Пещера Черного Льда - Джонс Джулия (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Прошел целый час, как показалось Эффи, и Дрей повернулся к ней лицом. Став на одно колено, он взял ее руки в свои. Он был бледен, и его глаза смотрели неуверенно.
— Может, ты и правда что-то не так поняла, малютка? Ты видела, что Мейс ударил Рейну по-настоящему, как я ударил бы человека в драке?
В груди у Эффи отяжелело от любви и печали. Это она втравила Дрея в это дело, и он поступил благородно, как подобает. Он даже и теперь готов драться — в зависимости от того, что скажет она. Эта мысль была почти невыносима. Что бы она ни ответила, Дрею все равно будет плохо. Солгав, она станет сообщницей Мейса и скроет от Дрея правду. Если она будет стоять на своем, Дрей погибнет или уйдет... как батюшка и Райф.
Этого нельзя допустить. Эффи чувствовала это всем своим существом, но все-таки стала противна сама себе, когда выбрала ложь.
— Сама не знаю, Дрей. Я думала... но если Мейс говорит...
— Тише, малютка. Тише. — Дрей прижал ее к себе, покрыв своими большими ладонями, как плащом. Она вся дрожала от облегчения и страшного стыда. Было так, как будто она предала брата.
— Я сердечно рад, что все уладилось. — Мейс отошел от стола и протянул Дрею руку. — Теперь все позади, и мы не будем больше говорить об этом.
Дрей, немного ослабив объятия, встал, и они с Мейсом молча стиснули друг другу руки. Один смотрел в глаза другому, и Эффи прямо-таки чувствовала, что Мейс обрабатывает Дрея, как Брог Видди раскаленную добела поковку. Мейс хлопнул Дрея по плечу, и они рассмеялись.
— Ступай к Лайде Лунной, и пусть она займется рукой, которую ты прячешь у себя под панцирем. Ты мне нужен. Я слышал, что Собачий Вождь собирается идти на Баннен, и завтра мы выступим на юг, наперехват ему.
Мейс проводил Дрея до двери. Эффи шла следом. Когда Дрей уже стоял на лестнице, палец Мейса скользнул по ее горлу.
— Я, кажется, говорил, что тебе будет плохо, если начнешь рассказывать сказки? — Его голос звучал совсем тихо, и стук сапог Дрея заглушал его.
27
ТАНЦЫ НА ЛЬДУ
Ободранные руки хватали ее. Лица, обожженные чем-то более темным и страшным, чем пламя, напирали на нее, молящие, с разинутыми ртами. Спаленные покровы лопались, обнажая бледно-розовую плоть, бугристую, полную жизненных соков, обещавшую скорое выздоровление.
Протяни руку, протяни. Мы должны это получить... мы нуждаемся в этом... дай нам то, в чем мы нуждаемся... ты должна... мы тебя заставим... мы знаем, как тебе навредить... мы слишком долго ждали. Протяни руку!
Красные глаза горели злобой, губы раздвигались в черных, как ночь, улыбках. Она отворачивалась, но они продолжали толпиться у нее за спиной. Она комкала их субстанцию в кулаках, превращая их в прах и пепел, но на месте отломленных частей тут же отрастали новые. Вдали, за частоколом их обугленных рук и ног, виднелась стена из черного льда. Ледяная пещера. Почему-то теперь она больше не казалась...
— Проснись, Аш! Проснись!
Живые руки тормошили ее, вытаскивая из-под многочисленных слоев сна, словно ныряльщика из-под воды.
— Проснись, пожалуйста!
Она открыла глаза, и дневной свет хлынул в них, как соленая вода, резкий, жгучий и нежеланный. В ее сновидении, как всегда, царил кромешный мрак.
— Ангус, она проснулась.
Руки коснулись ее лба и щеки, теплые, шершавые и ласковые — совсем не похожие на руки ее приемного отца. Перед ней возникло чье-то лицо. Райф, подумала она, и порадовалась, что сумела это вспомнить.
— Это я, Райф. Все хорошо. Мы в трех днях к северу от Вениса, в еловом бору восточнее Лохани.
Смысл его слов не сразу дошел до Аш. Она смотрела в его глаза. Какого они цвета? Чернильно-синие? Или ближе к черным? Она спросила о том единственном, что имело для нее значение:
— Как долго?
— Всю ночь и почти все утро.
Чувствуя, что ее может стошнить, Аш освободилась от его рук и отвернулась. Полсуток! Еще немного — и никто уже не сумеет ее разбудить. Зная, что Райф смотрит на нее, она выпрямилась и решила, что не станет поддаваться тошноте при нем. Ей полегчало настолько, что она смогла сесть. У нее обнаружились новые больные места: средний палец левой руки, распухший, заныл в лубке, плечо тоже ныло, во рту отдавало седельной кожей и лошадьми.
— На вот, попей.
Аш взяла предложенный мех и брызнула ледяной водой на лицо. Райф не сводил с нее глаз. Он знал о голосах. Она не понимала, как это возможно, но он знал.
— Я почувствовал, что ты... ушла ночью, перед тем, как мы разбили лагерь. Мы пытались разбудить тебя, но ты была далеко. Ангус решил, что лучше оставить тебя в покое.
— Он заткнул мне рот?
Райф кивнул.
— И руки связал.
Они оба отвели глаза.
Аш огляделась. Они расположились на склоне холма над лесистой долиной. Черные ели вокруг, словно город. На юге мерцали льдом голубые пики Южного Кряжа. Все небо затянуто снеговыми тучами. Аш вздрогнула, не помня, как здесь оказалась.
Снова повернувшись к Райфу, она услышала, как вдали подвывают и лают собаки? Она посмотрела в ту сторону, в долину, сквозь сумрачную, как ночь, еловую хвою.
— Давайте-ка трогаться. — Ангус подошел поближе. Он был так спокоен, точно слышал щебетание ласточек, а не собачий лай. — Пошли, Аш. — Он протянул ей руку в перчатке и поднял с земли без малейшего усилия. — Седлай коней, Райф. Об остальном я позабочусь.
— А мне что делать? — Аш заставила себя говорить спокойно — ей не хотелось выказать слабость перед Ангусом.
— Наполни мехи снегом. — Ангус, порывшись за пазухой, достал полотняный сверток. — И съешь вот это, все до последней жиринки. Может, это тебе и не по вкусу, но силы надо подкреплять. Ты уже сутки ничего не ела.
Аш молча кивнула. Ангус странным образом напоминал ей Пентеро Исса — они оба заботились о ней и заставляли есть.
Последние три дня стали для нее новым кошмаром. Ее жизнь круто и навсегда изменилась в тот миг, когда она вступила в тень Тупиковых ворот. Под кучей нищенских лохмотьев возник вдруг Марафис Глазастый. Двое угольщиков извлекли откуда-то красные клинки. Старый пьяница, лежавший в снегу, стряхнул с себя годы и хвори, как исцеленный богами прокаженный, а единственный стражник на башне вдруг превратился в трех. Аш это показалось чудом вроде тех, что показывали уличные фокусники, — сплошь состоящим из зеркал и дыма. Даже не подумав остановиться, она продолжала бежать к воротам. Быть так близко и не выйти за них казалось ей поражением худшего рода.
После этого ею овладело безумие. Она не помнила ничего, кроме страха и смерти. Когда человек по имени Ангус предложил ей поехать с ними в Иль-Глэйв, в голове у нее было одно: выйти за ворота. Потому-то она в конце концов и согласилась: путники ехали в ее сторону.
Она не предвидела того, что будет дальше. Опустившись в снег по ту сторону ворот, она поддалась голосам. Они не дали ей даже мгновения, чтобы побыть наедине с памятью матери, — они присвоили себе ее разум. Райф вернул ее назад. Он тронул ее за руку, и ее знание перешло к нему. Это произошло так, словно что-то внутри нее, какое-то невидимое щупальце, протянулось к нему, но Аш остерегалась думать об этом. Она знала одно: теперь они связаны, и сделала это она, а не он.
Аш хмурилась, заталкивая снег в роговое горло водяного меха. Собаки лаяли все громче, все настойчивее. Ее рука в перчатке почти против воли потянулась к тому месту на другой руке, где ее коснулся Райф.
— Садись в седло, Аш.
С мехами за спиной она направилась к лошадям. Райф молча забрал у нее ношу — он в отличие от Ангуса никогда не разговаривал просто так, ради разговора.
Сесть верхом было для Аш нелегким делом. От резкого движения голова у нее закружилась, вернув обратно обрывки сна. На этот раз ей, кажется, явилось что-то новое, что следовало запомнить. Но оно тут же ускользнуло прочь.
Как только она уселась, Ангус тронул коня с места — не то чтобы в карьер, но быстрее, чем было у него в обычае. Его медные глаза смотрели вниз, в долину. Проследив за его взглядом, Аш уловила на снегу какое-то движение и бессознательно сжала ногами бока гнедого. Семерка наконец-то настигла их.
