Артания - Никитин Юрий Александрович (первая книга .TXT) 📗
Тцар протянул руку, Придон покачал головой:
– Нет… Если стол крепок, я положу.
Все затаили дыхание. Тулей буркнул:
– Клади.
Придон снял перевязь, мышцы двигались и перекатывались под чистой, процелованной солнцем кожей, ну почему Итания его сейчас не видит, все взгляды прикованы к его замедленным движениям, вот ножны осторожно опустил на стол, с толстыми дубовыми ножками, узкая щель для лезвия меча зияет, как ночное небо… затрещало, стол просел, заметно прогнулся.
Тулей вытаращил глаза, за его спиной ахнул Барвник. Стол напоминал силача, что принял на плечи огромный вес и, покраснев и напрягая мышцы, удерживает изо всех сил, пусть все увидят, оценят, запомнят.
Треск повторился, от ножки с сухим щелчком отлетела белая щепка. Барвник вскрикнул:
– Быстрее возьми в руки!
Придон взглянул на Тулея. Тцар кивнул, мрачный, как грозовая туча:
– Да… возьми. Сам отнесешь в храм. Там каменная плита, выдержит.
Пальцы Придона успели подхватить перевязь в тот миг, когда ножка стола разлетелась в мелкие щепы. Белая щепа с силой била во все стороны, люди закрывали ладонями лица и сквозь пальцы смотрели на артанина, что с легкостью перекинул перевязь через плечо, ножны заняли свое место за спиной.
– Ваше Величество, – сказал Придон почтительно, – когда я первый раз попробовал взять эти ножны… мне тоже показалось, что я пробую сдвинуть с места гору! А потом вдруг… Эти ножны даже легче, чем любые другие.
Лицо Тулея прояснилось, а Барвник, не сводя взгляда с артанина, что-то прошептал Щажарду. Тот пожал плечами, Барвник прошептал настойчивее, Щажард нехотя кивнул. Он выступил вперед и уже раскрыл рот, намереваясь сказать что-то очень важное и значительное, судя по его виду, но от дальней двери послышался шум, выкрики. Створки распахнулись, спиной вперед вдвинулись двое стражей. Один запнулся о край ковра, упал, нелепо задрав ноги. Второй пытался ухватить за рукав вторгшегося, это был высокий худой старик с белыми редкими волосами, что красиво и страшно падали на плечи, и с длинной белоснежной бородой.
В руке старика была длинная суковатая палка, он шел прямо к трону. Толпа перед ним расступалась, Придон сразу подумал, что это маг неслыханной мощи, ибо у тцара тысячи воинов охраняют город, сотни отборнейших героев стерегут дворец, а здесь, у дверей зала, сильнейшие из сильнейших. К тому же защищенные амулетами от всевозможных чар.
Старик двинулся к трону напрямик. Остановить его не смел никто, даже не пытались. Придон насторожился, пальцы скользнули к плечу, где всегда торчит рукоять топора, старик явно рассержен, может натворить бед… и в то же время что-то в облике старика вызвало симпатию. Старик явно не артанин, но идет гордо, не теряет достоинства даже в гневе, у него красивое лицо с суровыми морщинами старости, что не портят лицо, а придают ему значительность.
Ему показалось, что тцар вздрогнул, в масляных глазах под набрякшими веками мелькнуло беспокойство. Он даже оглянулся по сторонам, словно искал помощи, но старик уже остановился перед троном и выбросил вперед руку с указующим перстом. Из длинного рукава халата сухая рука торчала жалко, похожая на высохшую птичью лапу, пальцы были темные от солнца, с твердыми ногтями.
– Ты, – сказал старик обвиняюще. – Сидишь и пируешь?.. Наслаждаешься едой и питьем, слушаешь песни и смотришь на танцы, что придумывают только для тебя?.. Но как ты можешь, когда в далеком горном селе, откуда ты пришел в эти земли, твоя мать ослепла от слез, выглядывая тебя?.. У тебя трое братьев, все они навещают мать!
В зале наступила мертвая тишина. Гости опускали головы, делали вид, что не слышали ужасных слов старика, который напомнил, что их славный и могучий тцар был когда-то не самым славным и могучим. И что вообще не из рода правителей мира, а из какого-то бедного села.
Тулей поднялся, раскинул руки.
– Отец!.. Отец!.. Я тебя не узнал сразу, уж прости. У тебя такая борода за это время отросла… Отец, давай неспешно отдохнем, пообедаем, поговорим… Ты же знаешь, меня не очень жаловали в том селе, так что я вспоминаю о нем без радости…
– Не очень жаловали? – воскликнул старик гневно. – А ты… Как вел себя ты?
Тулей развел руками, Придон с изумлением увидел на лице грозного тцара то ли стыд, то ли сильное смущение.
– Отец… Я был молод, а в селе тесно… И слишком много хрупких горшков всюду. И все почему-то под ноги, под ноги… Пойдем за стол! Эй, накрыть нам на двоих!
Щажард суетливо оказался рядом, спросил угодливо:
– Обед подать в золотую гостиную?
– Лучше в жемчужную, – ответил Тулей. Спросил у старика уже почти веселым голосом: – Отец, кроме овечьего сыра… что закажем на обед? Жареных карпов из глубин высоких озер? Молодого барашка, вскормленного молоком дракона? Блюдо из соловьиных язычков, приготовленных в молоке девственных пчел?
Старик сделал шаг вперед, споткнулся и упал на бархатном ковре. Поднялся, старательно отряхнулся, словно здесь не роскошный дворец, а пыльная дорога.
– Я прошел, – ответил он горько, – много дорог в горах и лесах, я бродил в пустынях. На узких тропках над пропастью не падал… не спотыкался над бездной, я прыгал по вершинам утесов!.. Но если я здесь упал, где так уверенно ходит мой сын, то моя ли это дорога?
Мертвая тишина стояла в огромном зале. Даже занавеска на дальнем окне, взлетев от порыва ветерка, застыла в неестественном положении. Придон не дыша смотрел на тцара.
Взгляд Тулея был прикован к старику. Тот выпрямился, лицо стало спокойным и бесстрастным. Придон залюбовался гордым и полным достоинства лицом человека, чей сын стал тцаром великой страны. В той же мертвой тишине старик повернулся и пошел к выходу. Перед ним пугливо расступались, хотя только что там негде было яблоку упасть, но перед стариком образовалась широкая дорога, можно на трех конях в ряд.
И лишь когда старый выцветший халат исчез за дверью, Тулей вздрогнул, провел ладонью по лицу. На миг Придон увидел упрятанную муку и сильнейший стыд, даже раздражение на все это пестрое, шумящее и славословящее его сборище слабых и льстивых людей, но через мгновение тцар уже выпрямился, с натугой рассмеялся, широко развел руками.
– Как он меня еще не взялся выпороть!.. Продолжаем пир, дорогое мои гости! Я рад вас всех видеть. Виночерпий! Еще вина. Лучшего, у тебя есть в подвалах, знаю.
Все задвигались даже чересчур усердно, словно наверстывая паузу. Стук ножей стал частым, будто град колотил по крыше, а гул от разговоров стал напоминать мерный шум морского прибоя.
Придон, о котором на это время забыли, с любопытством смотрел, как могучий повелитель Куявии выкрутится из неловкого положения, ведь и в Куявии чтут заповедь богов: бойся каждый своих мать и отца, а Тулею как-то неловко бояться такого отца. А сказано же у древних волхвов: «Даже если возьмут отец с матерью его кошелек с золотом и на его глазах выбросят в море, не может возразить им, показать, что расстроился, а тем более нельзя разгневаться на них. Пусть примет случившееся с молчаливой покорностью. Даже если он, одевшись в дорогие одежды, сидит во главе общины, и приходят его отец и мать, рвут на нем платье, бьют по лицу и плюют на него при всех – даже тогда не поносит их, а молчит, убоявшись Всевышнего, повелевшего почитать родителей». Ну-ну, великий тцар, выкручивайся…
Тулей как ощутил, зыркнул со злостью, но сейчас не до артанина, взмахом длани услал Щажарда ублажать гостей, шепнул пару слов Барвнику, и сразу же светильники вспыхнули ярче, под сводами начали порхать огромные разноцветные бабочки, прямо из стен зазвучала чарующая музыка.
Понятно, мелькнула мысль у Придона, что дети нередко идут дальше отцов. Тулей вон из деревушки, а сумел с наспех набранным войском захватить власть в Куябе. Такому трудно уважать родителя в дырявом халате. Не любить, любить просто, даже звери любят, а как раз уважать…
А вот кое-что Тулей нарушил! Куда бы ни уехал, обязан время от времени посылать родителям весточку. Если разбогател, то и денег. Золотых монет Тулей наверняка посылал не один мешок, но это могло быть не заботой, а бахвальством, если без слов почитания… Старик не зря сказал, что его братья навещают мать, значит, тоже живут вдали…
