Три войны - Сапегин Александр Павлович (библиотека книг .TXT) 📗
— Я люблю тебя, — сказал он, пересев в изголовье и поцеловав ее в губы. Вроде банальность, молодые люди по сто раз на день говорят подобные слова своим половинкам, но не в данном случае. Девушку охватил страх, она привыкла, что ее избранник не часто показывает свои чувства прилюдно, чаще всего он закрыт щитами воли и только волны обожания, окатывающие ее от его взгляда, говорили ей, что за каменной маской скрывается живой человек, от прозвучавших в ночной тиши слов захотелось закрыться одеялом.
— Тимур, что случилось? — Ничего умней в голову не пришло. Банальный вопрос, но столько в него вложено: от интонации и дрожи до широко распахнутых глаз.
Тимур отвернулся.
— Я никуда тебя не отпущу! — крикнула Любаэль, намертво вцепившись в него руками. — Слышишь! Что ты задумал?
Тимур резко развернулся и прижал ее к себе.
— Что ты обещал Хель? — чуть отстранившись от него, спросила девушка почти спокойным голосом. — Не лги, я видела в твоих глазах смерть.
— Я ей ничего не обещал и не давал клятв. — Тимур несколько секунд смотрел в никуда, потом, собравшись с духом, без утайки рассказал про вечерние события. — Я не хочу сказать, что это бессмысленно, что это должен быть кто-то другой, что город выстоит и орки не возьмут штурмом Мидл. Не знаю, но Нижний город мы не удержим, зомби разрушили двадцать процентов стены, и только чудо, что они не ворвались в город сегодня. Завтра внешние стены падут. Сегодня я эвакуировал жителей мастеровых кварталов и беженцев. Если орки войдут в Нижний город, они его сожгут, маги не смогут бороться с дымом, у нас все погодники на грани, а ведь «зеленухи» атакуют мертвяками, поднятыми из убитых в Мерии и в наших северных селениях, только три раза в штурме принимала участие их пехота и один раз кавалерия. Орки завалят улицы трупами и накидают в пожарища луковиц ядовитых растений. Мы задохнемся от вони разлагающихся тел, смрад накроет и Мидл, и Лайлат.
— Тимур…
— Я хочу, чтобы ты и наш малыш выжили. — Он погладил серебристые волосы эльфийки. — Не отговаривай меня, иначе я буду всю жизнь презирать себя. Иметь возможность прекратить это и не воспользоваться ею… — голос Тимура не оставлял шансов. Решение принято.
Любаэль прижалась к сильному плечу слишком рано повзрослевшего юноши, настоящего мужа. Она родилась pay и была снежной эльфийкой из древнего рода воинов, в десять лет взяла в руки деревянный тренировочный меч, не понаслышке знала, что такое самопожертвование, и разумом приняла страшное решение любимого человека, но почему тогда так мокро щекам? Ни разу в жизни она не позволила себе заплакать, отец бы не понял слез, но сейчас хотелось реветь в голос…
Они так и не уснули до утра, отдавая друг другу нерастраченную страсть и нежность…
Вершины гор на западе окрасились красным светом, хотя восток еще был скрыт предрассветным сумраком.
Любаэль, на лице которой не отражалось ни единой эмоции, придирчиво осмотрела белую церемониальную мантию мужа, поправила перевязь с мечом на его поясе и вышла на порог дома. За свое брачное одеяние она не волновалась, девушка была уверена, что ни одной лишней складки на платье нет, если бы не бело-черная накидка невесты Хель, будущей вдовы, провожающей живого мужа в чертоги богини, она бы была счастлива, а так — лед в глазах, мраморная маска на лице. Через пару минут, установив в красном углу родовые святыни и помолившись Близнецам в молельной комнате, из дому вышел Тимур. По древнему обычаю она провожала его до первого перекрестка.
Перекресток дорог — ему придавали сакральное значение не только почитающие Близнецов, верующие, что богини ведут разумного по предначертанному пути, а перекресток является местом встречи Хель и Нель, и какая богиня держит нить судьбы человека, по тому пути он и пойдет, на перекрестке вершили Суд Богов суровые северные викинги. Норманны и серые орки-поморы скрещивали клинки на перекрестках дорог, считая, что на стороне победителя находятся Боги. Редко какой безумец решался оспаривать результаты Суда.
Эльфийка, забежав вперед, открыла калитку в сплошных воротах (прислугу они распустили в первый день войны), придерживая ее, вышла на улицу и обомлела: вся дорога была усыпана лепестками цветов, хлебными крошками и таким драгоценным зерном. На тротуарах стояли сотни серых орков, городских жителей и викингов. Чтобы успокоиться, Любаэль глубоко вдохнула и опустила взгляд на брусчатку. Сердце выбило бешеную дробь.
Многие орки, норманны и некоторые простые люди, как мужчины, так и женщины, имели одну общую черту — их искалечила война. Кто без руки, кто без ноги, кто обожжен или скрючен в три погибели от полученного во время сражения проклятия. В большинстве своем они были воинами, которым из-за запущенности ран и наплыва раненых не смогли оказать полноценную помощь маги жизни. Маги могли запустить процесс регенерации и вырастить человеку новую конечность, но для этого требовался постоянный уход и наблюдение, и то если после ранения прошло не более трех-четырех суток. Но как, скажите, восстановить руку, если на тебе висят десятки, сотни раненых? Тут бы просто жизнь спасти, не до восстановления рук или ног. Рау знала, что значила инвалидность для воспитанных в суровых традициях воинов серых орков и норманнов: обуза роду, клану и семье, лишний рот, который не может сам себя прокормить, вынужденный сидеть на шее клана. Все не так страшно, когда увечье небольшое и воин может сражаться, учить молодняк, работать в поле или когда клан большой, а что делать, когда от клана или рода осталось полтора или два десятка душ и увечье превратило тебя в нахлебника. Весть о готовящемся ритуале моментально облетела осажденный город. Над-князь Мидуэль был неправ, что не будет добровольцев. Многие бывшие воины предпочли почетную смерть во имя победы серым невзрачным будням с призрачной надеждой на выздоровление. Любаэль ждала, когда выйдет Тимур, и ощущала в большинстве направленных на нее взглядов торжество, от того, что смотрящий оказался нужен, и надежду, что его смерть послужит славе клана и подарит победу. Бывшие воины готовы были молиться на ее мужа за то, что он и преподаватель некромантии подарили им шанс на достойную и почетную смерть. Безумные орки, безбашенные норманны!
На дорогу вышел Тимур, на мгновение, как его жена, застыв под взглядами сотен людей.
— Пойдем, — сказала Любаэль, беря мужа под локоть и ступая на усыпанную зерном и хлебными крошками мостовую.
— Пойдем, — ответил Тимур, ошарашенный развернувшимся перед его глазами древним ритуалом: когда идущие на смерть шагают по зерну и хлебу, дающему жизнь. Он никогда не думал, что станет свидетелем подобного, тем более будет участником. Почему-то сейчас на память пришел один из последних уроков мастера Берга и рассказ о жизни на кончике меча. Выйдя на середину дороги, они с Любаэль поклонились всем собравшимся, воины одновременно поклонились в ответ.
Зерно хрустело под ногами. Тимур шел к Золотому мосту, месту, где они с гралл Некросом собрались провести ритуал, и думал не о том, что за его спиной вышагивает колонна смертников, а о том, что после прохода процессии люди на карачках будут собирать разбросанные зерна. Собрано будет все, до самого последнего зернышка. Хлеборобы засеют ими поля, считая, что хлеб, испеченный из выращенного зерна, дает здоровье, силу, храбрость и мужество.
Любаэль проводила Тимура до перекрестка и отошла в сторону, на тротуар, по Дороге богинь он пойдет без нее. Все слова сказаны, они простились у входа в молельную комнату, но все равно в душе эльфийки жила безумная надежда на возвращение мужа. Тимур ушел не оглядываясь.
— Госпожа! — сказала за спиной эльфийки какая-то женщина глубоким грудным голосом. Любаэль обернулась и уперлась взглядом в могучую высокую орчанку (и как она так тихо подошла?), за спиной, которой мялись еще несколько женщин из серых орков и три светловолосых норманки. Женщины сжимали в руках ножи. — Госпожа, — повторила орчанка, — для меня будет честью служить вам и вашему роду! — сказала она, опустилась на правое колено и полоснула ножом по запястью левой руки. На мостовую брызнула ярко-алая кровь. — Примите наши клятвы! — Женщины за спиной могутной орчанки повторили кровавое действо.
