Приют изгоев - Кублицкая Инна (первая книга txt) 📗
Он особенно не торопился в Искос, раз в его распоряжении было две недели, и жалел только о том, что зимой погода не очень располагает к путешествиям на планере, а то бы он непременно испытал удовольствие от полета. Однако в слякотную, дождливую и туманную погоду это было неприятно и опасно, а посему, припомнив свой единственный не совсем удачный полет из замка Ришад, он решил все же не рисковать.
Он шел на запад с торговой шхуной. Дабы не бороться с сильным прибрежным течением, несущим свои воды на северо-восток, шхуна выходила далеко в океан и только здесь можно было наслаждаться настоящей таласской зимой. На Краю Земли в это время с неба сыпалась неприятная слякоть – мокрые хлопья снега, рождаемые встречей холодного муссона с континента и теплого влажного воздуха, поднимающегося от Отмелей вдоль Стены; на самих Отмелях дождик накрапывал практически непрерывно, и все пропиталось особой зимней сыростью, – а вот в открытом море почти всегда сияло солнце и не было жары, которая так иногда досаждала летом.
Шхуна шла неспешно, бросая якоря и делая длительные стоянки у каждого более или менее значительного поселения, и конец путешествия Менкару пришлось проделать на почтовом водомете. В столицу он прибыл аккурат накануне последнего дня, который был указан в сроке действия подорожной.
Место, указанное в визитной карточке, находилось несколько на отлете. Пока Менкар уточнял, как туда добраться, пока ждал на пристани подходящую лодку, идущую в том направлении, наступил вечер. Трое студентов, вместе возвращающихся в университетский городок на легком каяке, согласились сделать крюк и подбросить Менкара по указанному адресу.
Часа два спустя, когда наступила темнота, они еще плыли, ориентируясь в сетке каналов по огонькам, теплящимся на бакенах. Менкар сомневался, что и днем без посторонней помощи мог бы найти дорогу. Но студенты были весьма уверены в себе и, направляя свой утлый челн в очередное погруженное в темноту русло, время от времени показывали своему пассажиру маячащую то справа, то слева от носа лодки россыпь огней – то был Университет, – всякий раз встречая огни родной обители знаний восторженными возгласами и обильными возлияниями из оплетенной бутыли, стоящей на дне лодки. Не раз развеселые студенты предлагали отведать из нее и Менкару, но тот отказывался, в душе потихоньку проклиная себя за то, что связался с переучившимися школярами. С каждым новым поворотом Менкар терял надежду, что когда-нибудь он вообще доберется до места, потому что окрестности Искоса заселены очень плотно и конфигурация огней менялась чуть ли не поминутно, а огни Университета в очередной раз возникали с самой неожиданной стороны, вызывая очередную порцию восторга патриотически настроенных студиозусов.
Но всему когда-нибудь приходит конец. Наконец лодка остановилась у наклонной стены невысокой набережной, и один из студентов, поглядывая вверх, не совсем твердо произнес:
– Каажется, этто зздессь…
Менкар присмотрелся. Под фонарем была прибита табличка, и на табличке был написан тот самый адрес, что значился в визитной карточке.
– Да, – сказал он с облегчением, – приехал…
Лодка двинулась чуть вперед, и стала видна ниша в стене набережной, откуда в воду спускались ступеньки. Менкар бросил вперед, на ступеньку, сумку и выбрался из лодки сам.
– Сколько я вам должен, ребята? – спросил он.
– А, какие мелочи, – небрежно бросил один из студентов и оттолкнулся веслом. А второй добавил:
– Если встретимся, сочтемся.
– Бывай!.. – помахал рукой третий.
Лодка скользнула дальше по каналу и почти сразу растворилась в темноте; но долго еще были видны светлые куртки парней и слышно бульканье наливаемой в кружку жидкости.
Менкар поднял сумку и пошел к ближайшему дому, который стоял несколько поодаль от прочих строений. Это был трехэтажный каменный особняк обычной для Таласа архитектуры – самого дома не было видно за террасами и галереями, обвивающими его. Догадаться в темноте, где входная дверь, было невозможно, и Менкар двинулся к единственному светящемуся окошку. За стеклом видна была большая комната, обстановкой напоминающая уже виденные Менкаром официальные помещения: вдоль стен шкафы, несколько дверей, ведущих в глубь дома, стол, перегораживающий комнату надвое, и ближе к входным дверям две длинные скамьи; дверь, ведущая в помещение с улицы, обнаружилась прямо рядом с окном. За столом стояло удобное на вид кресло, в котором сидел и вязал сеть при свете масляной лампы уже не молодой человек, одетый скорее по-домашнему—в штаны и рубаху из набивного тапана.
Менкар на всякий случай стукнул в стекло и открыл дверь.
Старик поднял голову и отложил свое рукоделие.
Поздоровавшись, Менкар прошел прямо к столу и без лишних слов предъявил визитную карточку и подорожную. Старик, тоже не тратя слов, молча взял подорожную, встал, отошел к одному из шкафов и сверился с какой-то картотекой. Потом достал из ящика стола толстый журнал, за которым тянулся шнурок, открыл где-то в середине, написал, что подорожная номер такой-то сдана такого-то числа в такое-то время, затем, опять же без слов, пододвинул журнал Менкару, протянул ручку и ткнул корявым пальцем в конец строки – мол, распишись.
Менкар на всякий случай глянул на стоящие рядом старинные водяные часы, макнул перо в чернильницу и размашисто подписался.
Аккуратно старик присыпал запись меленьким песочком, стряхнул его на пол, спрятал журнал, не забыл засунуть в ящик и тянущийся за журналом шнурок, закрыл крышечками чернильницу и песочницу, затем достал из другого шкафа довольно большой, но легкий узел и свернутый гамак, вручил их Менкару, а в освободившуюся ячейку жестом указал поставить сумку. После чего проронил первые слова:
– Ужинать будешь? Есть овощной суп и пирожки.
– Неплохо бы, – сказал Менкар.
Менкар положил узел и гамак на скамью, а старик открыл еще один шкаф, и там обнаружился довольно обычный для Таласа горшок-термос: глиняная посудина, засунутая в тапановый мешок, подбитый «морским пухом» – вываренными волокнами одной морской травы, которые отлично сохраняют тепло. Старик ткнул пальцем в стоящие на полке миски и на объемистый короб с пирожками, после чего опять сел в кресло и занялся сетью.
Менкар взял миску, снял с горшка накрывашку и зачерпнул себе половником похлебки, которая вообще-то была ухой, но здесь именовалась овощным супом, так как, помимо даров моря, в нее добавлялись овощи. Пирожки, впрочем, тоже были не пирожками, а таласским представлением об этом предмете. Овощное пюре смешивалось с рыбным фаршем, заворачивалось в большие виноградные или капустные листья, обмазывалось особо приготовленным густым соусом и обваливалось в муке, после чего и запекалось. Получалось вкусно, только к настоящим пирожкам не имело никакого отношения.
Поужинав подобным образом, Менкар посмотрел на старика. Тот опять отложил сеть, встал и, взяв лампу, указал Менкару на узел и гамак, после чего повел по галерее на веранду, где в этом доме, как, впрочем, во многих таласских домах, размещались спальни для гостей. Там уже висело несколько гамаков, но никто из постояльцев не проснулся, пока старик светил, а Мен-кар оборудовал свое спальное место; дело было привычное, во всех таласских гостиницах такие порядки.
Старик ушел и унес лампу, а Менкар впотьмах разулся, разделся, повесил свои вещи у изголовья и лег, стараясь поплотнее завернуться в просторное шелковое одеяло, подбитое тем же морским пухом. Все хорошо в этих одеялах: и легкие, и теплые, и стираются отлично, и с сушкой проблем нет, – только вот скользкие они, и все время норовят при малейшем движении куда-то убежать.
Ночью он сквозь сон еще пару раз слышал, как старик приводил постояльцев, а потом его толкнули в бок:
– Вставай, завтрак проспишь!
Он высунул нос из-под одеяла и огляделся. Веранда просыпалась. Рядом снимала с вбитых в каменные столбы крючьев и сворачивала гамак молодая женщина. Остальные постояльцы кто встал, кто еще только продирал глаза. Всего их здесь было человек семь.
