Сны в Улье (СИ) - Потоцкая Мария (мир книг TXT) 📗
Всего лишь думая о том, что я могу знать этого мальчика, я хотел убежать подальше в лес. Мне не нужно было узнавать, он это или нет. Можно было бы потом неплохо ширнуться вечером и забыть про то, что я увидел. Или, может быть, я сам сейчас ловил галлюцинации. Нет, я же спасал Яну. А этот мальчик единственный живой человек, которого я видел с тех пор, как они пропали. Я буду спрашивать совет у ребенка, что мне делать дальше, и не буду пытаться вспомнить, кто он.
- Эй, пацан? Мальчик, ты меня слышишь?
Я помахал рукой. Он заметил меня, подпрыгнул на месте и помахал мне в ответ. Потом побежал в мою сторону, каким-то невероятным образом умудряясь не свалиться в сугроб. Я сделал несколько шагов вперед, загребая снег в свои тряпичные кеды. Холодно, жесть как. Мои мокрые одежда и волосы превращались в сосульки. Вот бы мальчик знал какие-то ответы, я бы быстрее спас Яну, и мы бы вдвоем сидели у теплой батареи и пили глинтвейн.
Мальчик подбегал ближе, и я все больше убеждался, что мой страх оправдался. Это был Хенрик, один из мальчиков, который погиб по моей вине. Один из двенадцати детей, которых я не смог довезти до церкви живыми.
Я попятился и схватился за свои леденеющие волосы. Кто-то зашел в своей магии слишком далеко. Мне хотелось прочитать молитву, но как-то ни одна не вспоминалась. Но я мог бы прочитать рэп. Это ни к чему.
Хенрик добежал до меня и дотронулся до моего предплечья, будто осалил меня. Лицо у него было такое позитивно взволнованное, будто бы он собирался позвать меня в игру. Только вот его кожа была совершенно белая без единой кровинки, и лишь его бледные губы имели слабый розовый оттенок. Как панночка из «Вия»! Господи, да он был совершенно точно не живой! То есть, это понятно было сразу, ведь он умер еще в семнадцатом веке. Но вот он, стоял передо мной и заинтересовано улыбался мне.
- Таддеуш, а почему ты так смешно выглядишь?
Из его рта пар не шел, хотя я видел, как он дышит. Хенрик рассматривал мою одежду, и я понимал, как он, должно быть, удивлен. Хотя и не меньше моего.
- Хенрик, это ведь ты?
- Я, я, кто же еще, - он засмеялся.
- Малыш, что ты тут делаешь?
- Гуляю, пока ты спишь.
Это всего лишь сон! Глупый страшный кошмар, и как я раньше не догадался. Обычно мне снятся феи и сахарная вата, а вот тут такой кошмар. Не время спать сейчас, тем не менее, я обрадовался. Вот бы и все, что было на поле боя, мне приснилось.
- Значит, мы в моем сне, - констатировал я, чтобы озвучить свои мысли вслух и сделать их более убедительными.
Хенрик постучал белым кулачком себе по голове, намекая на то, что я тупой.
- Ты вон там спишь, а я вышел погулять.
Он указал на другую сторону озера, и я увидел очертания повозки сквозь деревья и костер. Издалека казалось, что вокруг него должны танцевать лесные духи. Но я помню, что когда мы ехали с детьми через лес, у нашей повозки повредилось колесо, и мы не успели доехать до деревни на ночевку. Разожгли костер, и уснули прямо в повозке, пытаясь согреть друг друга. На утро, когда мы проснулись, Хенрика не оказалось с нами. Никто не видел, чтобы он вставал ночью. Снег замел следы, и я так его и не нашел. При воспоминании об этом у меня потекли слезы, и я стал их вытирать рукавом футболки, будто бы был одного возраста с ним.
Мне было страшно на него посмотреть. Я думал, что наркотики и алкоголь почти похоронили эти воспоминания, и я не думал, что столкнуться с ними будет настолько болезненно. Точнее, не так. Я вообще не думал, что мне придется столкнуться с этими воспоминаниями.
- Ты что, плакса? Твои слезы заледенеют, и потом их будет больно отдирать.
Он потянул меня за карман джинсов. Я все-таки повернулся снова к нему, глаза доверчивые, и он улыбался мне уголками бледных губ. Я протянул к нему руку, одел на него капюшон. Здесь было так холодно, но вряд ли Хенрик это чувствовал.
- Хочешь посмотреть, как я умер?
Конечно, я не хотел! Но также я и должен был это сделать. Я ничего не успел ответить. Хенрик стоял рядом со мной, вцепившись мне в джинсы, но в то же время я снова видел, как он куда-то спешил через озеро, волоча за собой палку. Я пошел к нему навстречу, он должен был меня увидеть, но он не поворачивался в мою сторону.
- Хенрик!
- Да я ведь здесь. Мы с тобой просто смотрим, как я умру. Вот-вот, смотри, сейчас будет! - сказал Хенрик, который стоял рядом.
Я продолжал идти навстречу. Хенрик на озере остановился и стал куда-то всматриваться. Я следил за его взглядом и видел у берега участок льда, не покрытый снегом. Сквозь него было видно черноту дна. Хенрик направился туда и остановился у края. Я замер, я понимал, что я действительно только смотрел и не мог ничего сделать. Хенрик потянул свою палку вперед и пробовал ей лед перед собой. Он совсем тонкий и продавливался от прикосновения. Я не видел его лица, не понимал, испугался ли он. В один момент лед под ним провалился, и он камнем упал вниз. Я видел, как один раз дернулась его ручка над водой, и он полностью исчез.
Боже, как же это так. Я спал, а Хенрик в это время провалился под лед из-за такой нелепой неосторожности. Неужели, я не мог не поспать в эту ночь? Неужели, не мог достаточно запугать детей, что нельзя ходить по озеру? Я вообще им про это говорил? Я сел на корточки перед Хенриком и взял его за руку. Что я мог ему сказать? Что это я виноват в его смерти? Хенрик выглядел немного смущенным моим поведением, как будто он знал, что произошло, но ни фига не понимал.
- А теперь посмотрим, как ты умер!
Все перед глазами изменялось, я видел то самое злосчастное озеро с железным мостом и куполом посередине. Кнуд стоял по колено в воде и, я видел, как в его руке дергается Яна. Видел, как Кнуд, что-то услышав, бросил ее и уходит, но Яна уже не поднимается из воды. И видел самого себя, как я едва ли барахтался, пытаясь подплыть к ней. Тянул руку, и вдруг обмяк, опускаясь под воду сам. Вокруг меня алела от крови вода, а я плавал лицом вниз.
Вот так я умер, выходит. И я и Яна! Я так и не смог до нее добраться, а ведь должен был сделать это в последний момент. Как герой фильма. Ну почему я не герой фильма, а она не моя героиня?
Хенрик поднял ладошку, согнул пальцы два раза, прощаясь со мной. Пока, малыш. Я остался один в этом... В чем?! В аду что ли? Если после смерти придется переживать заново все самые худшие моменты жизни, то хорошо, что я не решился на смерть раньше сам.
Интересно, а смерть это всегда одиночество? Если нет, то я смогу найти здесь Яну? И мы вместе с ней будем смотреть наши плохие воспоминания, как самый грустный фильм, где умирает собака? Бред какой, смерть мальчиков гораздо грустнее смерти любимца из фильма. Нам, наверное, придется смотреть в основном мои воспоминания, потому что за мои годы их было, конечно, больше, чем у нее. Это будет немного эгоистично. И вообще, были ли у нее достаточно плохие воспоминания? Она мне ничего такого не рассказывала. Что у нее может быть, она просто студентка из другого города. Учится, на психолога или социолога, кажется. Заваленная сессия, неудачные свидания. Как-то так. Ну, и, конечно, угрозы от Кнуда. Не очень-то я много узнал о ней. А вдруг у нее была такая хорошая жизнь, что она в раю?
Пейзаж вокруг меня стал меняться, так ненавязчиво, как декорации в театре. Одно время я даже играл в малобюджетном театре, и мне всегда доставались роли молодых юношей, женихов, солдат, младших сыновей, принцев, влюбленных в таких же молодых прекрасных дев. Я непременно умирал в конце, как Ромео, трагично и светло. Я все еще стоял по колено в снегу, но теперь передо мной были не чудный лес с озером-убийцей. Передо мной был мой пункт назначения - костел, в котором я должен был играть на органе, а мальчики петь. Весь он был острый, утонченный, будто с шипами. Крыши его башен были похожи на наконечники стрел, а сам он был, как ссохшаяся кость. Красивый на самом деле до жути. Гордость польского народа, и когда я говорил кому-то, что здесь были мои первые выступления, мне не верили.
