек, которому работать не так почетно и приятно, как наводить тень на чужой труд, а пуще того – на чужое понятие и мнение, благо своего нет, и охаять можно сегодня – одно, а завтра – и обратное, лишь бы соседское! А особенно такие людишки рвутся наводить справедливость и, дай им волю, – наведут, да так, что камня на камне не останется! Среди чародеев такие попадаются редко, а коли попадутся – то из городских гильдейских, где волшебники сидят друг у друга на шее и, чтобы выделиться, надо показать совершенно уж особенный дар. Только там и может разгуляться настоящий, отприродный завистник.
Завистников друид недолюбливал. А потому, естественно, целиком и полностью принял сторону старосты против тощеватого Норика, не разбирая, прав тот или нет.
– Керуна еще попрекни, – бросил он, подпустив в голос побольше яду.
– Так что стряслось-то, люди добрые, объяснит мне кто-нибудь?
По толпе пробежал смешок. Видно, всем и взаправду представился Норик, донимающий лесного дня укорами, точно злая теща. Керун ведь, известно, к людям недобр. У него свои заботы, а у рода людского – свои.
– Так, коун друид… на лугу горцова трава завелась, – выдавил кто-то из-за плеча старосты.
– Эк!..
Тауринкс крякнул. Вообще-то мог и сам догадаться – вон какими колтунами сбилась трава. Друид сделал пару шагов, раздвигая заросли, сорвал покрытый мелкими синеватыми чешуйками стебелек, принюхался, попробовал на язык, сплюнул горечь. Она, как есть она, клятая! Теперь отчаяние крестьян было ему понятно – почитай, пропал луг. Мало того что жесткая, вроде проволоки, горцова трава превращала косьбу в сущую муку – косы тупятся, трава ровно не ложится, стебли спутывают ее в тугие снопы. Но сорняк этот и для человека был знатной отравой, а для скотины – втройне. Даже несколько случайно попавших в стог сена побегов могли оставить деревенских без буренки.
Понятны становились и попреки настырному Норику. Тот, верно, недоглядел за скотиной, а та по невеликому уму нажралась горькой травы – как только рубец наизнанку не вывернула от эдакой дряни!
– От! – подтвердил мужичонка будто по подсказке. – А говорят – не стряслось! Дело-то скверное!
Последние слова он выпалил с особенной радостью. И что за веселье иным людям с беды, хоть бы и своей? Хоть и прав-то.
– Да не то чтобы очень, – отмолвил Тауринкс, только чтобы не согласиться с мужичонкой. – Запущено, конечно… ой, как запущено… нешто своего друида в округе нет?
– В округе-то нейма, – признался староста. – Мало у нас друидов. Редкий в наших краях дар-то, и семей таланных нет. Вот при кирне Бхаалейн прижился один, на нем все и держится. Так он – один, а деревень во владении, почитай, три десятка! До лугов ли потравленных? Скажет: пасите на других, что за деревня об одном лугу?!
– Да-а… – протянул Тауринкс. – Это скверно… скверно весьма…
Собственно, друид ожидал чего-то в этом роде уже по состоянию окрестных лесов. Неухоженные леса, не совсем дикие, а словно бы заброшенные. Теперь нечего дивиться. Будь Тауринкс единственным земным чародеем на владение, да еще такое обширное – у него бы тоже не до всякого медвежьего угла руки доходили.
А насчет недостатка в таланных родах… Тауринкс вздохнул про себя. Он уже догадался, куда староста поведет речь позже, когда работа будет выполнена. Беспременно ведь найдется в деревне молодка незамужняя, а то и не одна, а то и мужняя жена, и коли хоть одна да заполучит дитя от захожего друида – то-то радости будет! Хотя… ребенка заделать девке невелик труд, а вот передать ему дар – посложней будет, и тут никакие усилия не помогут. Только диев моли, когда веришь. Тем более что дар друидов наследуется неохотно и сложно, не то что способности огневых чародеев или движителей. Сам Тауринкс, в свое время живо интересовавшийся этим вопросом (с подачи некоей молодой особы бешеного нрава, всерьез положившей на него оценивающий глаз), знал лишь три рода, в которых подобный его собственному дар был наследственным и два из них имели владетельское достоинство.
Но попробуй все это объясни деревенским, да еще с пограничья! Еще повезет, коли удастся страждущих юниц выстроить в очередь. А ну как перебранку устроят из-за старшинства? Да ну их, право слово, к демонам стоячих камней!
– Ничего… – пробормотал Тауринкс, прислушиваясь своим даром к трепету жизни на лугу. – Как ни запущено, а справимся.
