Псы, стерегущие мир - Игнатушин Алексей (полные книги txt) 📗
Савка кончил уход за конями, проверил привязь, довольно крякнул. Стрый, ерзая на одеяле, с отеческой теплотой наблюдал за отроком. Через пару лет славный будет воин.
Лют вытащил из мешка птицу, добытую Буслаем утром. Кишки и голову зашвырнул подальше в кусты и принялся рвать перья жилистыми пальцами. Костерок в яме проглатывал пушинки, и вскоре запахло паленым.
Стемнело. День завис на тонкой грани меж сумраком и ночью, кусты на дальнем краю полянки слились в серую массу. Костер бросал вокруг желтый отсвет, красно-желтая полоска отметила лицо Люта. Стрый присмотрелся, нахмурился:
– О чем думу думаешь?
Лют замялся. Савка поймал смущенный взгляд гридня, отвернулся. Что могло взволновать сильномогучего воина?
– Из головы не выходит сказ о битве Перуна со Змеем.
Лицо воеводы потемнело, ибо не любил он упоминаний о Волосе. Пересилил себя, сказал непринужденно:
– Будто не слыхал ни разу.
– Не в том дело.
Савка отошел подальше, с преувеличенным любопытством осмотрел привязь коней, сел под деревом и под шепот кроны прикрыл в полудреме глаза.
– Вот мы знаем, что Волос… – продолжил Лют и запнулся. Хотел сказать, что Змей хитростью и коварством пленил Перуна, но вовремя прикусил язык. – Волос заточил супротивника, и тот долго не мог освободиться.
– Ну? – буркнул Стрый.
Лют окончательно позабыл о птице – полуощипанная тушка свалилась в траву.
– А кто разбил цепи? Кузнец. – Лют потрясенно выдохнул последнее слово и выжидательно посмотрел на воеводу.
Стрый подвигал складками на лбу, спросил недоуменно:
– Ну и?
Лют едва сдержал вздох разочарования: неужто поблазнилось несусветствие?
Стрый смотрел требовательно, но в глазах его мелькнуло опасение: уж не повредила ли уму лучшего гридня нечистая сила?
– Мы – воины, – продолжил Лют. – Перун, бог Грозы, благоволит нам, мы – любимые его чада. Дочери его, Магуре, любы витязи. Сраженных воинов сладко целует, дает испить воды из золотого черепа, и счастливый витязь отправляется в ирий. Мы клинками охраняем мир от Кривды, на свете нет людей важнее нас. Так почему Перуна освободил не блещущий панцирем воин, а кузнец?
Стрый одобрительно кивал, в глазах затеплились огоньки, но после последней фразы он нахмурился.
– Не бери в голову, – громыхнул воевода. – Мало что придумают кощунники, может, и воин освободил, оружный молотом, а молва списала на кузнеца. Все просто.
Лют кивнул, взглядом споткнулся о тушку птицы, спохватился – и в стороны полетели перья. Задумчивый блеск в его глазах почти растаял. Стрый отметил недовольно: немного недоумения все же осталось.
Затрещали громко ветки. Испуганный Савка продрал глаза и кинул ошалелый взгляд на Буслая. Гридень зло оглядел поляну и поспешил к костру. В руки воеводы ткнулась баклажка. Стрый насмешливо оглядел гридня:
– А чой ты грязный?
Буслай вполголоса выругался, с трудом стащил с себя мокрую рубаху и повесил ее над языками пламени. Стрый хохотнул издевательски:
– Никак повстречался с водяным?
Буслай буркнул через плечо раздраженно:
– С младшим братом.
– Понятно.
Воевода наклонил баклажку, и на землю полилась ядовито-зеленая жидкость. Мерзко запахло, и тут Лют удивленно уставился на дымную лужу, трава вокруг которой сразу пожухла. Буслай принюхался, и брови его поползли вверх.
– А ты чего думал? – спросил Стрый ласково.
Гридень затараторил подсердечной бранью, обещая надругаться над ичетиком, водяным и всей их поганой семейкой. Стрый одобрительно кивал, восхищенно прицокивал.
– Эх, посуду испоганил, – вздохнул воевода. – Ну, ладно, обещал пакость простить. – Оскверненная баклажка улетела в кусты.
Лют ощипал птицу, достал из мешка пахучие травы, от которых мясо станет нежным и сочным, и каждый ломтик его растает во рту сладким соком.
Савка подсел к костру и взял у Буслая рубаху.
– Э, а где Ждан? – спросил Буслай.
Лют запоздало спохватился: отроку пора вернуться. Савка поймал встревоженный взгляд, сунул рубаху обратно Буслаю и сомкнул ладони рупором у губ. Вечерний лес огласил крик:
– Ждан, где ты? Хватит собирать ягоды, возвращайся.
Эхо смолкло, легкий ветерок прошуршал листьями насмешливо, но Ждан не откликнулся. Стрый поднялся на ноги, его взгляд упал на Буслая.
– Поднимайся, сходишь с Лютом, посмотришь, куда олух запропастился.
Гридень встал с недовольным ворчанием, уронив в траву мокрую рубашку. Блики костра отразились от лезвия топора.
– Чего искать, сам придет.
Воевода смерил его тяжелым взглядом, и Буслай уронил взор и опустил плечи.
– Лют, долго тебя ждать? – буркнул он раздраженно.
Лют по знаку воеводы взял из поклажи небольшой мешок, поправил у бедра меч. Гридни с треском вломились в заросли и долго, до рези всматривались в траву, скрытую вечерним сумраком. Буслай шипел сердито – ветки так и норовили побольнее царапнуть его голый торс.
– Вот его следы, – указал Лют.
Вскоре они наткнулись на опрокинутый короб; под сапогами чавкнули раздавленные ягоды. Буслай схватил соратника за рукав и сказал холодеющими губами:
– Смотри, корзинка чья-то.
– И трава утоптана, будто медведь танцевал, – добавил Лют.
Гридни переглянулись. Буслай крепче сжал топор, а Лют распутал кожаные завязки мешка. Лес обступил людей. Почудился давящий взгляд…
– Пойдем по следу, – бросил Лют на ходу.
Буслай покорно потащился за старшим гриднем. Если дело нечистое, придется худо, подумал гридень хмуро. Никакого противника из плоти и крови он не боялся, но как сражаться с нечистью, способной отразить удар железа, наслать мару или еще что хуже? У Люта хоть гривна серебряная, воинский оберег защитит от вселения злого духа, а у него – медь с чутком серебра. Вдруг не спасет?
Лют резко остановился. Буслай едва не ткнулся носом ему в спину.
– Ты чего? – прошипел он сердито.
– Тихо! – ответил Лют еле слышно.
Буслай прислушался. Лес примолк: вот прошелестел листок… обломилась ветка… еле слышно прозвучал смешок… Раздался отзвук удара о дерево. Смех прозвучал более явственно. Ветерок в ветвях донес слабые хрипы.
– Бежим! – крикнул Лют.
Он вломился в заросли, как лось во время гона. Помрачневший лес недовольно заворчал. Буслай крепче стиснул топорище и ринулся следом. Ветки зло хлестали оголенную кожу, и гридень прикрыл лицо, едва видя спину Люта в щелке между пальцами.
Лес заохал, заулюлюкал. Глумливо ухнул филин. Лют заметил за частоколом стволов беленую рубаху и наддал ходу, явственно слыша хрипы.
Отрок метался меж стволов: рука на горле, вторая тщетно пытается достать булавой старикашку, сидящего у него на плечах. От отчаяния Ждан бился спиной о деревья в надежде придавить паскуду.
Старичок мерзко хихикал и сверкал ярко-алым пламенем в глазах. Сухонькие руки его с нежданной силой стягивали на шее отрока кожаную петлю.
– Никуда не денешься, я на твоих закорках по лесу погуляю!
Лют сунул руку в мешок. Зуд в пальцах подсказал, что нащупал нужное. Сзади запыхавшийся Буслай удивленно свистнул.
– Отпусти его!
Боли-бошка резко натянул петлю, повернул отрока, как строптивого коня.
– Заступнички явились, – сказал он обрадованно. – У меня скоро будет табун.
– Я тебе кости переломаю! – прорычал Лют.
Боли-бошка с тревогой посмотрел на уверенно шагающего гридня: еще чуть – и дотянется до бороды. Странно, за меч не берется, руку прячет в мешке…
Старческие руки натянули петлю – Ждан отчаянно вскрикнул, и изо рта пополам с хрипами полилась пена.
– Стой, касатик, не то шею сверну.
Глаза боли-бошки превратились в костры; от злобного оскала попятилась бы и свора волков; тускло сверкнули слюной клыки.
Буслай замер, пальцами стискивая бесполезный топор. Пока будешь рубить нечисть, успеет сломать шею Ждану, а то и отмахнется от честного лезвия и скроется в лесу с гнусным хохотом.
Лют молниеносно выхватил из мешка травяной веник, хлестнул им по старческим рукам, и в лесу раздался вопль громче сотни боевых труб. Буслай грянулся оземь, спину защекотали опавшие листья, рот помимо воли раскрылся в крике.
