Легион Видесса - Тертлдав Гарри Норман (серия книг .TXT) 📗
– Ты ни на что не годный идиот, – сказал жрецу Скавр. Трибун был слишком взвинчен, чтобы сдерживать гнев.
Бормоча нечто – видимо, извинения, – Стипий начал сначала. Опрокинул кружку. Песок жадно поглотил остатки вина.
Полный бессильной ярости, трибун с усталым гневом послал жрецу проклятие.
Тит Пуллион вытянул руку, указывая куда-то вперед:
– Вон там – столб дыма.
Марк поднял голову. Так и есть! Столб дыма в южном направлении. Ветер немного сносил его ветром.
– Мы должны были заметить его раньше, – сказал Сенпат Свиодо. – Проклятие на эти облака! Они ненамного светлее дыма.
– Вперед. – Марк снова прыгнул в седло и ударил пятками по бокам лошади. С легким сердитым фырканьем она побежала быстрее. Трибун обернулся на крик жреца:
Стипий безуспешно пытался вскарабкаться на лошадь.
– Бросьте его здесь, – приказал Скавр легионерам.
Отряд помчался на юг. Песок полетел из-под копыт. Всадники обогнули небольшой каменный утес и увидели костер, пылавший на песке. Это было менее чем в километре. Сердце Марка забилось сильнее. Возле костра стояли две лошади. Другие бродили по берегу, подбирая скудную траву.
Сенпат пришпорил лошадь. Остальные понеслись за ним. Подпрыгивая в седле, Скавр из последних сил старался не навернуться с лошади. Соленый северный ветер дул ему в лицо. Глаза слезились.
Но если Марк каким-то образом умудрился усидеть, то легионер Флор оказался менее удачлив – он рухнул на песок. Конь убежал. Ворен насмешливо крикнул что-то незадачливому товарищу, но тут же сам чуть было не присоединился к нему.
Поскольку римляне были слишком заняты тем, чтобы усидеть на лошади, то одна Неврат заметила у берега корабль. Широкий квадратный парус был опущен, а кливер удерживал корабль носом к ветру. Борта и палуба были выкрашены в зеленый цвет – цвет морской волны, чтобы сделать судно как можно менее заметным. Цвет напомнил Марку печати Дракса. С внезапной тоскливой уверенностью трибун понял, что это не имперский корабль. Это намдалекский корсар – один из тех, что рыскали в видессианских водах.
– Смотри!.. – крикнула Неврат.
И Марк увидел длинную шлюпку, которая спешила от берега к кораблю. Порыв ветра взметнул копну волос женщины и спустя миг отбросил их ей на лицо. Справа и слева от женщины сидело по маленькой детской фигурке… Женщина неотрывно глядела на берег. Вот она подняла руку, показала на приближающихся легионеров и крикнула что-то. Скавр. не мог расслышать слов, но он сразу узнал это певучее контральто. Гребцы начали быстрее взмахивать веслами. Шлюпка удалилась от берега метров на двести.
Натянув лук, Сенпат вошел в море и остановился, когда вода коснулась брюха лошади. Он натянул тетиву до уха и пустил стрелу, Марк пробормотал невнятную молитву. Он и сам не знал, о чем просит: то ли о том, чтобы Сенпат попал в цель, то ли о том, чтобы он промахнулся. Стрела плеснула в нескольких метрах от правого борта шлюпки.
Гребцы работали из последних сил, как одержимые.
Сенпат положил на тетиву вторую стрелу, но тут же грязно выругался: тетива сорвалась с лука. Неврат подъехала к нему, желая помочь. Но ее лук был более легким и посылал стрелы не так далеко. Сенпат наконец a$%+ + второй выстрел. Теперь стрела не долетела и до кормы шлюпки. Молодой васпураканин сделал третью попытку, желая доказать себе, что первая стрела не была случайной удачей. Но затем он покачал головой и вернул Неврат ее лук.
Лицо Скавра было мокрым. Поначалу он подумал, что это дождь начался снова, но потом понял, что плачет. Ужаснувшись, он попытался остановить слезы, но не смог. Тогда Марк низко опустил голову, уставившись себе под ноги. Слезы жгли ему глаза.
Едва только беглецы поднялись на борт, намдалени распустили парус. Ветер весело заплескал в холстине. Парус вздрогнул, как живое существо. Когда трибун снова поднял голову, под бушпритом корабля уже закипала белая пена. Корабль, подгоняемый ветром, стремительно уходил на восток. Никто из стоящих на палубе не обернулся назад.
События последующих двух дней Марк почти не запомнил. Боль утраты, отчаяние, вызванное предательством близкого человека, изгладили подробности из его памяти. Эти дни остались в туманной дымке. Вероятно, он вернул лошадей – и конфискованных в усадьбах Сенпатом, и украденных беглецами. Вероятно. Он не помнил. Во всяком случае, в западные пригороды столицы, к Бычьему Броду, он вышел пешим.
Единственное, что запомнилось ему во всех подробностях, был вечер, проведенный с Сенпатом и Неврат. Мелочь, которая при других обстоятельствах быстро вылетела бы из головы.
В тот вечер васпуракане, пытаясь спасти трибуна от черного отчаяния, купили огромную амфору вина и вдвоем приволокли ее к Марку. Они вкатили ее по лестнице на второй этаж и подтащили прямо к дверям маленькой комнатки, которую снимал в те дни Марк.
– Эй, – сказал трибуну Сенпат и извлек из сумки кружку, – давай-ка, пей.
Резкий тон не оставлял места отказу. Скавр выпил. Горе изглодало его. Обычно весьма умеренный в выпивке, в ту ночь Марк лишь приветствовал возможность погрузиться в пустоту. Лишь бы не чувствовать больше этой изматывающей, жгучей боли…
Скавр вливал в себя вино со скоростью, которая ужаснула бы самого Стипия. Оба молодых васпураканина не могли состязаться с ним в этом. И потому они очень скоро просто уселись, покачиваясь, на полу, обнявшись и расцветая глупыми пьяными улыбками.
И все же Марку не удалось полностью провалиться в забытье. Память о случившемся горела в его мозгу во всех подробностях. И эти подробности были ужасны в своей выпуклой, почти зримой, почти осязаемой отчетливости.
Вино развязало далекие воспоминания, которые, как считал Марк, он похоронил давным-давно…
Дождь шумел за окном, косые струи хлестали по окнам. Марк расхаживал взад-вперед по комнате, во все горло декламируя большие отрывки из пьесы Еврипида «Медея». Он заучивал их, когда занимался греческим языком. Это было очень давно…
Когда Марк прочитал «Медею» в первый раз, он, как и рассчитывал автор, был целиком на стороне героини. А сейчас, похоже, Скавр совершил ту же ошибку, что и самоуверенный Ясон. Да, самую большую ошибку, какую только может совершить мужчина, когда легкомысленно относится к чувствам женщины и не задумывается о последствиях. Смешно! Скавр попал в то же положение, что и Ясон. И только теперь он заметил, что страдание разделено между Медеей и Ясоном поровну. Это тоже одна из особенностей пьес Еврипида.
Сенпат и Неврат слушали строки из греческой трагедии со смешанным чувством непонимания и восхищения.
– Это действительно настоящая поэзия, – сказал наконец Сенпат. Его музыкальный слух улавливал и звучность стихов, и четкость ритма. – Но что это за язык? Это не тот, на котором вы, римляне, разговариваете между собой.
Хотя Сенпат и его подруга знали всего несколько латинских слов, они распознавали латынь в общем потоке речи.
Трибун не ответил. Вместо этого он выпил еще один большой глоток вина, тщетно пытаясь заглушить страшные и горькие воспоминания. А они все не хотели уходить… Кружка задрожала в его руке, и он пролил несколько густых красных капель себе на ноги. Даже Медея не соблазняла Ясона, когда задумала лишить его детей и бежать на крылатой колеснице…
– Неужели бывало такое, чтобы женщина так бессердечно воспользовалась любовью мужчины?.. – выкрикнул он.
Он не ожидал ответа, но Неврат высвободилась из объятий мужа.
– Насчет мужчин – не знаю, – проговорила она, пристально посмотрев на него. – Повернись лучше в другую сторону. Если можешь. И тогда ты увидишь… Алипию Гавру.
Марк остановился, уставился на Неврат… И швырнул полупустую кружку в стену. Он мгновенно устыдился собственной жалости к самому себе. Испытания, которые привелось вынести дочери Маврикия, затмили горе Марка, как солнце затмевает луну.
Трусость Ортайяса Сфранцеза стоила Маврикию жизни при Марагхе. Самто Ортайяс при бегстве уцелел. Уцелел – и захватил престол Видесса.
