Полет над бездной (СИ) - Махомет Анастасия (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Я смотрел на него и молчал, не зная что сказать и как именно молчать после этих слов. Я не знал насколько он прав и насколько он искренний, и даже думать об этом у меня не получалось, но меня поражало то спокойствие, с которым он говорил эти страшные слова, вынося себе ими приговор. Я даже на миг подумал, что Валера прав и у этого ребенка вовсе нет души.
― Значит, ты думаешь, что он не придет? — спросил я, сев на скамью у стены.
― Надеюсь, — шепнул Сэт.
Он наблюдал за каждым моим движением, но это совсем не походило, на попытку заметить угрозу, а легко, как на простого собеседника.
― Надеюсь? — переспросил я.
― Да, надеюсь. Я очень хочу, что бы он не пришел.
― Потому? — не понял я.
― Неужели вы не понимаете? — спросил он неожиданно редко и эмоционально. Он подошел ко мне и посмотрел мне в глаза.
Я сидел, а он стоял, и наши глаза были напротив друг друга. Я заглянул в его глаза и понял, что Валера все же не прав и у этого мальчишки была душа. Да еще какая!
― Вы же не глупый человек, должны понимать, что черным магом я стал не от сладкой жизни и тем более не от скуки. Мое тело и дух до сих пор не приняли метку. Я стал магом официально, но не реально…
― И ты на это пошел?
― Да, — Сэт опустил глаза и подошел к маленькому окошку из которого струился тоненький совсем слабый свет. — Были причины, — голос его чуть вздрогнул.
На миг мне показалось, что он плачет, но когда он обернулся, его глаза были сухими и лицо совершенно спокойным.
― Я сделал выбор, — сказал он, — а теперь уже поздно что-нибудь решать и менять.
― Значит, ты не хочешь, что бы он тебя спас? — встав на ноги, безжалостно спросил я.
― Он и так сделал для меня очень много…
― Ясно, — бросил я коротко, ставя точку, и вышел, не зная, что я его тюремщик могу ему сказать.
Однако что-то тянуло меня к этому мальчишке. Не знаю, но я видел в нем силу, мужественность. Уверенность в себе и бесстрашие. После этого разговора во мне возникло уважение к нему и это сильно поражало. Я редко быстро начинаю уважать людей, годами наблюдая за ними, делая свои выводы, а этот ребенок поразил меня, показал мне то, но что не все взрослые были способны и внутри тогда царило болезненное недоумение, но я молчал, не признаваясь ни в чем другу, только наблюдая за его действиями, как безвольный трус.
Шпилев совсем не знал, что делать, как заманить Илью. Он пошел к Сэту, я увы не знаю, о чем они говорили, но вернулся Валера злой с медальоном в руках, тот что я после, спустя много лет, вернул этому мальчишке.
Не хочу даже знать, как он до всего этого додумался, но я ни чуть не лучше, ведь я ничего не сделал, что бы остановить это безумие. Двое наших помощников избили мальчишку, и все это с угрозами отправили Вересову.
Тогда я и не знал, что весь этот месяц черный маг не появлялся дома и ему никто ничего не сообщал, но теперь я знаю, что он даже не знал о бедственном состоянии своего ученика, но после этой пленки, ему все же позвонили. Я не знаю, на что надеялся Илья, не знаю. Что он думал и что чувствовал, но это точно не оставило его равнодушным.
Меня же раздирала изнутри совесть, буквально разгрызая на части. Я начинал призирать себя за то, что мы делали. Не находя себя покоя, я хотел поговорить с этим ребенком, но боялся взглянуть ему в глаза, боялся даже подумать в каком он может быть состоянии после того, что с ним сделали по нашей указке. Да, я не снимал своей ответственности ни тогда, ни сейчас, ведь я мог что-то изменить, но я этого не сделала и ответить самому себе, за что страдал этот ребенок. Однако, невзирая на муки совести, я тогда все же нашел в себе силы, отправиться к нему, что бы все же увидеть те голубые глаза ребенка, которые мы ни за что обрекали на страдания.
Сэту было все же плохо, что было неудивительно. На его теле не было почти живого места, на лице так совсем, сплошное кровавое месиво. От одного воспоминания мне до сих пор становиться дурно. У меня замирало сердце, глядя на эти синяки и кровоподтеки на белой коже, мне было дурно, но я не смел тогда отвести глаза, чувствуя все же куда более уверенное уважение к этому ребенку.
Когда я вошел он даже не открыл глаз, и я с легким облегчением решил, что он без сознания, и тут же поспешил к выходу.
― А чего приходили то? — спросил он неожиданно.
― Я? Ну, вообще к тебе, — растерянно пробурчал я, не зная, как и говорить теперь с ним, после всего этого.
― А почему уходите?
― Ну, мне показалось, ты не в состоянии…
― Для чего?
― Для разговора.
Тогда в этом странном неловком разговоре, он видимо был куда уверенней и куда спокойней нежели я и понимал происходящее куда лучше, а вот я лишь терялся в собственных эмоциях, раскаянии, вине и глубоком чувстве стыда. Мальчишка же будто и не винил меня ни в чем и вообще не испытывал ни какого страха, будто мы и не были врагами.
― Говорить я всегда могу, — сообщил Сэт и сел с явным усилием.
Дышал он тяжело, болезненно с легкой хрипотцой и болью, совсем нескрываемый.
― Я могу тебя чем-нибудь помочь? — спросил я подойдя к нему и присев, что бы мои глаза были на уровне его глаз.
Он посмотрел на меня устало. Таких замученных, но все же от чего-то совеем не обремененных каким-то грузом глаз, не теряющих эффект стеклянных, я просто не видел. И замер тогда как завороженный.
Он попытался улыбнуться и я понял эту попытку, хоть она и быстро сошла на нет, видимо из-за боли, но все же эта искренняя открытость поражала, впрочем даже если это и была тогда ирония, это не менее удивительно.
― А чем вы можете мне помочь? Разве что пристрелите, что б не мучился.
Он встал гордо, глядя мне в глаза.
Я замер. Во мне еще больше разбушевалось чувство вины. Мне вдруг стало глубоко больно. Я был безгранично виноват в боли этого мальчика, но что я мог сделать, что бы хоть немного облегчить ее? Я не мог убрать его боль, не мог излечить его изуродованное тело, да и изменить сломленную моими руками судьбу тоже, но не только я понимал это тогда, этот ребенок, с невероятными глазами, тоже хорошо это понимал, чем только усиливал мои внутренние метания.
Знал ли он о моих мыслях, я никогда не знаю, но его опухшие губы попытались вновь изобразить улыбку, на этот раз скорее снисходительную чем добродушную.
― Не можете, и видимо никогда не сможете. Жизнь, очень загадочное явление.
Он сел, тяжело и болезненно выдохнув.
― Когда-то я спас мальчика, тонувшего в Лодаре…
― В Лодаре? — удивленно переспросил я, шокировано, уж очень хорошо я знал о бурном течении этой своенравной реки, в которую не одно столетие лишь смельчаки рисковали зайти.
― Да, в Лидаре, — подтвердил он, немного отрешенно. — Я вытащил его, рискуя своей жизнью. Мне было тогда семь лет, и я бросился его спасать, совершенно не задумываясь, просто и решительно, но именно в это время… на другом конце города… на Мескорском шоссе попала в аварию моя мама, она потеряла сознание, но была еще жива… Ее можно было спасти. Ее надо было вытащить из машины, но… смельчаков там не нашлось. Она… погибла… и никто… там совсем никто, не пошевелил даже пальцем, что бы ее спасти, а я… Я ее сын, в это время спасал тонущего мальчика. Странная ирония жизни. Жестоко, не правда ли?
И зачем он тогда говорил мне об этом? Я не знаю до сих пор, и совсем не понимаю. Что он имел ввиду? На что намекал? И о чем вообще тогда думал? Или может, это было просто откровение?
Я совсем не знал, что делать, но глядя вот так ему в глаза, я смог сказать только одно, что не давало мне покоя и жестоко вертелось в моей голове:
― Прости…
― За что? За то, что жизнь столкнула нас в таких ужасных обстоятельствах? В этом нет вашей вины…
― Нет, я очень виноват…
― Не говорите глуп…
И голос его сорвался в глухой хрипящий кашель, необычайно удушливый со звучным хрипом. При этом его белые пальцы, обрели чуть синеватый тон, но все разрешилось быстрее чем я успел испугаться. Он сидел передо мной, тяжело и хрипливо дыша, не смыкая удивительно белых губ с корочками запекшейся крови.
