Земля в иллюминаторе (СИ) - Кин Румит (полные книги TXT) 📗
— Жаль, что про древних пишут мало историй, — посетовал Тави. — Почти все наши легенды посвящены войнам эпохи восстановления.
— Напиши про них сам, — предложил Хинта.
— Думаешь, у меня получится?
— Напиши историю про то, как погибла Луна.
— Лучше я напишу про то, как на ней основали город. Это более вдохновляющий момент. И герои для этого нужны ничуть не меньше, чем для сцены всеобщей гибели.
— Как скажешь. Главное, напиши.
Они лежали под звездами, пока в динамиках Тави не зазвучал голос матери. Она сказала, что прошло уже больше чем два часа, что ужин остыл и что сын ее разочаровывает.
Тот день, хотя формально он был лишь одним из множества свободных каникулярных дней, запомнился им обоим надолго. Хинта иногда вспоминал про встречу с незнакомцем и начинал беспокоиться, что Тави все еще о ней думает. Но со временем это отошло в сторону: на Шарту обрушились новые события, достаточно яркие, страшные и всеобщие, чтобы надолго отвлечь на себя почти все их внимание.
Глава 2
ВРЕМЯ БЫТЬ ГЕРОЕМ
Когда началась тревожная рассылка, Хинта и Атипа вместе работали на площадке перед гаражом. В кузове Иджи лежала куча старых микросхем. Отец и сын перебирали медно-кремниевый лом, пытаясь определить, что здесь еще годится для ремонта. Они совершенно ушли в работу, и оба вздрогнули, когда в динамиках их шлемов зазвучал чужой, официальный женский голос.
— ЖИТЕЛИ ШАРТУ, ЖИТЕЛИ ШАРТУ, ЖИТЕЛИ ШАРТУ, ПРОШУ МИНУТУ ВАШЕГО ВНИМАНИЯ.
— Что это? — только и успел спросить Хинта.
— ЭТО СООБЩЕНИЕ БУДЕТ ТРАНСЛИРОВАНО ПОВСЕМЕСТНО НА ОБЩИХ АВАРИЙНЫХ РАДИОЧАСТОТАХ ШАРТУ И В АТМОСФЕРНОМ ВЕЩАНИИ ПО ВСЕМУ ПОСЕЛКУ. СООБЩЕНИЕ БУДЕТ ПОВТОРЯТЬСЯ КАЖДЫЕ ПЯТЬДЕСЯТ МИНУТ. ЕСЛИ ВЫ НЕ ОТНОСИТЕСЬ К ЮРИСДИКЦИИ ШАРТУ, НО УСЛЫШАЛИ СООБЩЕНИЕ — МЫ ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗА ТО, ЧТО ЗАНЯЛИ ЧАСТОТУ.
По улицам тек прозрачный тендра-туман. В вышине за тонкими облаками желтело солнце. Матово блестели стены домов. Оставалось около двух недель до начала учебного года. Если бы не этот голос, была бы середина совершенно обычного выходного дня.
— Что-то случилось, — сказал Атипа.
— СЕОДНЯ В ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА В ГЛАВНОМ ЗАЛЕ ГУМПРАЙМА СОСТОИТСЯ ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ. НА НЕМ БУДУТ ОБЪЯВЛЕНЫ ВАЖНЫЕ НОВОСТИ И БУДУТ ОБСУЖДАТЬСЯ ВОПРОСЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ОБЩЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ. РЕШЕНИЯ, ПРИНЯТЫЕ СОБРАНИЕМ, КОСНУТСЯ ВСЕХ, КТО ОТНОСИТСЯ К ЮРИСДИКЦИИ ШАРТУ.
Треск эфира. Атипа каким-то безнадежным жестом бросил в кузов Иджи недомытую плату. Она грузно звякнула радиатором.
— ПОЭТОМУ МЫ ПРОСИМ ЯВИТЬСЯ ВСЕХ, ВКЛЮЧАЯ ОТДЕЛЬНО ЖИВУЩИХ ХУТОРЯН С ВОСТОКА И С ЮГА. ЕСЛИ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ЯВИТЬСЯ ЛИЧНО, ПОСТАРАЙТЕСЬ ОБЕСПЕЧИТЬ ВИДЕО-ПРИСУТСТВИЕ. КОДЫ КАНАЛА ОДИН, ОДИН, ДВА, ОДИН, ОДИН, ТРИ. ПОВТОРЯЮ. ОДИН. ОДИН. ДВА. ОДИН. ОДИН. ТРИ.
— Думаешь, правда придут все? — спросил Хинта. Атипа молча кивнул, протянул руку и тяжело похлопал сына по плечу.
— КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ. СООБЩЕНИЕ БУДЕТ ПОВТОРЕНО ЧЕРЕЗ ПЯТЬДЕСЯТ МИНУТ.
В прошлый раз, когда зазвучало оповещение, Хинта был в школе. Тогда голос был мужским. Он сказал, что в основной воздухоочистной системе Шарту поселилась колония болезнетворных грибков. Началась паника, все одели скафандры и высыпали на улицу. Но тревогу подняли слишком поздно — четверть жителей уже была заражена пневмонией. Следующие два месяца весь поселок кашлял, помещения пришлось продувать азотом, а двенадцать человек не пережили болезнь. Хинта хорошо запомнил то время потому, что его мать, с ее обожженными легкими, болела тяжелее других. Они с отцом много дней боялись, что она станет тринадцатой.
— Ладно, — медленно произнес Атипа, — работа есть работа. Давай все равно переберем платы.
Но ни один из них не сдвинулся с места.
— Что могло случиться? — спросил Хинта.
— Ну, к примеру, предсказали приближение худшего землетрясения века. Или у нас отказывает реактор электростанции. Да тысячу вещей это может означать. Ясно только, что жизнь в любом случае станет хуже.
— Я хотел пойти к Тави пообедать. Можно?
— Поешь дома, Хинхан. Давай побудем все вместе, пока не прояснится, что там случилось. Позвоню Лике.
По позе отца Хинта видел, как тот говорит с матерью. Его родители обрушивали друг на друга потоки пессимизма и безнадежности, считали свои горькие шансы на выживание, жаловались и прогнозировали дурную судьбу. Не в силах находиться рядом с Фойтой-старшим, Хинта ушел вглубь гаража. Здесь было лучше: отовсюду смотрели морды-интерфейсы родных машин, вздымались до потолка стеллажи, полные полезного старья. В ванне для отмывки плат бурлила серая жидкость, светился зеленым светом и истекал медленными струйками дыма стержень лазерного паяльника. На верстаке лежала интересная платка — отец хотел ее выбросить, но Хинта думал, что это еще способный к работе стимометр или гетвопстер. Мальчик сел за верстак, провел пальцами по узорам неопознанных микросхем, пригладил выпуклые ряды тиристоров, успокоился и осознал, что тоже должен позвонить — сказать Тави, что не придет. Однако он на секунду опоздал — входящий звонок от того сам прорезался в его шлеме.
— Ты опередил меня на мгновение, — сказал Хинта. — Тоже слышал?
— Да. Мама уже в полной панике. Пытается дозвониться до Джифоя. Уверена, он знает, в чем дело.
— А будет здорово, если она выяснит. Слушай, отец меня не отпустит.
— А почему? Не землетрясение же.
— Ты знаешь моих родителей. Они всего боятся. Отец решил, так будет безопаснее.
— Жалко. Я думал, мама успокоится, если придешь ты. Она при посторонних лучше держит себя в руках.
— Прости.
— Да ладно, ты же не виноват.
Хинта промолчал, глядя на угрюмую фигуру отца, застывшую у входа в гараж. Тави был вроде как прав. И все же Хинта ощущал призрак вины. Он мог начать перечить отцу, но не сделал этого — как будто на самом деле был согласен с этим решением, как будто тонул в страхах и унынии своей семьи.
— Хотя, может, поговоришь с ним? — словно уловив его мысли, попросил Тави. — Случись что по-настоящему страшное, никто бы уже не успел собраться вечером. Помнишь общее собрание, которое было пять лет назад — я тогда только приехал в Шарту и удивлялся всему? Тогда в самый сезон забастовали сборщики фрата. Ничего серьезного не случилось, просто весь поселок переругался, а потом так же успокоился.
— Да, наверное, какая-то ерунда. Но я уже не стал с ним спорить. Давай сделаем по-другому: я пообедаю с семьей, они слегка успокоятся, а потом я еще раз попрошу, чтоб меня отпустили.
— Да, давай. Сытые люди на все смотрят легче. И скажи родителям, что моя мама может узнать, в чем дело. Это их соблазнит.
— Ты гений, — обрадовался Хинта. — Так и сделаю. В поселке, кстати, все пока спокойно.
— Ты на улице?
— В гараже.
— Передавай привет Иджи.
Хинта фыркнул.
— Обязательно. Но вряд ли он ответит тебе тем же. Ладно, мне пора. Еще раз прости, что не приду к обеду.
— Думаю, мы все равно увидимся. Если не после обеда, то вечером, на общем собрании. Я оставлю тебе кусок маминого пирога.
Еще через час, после повторного оповещения, когда Атипа уже закрывал гараж, к ним подошел Риройф Кахта. Этот высокий нескладный человек с сутулыми плечами и низко опущенной головой всю жизнь проработал сборщиком фрата, но так и не дослужился до командира бригады. Его жена много лет назад уехала учиться в Литтапламп — тогда это еще было возможно — а позже не пожелала возвращаться. Риройф соображал медленно — лишь через три года после ее решения он перестал посылать ей деньги. Теперь он был одиноким и угрюмым, как старый ржавый транспорт, брошенный в пустошах среди ужасов и песков. Между ним и Атипой существовало что-то вроде зыбкой рабочей дружбы: их гаражи стояли рядом, и иногда они помогали друг другу, а иногда вместе пили кувак.
