Наша светлость - Демина Карина (серия книг TXT) 📗
— Я… убила… я преступница.
Он должен это понять и не пытаться спасти Тиссу. Это невозможно. Только Урфин понимать не желает.
— Ты — мой свет. Я без тебя заблужусь в темноте и снова стану чудовищем.
Он говорит это, губами касаясь губ. И это не поцелуй, но тоже хорошо.
Только засыпать Тисса не хочет. Она боится снов.
Напрасно.
Во сне ее много света и синее-синее море. Там жарко, но в Ашшаре всегда лето…
Глава 28
СУД
— Свидетель, что вы можете сказать по делу?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Совсем ничего.
— Очень важное свидетельство!
Кривая башня — исконная вотчина лорда-палача. Каменные глыбы, которые держатся под собственным весом. Крохотные окна. Вечный сквозняк даже там, где окон нет.
Редкие камины и высокие ступеньки. Лестница липнет к стенам, поднимается петля за петлей. В пустоте центра натянуты тросы. Подъемник поставили не так давно, и пользуются им мало. Здешние обитатели считают его ненадежным. Лестница — другое дело. Она одна и освещена скупо. Узка.
Такую удобно охранять. И люди Кормака уже успели занять позиции.
Люди Хендерсона не мешают. Но и не позволяют подняться выше третьего уровня. Путь вниз отрезан. Подъемник тоже будет проверяться. Остается лишь наверх, к гостевым комнатам, выше которых расположены покои лорда-палача.
У Кайя есть к нему вопросы, и от ответов зависит многое.
Хендерсон не удивлен визитом. Он не кланяется, но как-то кособочится, прижимая обе руки к правому подреберью. От него несет болезнью и гнилой плотью, запах ощутим, и странно, что никто прежде не обратил на него внимания.
— Да, я болен, — признается он, указывая на кресло. — Осталось уже недолго. Но, полагаю, что поговорить вы пришли не об этом.
На столике у камина шеренга склянок. И Хендерсон привычно смешивает их содержимое в высоком алхимическом стакане.
— Я пришел выразить вам благодарность за помощь.
— Не стоит. Кайя, извините, но мое состояние позволяет мне говорить прямо. Я и так слишком долго откладывал разговор… неприятно, знаете ли, когда люди меняются. Дункан, Магнус и я некогда были довольно близки. Мы росли вместе. Учились вместе. Сами понимаете, насколько прочны такие связи.
Хендерсон опустился на сооружение из гнутых трубок, поверх которых была натянута парусина.
— Дункан был умен и старателен, что не осталось незамеченным. Его место… ждало его. Так бывает. Есть люди, рожденные драться. Есть те, кто умеет обращаться с властью или с теми, кто ею обладает. Ваш отец тоже был… одинок.
Не следовало вспоминать о нем сейчас.
— На него возлагали большие надежды. Возможно, непомерно большие. И он искренне пытался соответствовать. Дункан же стал для него и другом и советником. Пожалуй, если бы сумел, он стал бы и воздухом, которым ваш отец дышит.
Сам Хендерсон дышал с трудом. Он повернулся на правый бок, неестественно вывернув руку.
— Конечно, он не собирался делиться влиянием. Полагаю, что во многом благодаря его заботам ваш отец заключил брак с вашей матерью, хотя все должно было быть иначе… если вы понимаете.
— Понимаю.
Сейчас — более чем когда-либо раньше.
— Совет был тоже его идеей?
— Да. — Хендерсон поморщился, не то от боли, не то от этого разговора. — Как и некоторые другие… ваши затруднения. Они ведь имеют место быть? Иначе вы бы уже избавились и от Совета, и от Дункана. Полагаю, он не способен вами командовать, но в то же время имеет рычаги давления. И девочка — один из них. Верно?
Что ж, стоит ли отрицать очевидное?
— Кайя, я занял эту должность по просьбе моего старого друга. Магнус клялся, что мои руки будут чисты настолько, насколько это вообще возможно. И могу сказать, что за все восемь лет мне не пришлось казнить человека, в чьей виновности я не был бы уверен. Но сейчас…
Хендерсон поворачивает рычаг, заставляя конструкцию сжиматься. И движение ее вновь причиняет боль.
— Дайте руку. — Просьбу Кайя Хендерсон исполняет. Его боль имеет оттенок горечи, и ее не так и много, но больше, чем способен вынести человек.
Хендерсон не закрывается.
Странно, что за его дверью нет чудовищ. Скорее уж, ожидание. Он не боится умереть, но желает оказаться по ту сторону мира. Его ждут, и встреча будет радостной. Если, конечно, Хендерсон сумеет остаться человеком. Он будет помогать. Не ради верности дому, но ради себя и той, которая спросит за совершенное зло.
— Я не думаю, что дело дойдет до казни. — Кайя вычищает боль до капли. — Кормак устроит суд. Для этого все затевалось. Гийом — расходный материал. Он бы в любом случае умер и так, чтобы дать повод для обвинения. Приговора. И сделки.
— А вы пошли бы на сделку?
— Не знаю.
— Играйте по его правилам. Победить вы не сумеете: не хватит опыта и подлости. — Веки лорда-палача обрели прозрачность, и, даже закрыв глаза, Хендерсон испытывал раздражающее воздействие света. — Но сомнений в серьезности вашего… противостояния возникнуть не должно.
Хендерсон прав в том, что выиграть у лорда-канцлера на поле закона не выйдет.
Слишком мало места для маневра.
— Урфин, не стесняйтесь. Чувствуйте себя как дома… — Хендерсон говорит это, не открывая глаз. Сейчас он похож на мертвеца, но Кайя не сомневался, что, когда придет время, лорд-палач с честью исполнит возложенный на него долг. — Надеюсь, ваша супруга отдыхает?
— Спит.
— Хорошо… постарайтесь вернуться к ее пробуждению. Или, быть может, леди Изольда изъявит желание навестить девушку? Это место… плохо сказывается на людях, особенно столь чувствительных.
Это разумный совет. Девочку с ее страхом и чувством вины нельзя оставлять одну. Да и в Кривой башне, пожалуй, безопаснее будет.
— По закону члены семьи могут разделять все тяготы заключения… — К Хендерсону постепенно возвращались силы. Его кожа розовела, дыхание выравнивалось. Еще немного, и травы скроют болезнь до следующего приступа. — Дункан не станет вмешиваться, пока будет уверен, что контролирует ситуацию. Он будет следить за всеми, кто входит и выходит из башни. Благо сбежать отсюда невозможно…
Один подъемник. Одна лестница. И выход лишь на крышу.
— Да и как бежать, если ринутся стаей по следу. Будете до скончания дней по дорогам колесить, без дома и приюта, точно цыгане…
Урфин присел в свободное кресло и, подперев кулаком подбородок, уставился на Хендерсона. А тот говорил неторопливо, взвешивая каждое произнесенное слово:
— …дикий, кстати, народ. Беззаконный. Контрабанду возят… всякую… честных людей под суд подводят. А уж на ярмарках чего творят! Вы когда-нибудь видели, как цыгане коня продают?
Кайя надеялся, что Урфин все правильно понял, потому что сказанное нельзя было сформулировать иначе: цыганские кони не были напрямую связаны с убийством де Монфора.
Часом позже в подземелье Магнуса — слишком своевременен был его отъезд, чтобы Кайя поверил в такое совпадение, — состоится другой разговор.
— Ты понимаешь, что за тобой будут следить? За каждым шагом. За каждым словом. Малейший повод, и мне придется тебя запереть.
Урфин и так чувствовал себя запертым. Он молча кружил по комнате, не отрывая взгляд от полированной поверхности стола. Кайя очень надеялся, что выдержки хватит, чтобы выслушать до конца.
— Будет суд. И будет казнь. Иначе не выйдет. Отправишься в ссылку. В Ласточкино гнездо. Отсутствовать будешь недолго. Вернешься к весне… нехорошее время. Многие старые люди болеют. И к лету состав Совета претерпит некоторые изменения.
Кивок и вопросительный взгляд: верно ли понято сказанное.
Верно.
Не Кайя первым переступил границу законной войны.
— Сначала навести Изольду. У нее есть предмет, хранение которого незаконно. Ты дознаватель. Изыми. Уничтожь.
— Сколько времени у меня в запасе? — Урфин почти успокоился. Теперь он знал, что делать. И оставалось надеяться, что выдержки хватит.