Предатели Мира - Пекур Екатерина (читать книги полные TXT) 📗
— Ну не всегда же так. А если деваться некуда? — уточнила я, всё-таки подумав про товарища в нетоварищеском ключе.
Фиолетово-черные, как переспевшие сливы, глаза мулатки неожиданно прожгли меня так, что я вздрогнула. Лавинья глядела без злости, но так пристально (и, пожалуй, даже удивлённо — мол, что это за дурость я сморозила), что мне захотелось поёжиться.
— Всегда. И с тобой. И с Маром твоим.
— Что? — изумилась я. У меня возникло жутковатое ощущение, что Лавинья читает мои мысли.
— Не гляди на Мара да Луна. Он что-то от тебя хочет. И ты от него — тоже. Ты же это знаешь, правда? Но он не твой. Не для того, что ты думаешь. А твой — не с тобой.
Проницательность этой женщины и суть её слов повергли меня в шок — хотя я и раньше не раз советовалась с ней в разных щекотливых вопросах, всегда поражаясь её наблюдательности и умению делать выводы.
— Твой — не с тобой, — повторила Лавинья, смягчаясь, — Это только дуры тебя сватать могут. А любой умной видно — ты разве что с тоски другому на шею кинешься. Вот почему и говорю тебе это — затосковала ты, Санда. Окончательно. То ли я не вижу, как ты по сторонам зыркаешь — голодному волку сухарь за овцу. Что-то серьёзное у тебя позади. Но дело твоё, хочешь — делай ошибку. Только ты этого паренька сожжёшь. Слабый он для тебя. А тебе защитник нужен тебе под стать.
— Разве Мар слабый? — спросила я, с трудом обретя дар речи.
— Щенок он ещё, — хмуро фыркнула Лавинья, — Сбежал от папы с мамой и хочет в игры играть. Приехал на новеньком мобиле, с личным хупара — хоть и братается с ним, а командовать на забывает, деньгами сорит — чисто Мудрейший на выезде. Но жизнь она такая штука… посложнее. Люди сюда не так приходят. Ты вон как примчалась, будто тебя ветром надуло. Чёрная была, пустая, будто смерть в лицо увидела. Всё хихикала — только лицо тебя выдавало. Ничего у тебя не осталось. Как и у прочих тут. А слабый ли Мар для тебя? Ты сама знаешь, с кем сравниваешь.
Я открыла рот… и закрыла. Меня охватили слишком сложные для передачи чувства — невыносимая боль и тоска были густо перемешаны с тупой неудовлетворённостью от жизни и горьким пониманием, что изменить статус кво мне ни за что не удастся — даже самое позитивное мышление не вернёт мне утраченного. Разве что я получу прямой доступ к Создателю, и он перенесёт меня в какой-нибудь более гармоничный и счастливый Мир. Мир, в котором я буду жить со своей Семьёй, в каком-нибудь прекрасном месте, и тот, с кем я могла бы сравнивать, никогда не уйдёт навстречу смерти… Нет. Я обрезала эти мысли мясницким ножом. Они и так в последние дни начали слишком часто посещать мою голову… И другие места тоже.
И всё-таки именно в этом миг я (пускай на уровне совершенно бессознательном) призналась сама себе, что моя жизнь в её нынешнем виде меня совершенно не устраивает…
— Ладно, — пробормотала я, — Мы вроде как про гостя начали…
Лавинья вздохнула.
— Мой сейчас у Горранна — вернётся, расспросим. А ты-то сама почему не вышла, не расспросила? От Тайка, сама знаешь, какой толк, — хихикнула она. — Он разве что разводным ключом по куполу может заехать. А дипломатия всякая — это не про Тайка. Вот ты аллонга, ты бы смогла выяснить.
— Не знаю, — смутилась я, — Чего-то испугалась, не знаю прям, что со мной такое в последнее время..? Гостя забоялась, и про людей Тень его знает что думаю…
Соседка перестала хихикать и смерила меня оценивающим взглядом. На дне её глаз, я могла поклясться, вдруг залегла тревога.
— Соображалка у тебя, Санда, как сама знаешь у кого. Слушала б ты её почаще… Раз уж дал тебе Тень волосы рыжие — так и шепчет тебе, может, что-то верное. Знаешь, Он хоть и Тень, но всё ж таки Бог не дурак. Не то что Братцы.
Я вернулась домой в абсолютно смятённых чувствах. Меткая ересь Лавиньи очень напоминала философический юмор бризов, но даже не это было причиной моего взбудораженного настроения. Ну вот, ещё и соседку накрутила, теперь пойдут слухи гулять. Тень. Мне потребовалось минут десять для убеждения себя в том, что Лавинья просто косит всех одной гребёнкой. В её своеобразном цинизме я тоже не раз имела возможность убедиться.
Я тщательно прислушивалась к звукам с площади, но музыка так и не раздалась. Вот и хорошо, подумала я, а то пришлось бы изобретать повод не идти на танцульки — что крайне сложно в месте, где из развлечений один телевизор с зернистой картинкой на два дома да самопальная музыка по вечерам. Жизнь тут не баловала разнообразием, но она хотя бы была. А мне по-прежнему не хотелось видеться со всякими чужаками…
Я одичала тут, без вариантов.
Мар на ночь так и не пришёл, но заполночь дверь тихо отворилась, и через порог скользнула толстенькая фигурка Киная. Поскрипывая на досках, он прошагал к лестнице и вдруг замер. Я лежала с закрытыми глазами и ждала, но он так и не двигался с места.
— Кинай..? — тихо спросила я.
— Руа…
— Что случилось? Иди сюда, я не сплю…
Вздохнув (как мне показалось, с облегчением), верный хупара тихо сделал шаг и так же бесшумно сел на стул.
— Руа, скажите, а почему вы не хотите отсюда уехать?
— Почему ты спрашиваешь об этом, Кинай? — удивилась я.
Помявшись, хупара вздохнул. В темноте я не различила ничего, кроме неясных контуров его головы и плеч на фоне окна.
— Так вы… вроде как… скучаете тут… — смятённо пробормотал он после паузы — видимо, не придумав ничего лучшего…
Некоторое время мы оба молчали.
— Кинай, я буду жить в Тер-Кареле до смерти. В каком бы виде она меня не нашла.
Силуэт Киная почему-то вздрогнул.
— А почему, руа?
— Тер-Карел — последнее место в Мире, где я могу жить, Кинай. И даже, наверное, вне Мира, — добавила я, — Это всё, что ты хотел мне рассказать?
— Да, — застенчиво сказал Кинай после паузы. Хотела бы я знать, отчего он был так взволнован…
— А где Мар?
— У Мастера Горранна. Они там в фишки режутся с этим торговцем, — с некоторым, как мне показалось, облегчением, произнёс Кинай.
— Он торговец?
— Да, — с некоторым замешательством сказал Кинай, снова притихая, — Он хочет нам панели солнечные сплавить…
— А почему ты ушёл..?
— Мне… надоело там сидеть, — Кинай долго не издавал ни звука, его молчание висело в воздухе, как ведро киселя по дороге из посуды на пол, а у меня ещё больше укрепилось и без того стойкое ощущение, что хупара никак не решается что-то мне поведать — что-то, ради чего он и сбежал с посиделок у Горранна… — Но я… пойду, да, руа..?
— Иди, Кинай.
Он поспешно встал на ноги и сделал несколько шагов к лестнице, когда я внезапно тихо-тихо произнесла:
— Кинай, тебе плохо удаётся играть в шоколадного дурачка. Мы оба про это знаем. Но если то, что ты хотел мне рассказать — это серьёзно, то я всегда буду рада тебя выслушать.
Осёкшись, хупара замер, так, словно бы я подсекла его под колени.
— Да, госпожа Санда. Я… простите…
Коэффициент интеллекта образованного хупара Киная составлял 358 пунктов. А у меня — 400. При среднеаллонговском 600 и среднехупарском 250. Конечно, как говаривал мой умнейший отец, «способности к математике и способность искать мудрость — вещи разные»… Но я всяко не могла считать, что Кинай радикально глупее меня. Итак у этих его застенчивых подходов «а ля Хупанорро» была серьёзная причина. Страх и неимоверная тревога, которые он тщётно пытался замаскировать поведением «под уличного уборщика»…
Более того, Кинай был так взвинчен и дезориентирован, что напрочь забыл про своё благоприобретенное «руа». Я услышала его торопливые, словно бы стыдливые шаги наверху, а потом всё затихло. Но я отлично знала, что мы оба не спим в одинаковой степени…
Что случилось с парнем? Вряд ли он получил по морде от одной из наших девчонок… Что-то произошло во время партии в фишки с торговцем? Или… где? А если так, с чего Кинай взял, что мне это будет интересно? Почему не поговорил с Маром?
У меня опять не было ни единого факта. Как и во всём, что я пыталась выудить из Тер-Карела…
