Башня Королевской Дочери - Бренчли Чез (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— Объясни попроще, девочка, — попросил барон-дядя.
— Проще мне уже не объяснить, господин барон. Король открыл для отца неведомый путь, и мой отец пошёл по нему. Больше мне ничего неизвестно.
Нет, на самом деле она знала ещё кое-что — когда младший барон, её наречённый, впервые коснулся её, положив руку ей на плечо, не то в обещании, не то в каком-то знаке, Джулианна поняла, что теперь ей будет гораздо труднее убежать. И всё же бежать придётся.
16. ЧЕСТНО ГОВОРЯ
Маррону не раз приходилось слышать, что главная сила Ордена — в дисциплине. В позапрошлую ночь он видел подтверждение этим словам — когда шарайцы напали на замок, атака была отбита не столько благодаря поднятой тревоге, сколько благодаря дисциплине в бою. Если бы на зов Маррона выскочило даже вчетверо больше бойцов, но без вколоченного в них послушания, исход мог бы быть совсем другим.
Однако в этой же дисциплине таилась и опасность для самого Ордена! Маррон понял это вечером, когда заметил, как легко двоим чужакам спрятаться среди монахов. Достаточно надеть на них рясы — и никто не станет заглядывать под капюшон. Незнакомое лицо не вызовет подозрений или вопросов, если несколько отрядов братьев путешествуют вместе: незнакомец скорее всего просто принадлежит к другому отряду. Если надвинуть капюшон поглубже на лицо, тебя сочтут человеком скромным либо решат, что ты молишься, и станут уступать тебе дорогу.
Любой из монахов мог целый день ехать рядом с Раделем — и так и не задал бы ни единого вопроса. Впрочем, менестрель довольно часто менял место, ехал то тут, то там и даже довольно много времени провёл возле повозок, поэтому рядом с ним долго не задерживались. Да если бы он даже сел на сундук дамы и ехал так всю дорогу, никто не сказал бы ему ни слова!
А если один, нет, два человека — два сурайонца, из которых один был узником, а лицо второго успело примелькаться всем в замке в несколько иной роли, — так вот, если два человека могли сидеть отдельно от всех, не возбуждая никаких подозрений, значит, то же самое могли проделать две дюжины и даже больше. Будь Маррон шарайцем, он приказал бы женщинам наткать чёрного полотна и сшить сотню чёрных ряс…
Но он не был ни шарайцем, ни монахом. Всего-навсего оруженосец, предавший своего господина и своего Господа, хранящий страшную тайну и тем нарушающий все свои обеты. Он пытался не смотреть на костёр Раделя, следя за лошадью и трапезой сьера Антона и выполняя его многочисленные поручения, и старался даже не думать о том, что было ему известно. Впрочем, последнее ему не удавалось.
И виноватым он себя не чувствовал. Сожалел о случившемся — да, пожалуй, и ещё тревожился, но вот чувства вины не было. Нельзя обращаться с человеком так, как обошлись с Редмондом инквизиторы; что бы ни твердили законы, чему бы ни учили исповедники, пыточная так и смердела лживостью, а потому побег был торжеством истины.
Маррон не собирался заходить в своей помощи так далеко. «Забудь все», — сказал Радель после того, как Маррон освободил Редмонда из тайника в сундуке с платьями и провёл в лагерь. Обоим прогулка далась нелегко, но никто не пристал с расспросами. Оруженосец поддерживает ослабевшего брата — необычно, но ничего тревожного в этом усмотреть нельзя.
— Забудь все, — сказал Радель, высекая искру, чтобы зажечь небольшой отдельный костерок. — Служи своему господину и заботься о себе. Когда лагерь уснёт, мы исчезнем, и никто этого не заметит и не хватится нас.
— Куда же вы пойдёте, сьер?
— Вниз по этому оврагу, что под деревней. Я могу замутить глаза людям, чтобы они не видели нас, но овраг так глубок, что даст нам дополнительное укрытие. Впрочем, тебя это не касается, парень. Мы благодарны тебе за помощь, — измученный дрожащий Редмонд подтвердил это неразборчивым бормотанием, — даже более чем благодарны, но твоё участие в этом деле кончилось. Позволь нам уйти, а сам позаботься о собственном благополучии.
Что ж, он так и сделает, по крайней мере попытается, но не раньше, чем кончится эта ночь. Вечерние труды окончились: сьер Антон поел, проследил за тем, чтобы поел и Маррон, а потом отправился в лагерь отряда элессинов.
— Нет, — остановил он Маррона, — ты со мной пойти не можешь. Молодой барон когда-то был приятелем моего брата, и я, скажем так, не вполне уверен в том, как меня встретят. Я не буду скрываться в нашем лагере и избегать встречи с бароном. Пусть они там думают что хотят, но я позволю им увидеть моё лицо. Сомневаюсь, что они осмелятся упрекать человека в белой рясе. Может, старший из баронов и скажет мне пару ласковых слов, но он вообще невоздержан на язык.
— Сьер, но я должен…
— Ничего ты не должен. Развлекайся, Маррон. Можешь поиграть с другими детками, если они тебя примут. Только не связывайся с солдатами сержанта — они сядут играть в кости и ты останешься без денег и без кошелька вдобавок.
— Сьер, у меня их нет.
— Нет? Ах, ну да, конечно. Вот. — В воздух взлетел маленький кожаный мешочек, и Маррону ничего не оставалось, кроме как поймать его здоровой рукой.
Он не осмелился бросить мешочек назад, но попытался вернуть его вежливо.
— Сьер, я не хотел просить у вас денег…
— Я знаю. Поэтому ты их и получил. Не создавай лишних трудностей, Маррон. Рыцарь обязан следить за нуждами своего оруженосца, а человеку в таком лагере, как этот, нужны деньги. Если хочешь, можешь сыграть во что-нибудь, но только с оруженосцами моих товарищей — эти по крайней мере не обчистят тебя, если только ты не зарвёшься. Но вначале, пока у тебя есть деньги, побывай у торговцев. Меч у тебя есть, но не помешал бы хороший нож ему в пару. Да, и не бери с собой «Дард». Здесь его никто не тронет.
С этими словами рыцарь ушёл. Завязки на мешочке были затянуты не туго; распутав их, Маррон открыл горловину и сунул внутрь палец. Глаза и руки сказали ему, что в мешочке вперемешку лежали серебряные и медные монеты, потёртые, с выщербленными краями, подходящие скорее для молодого оруженосца, нежели для рыцаря. Значит, сьер Антон заранее знал, что Маррону понадобятся деньги.
Формально лагерь отряда был един, но на самом деле он состоял из трёх частей. Дальше всего от деревни расположились костры, на которых готовили пищу для монахов, и коновязи. Между кострами и коновязями располагался участок вытоптанной земли, где монахам предстояло спать — всем вместе, поотрядно, держа руку на мече, до тех пор, пока не придёт необходимость подняться на молитву, на стражу или на какое-нибудь другое задание. Дальше шёл лагерь рыцарей — там стояли шатры и сундуки и сновали слуги — впрочем, у сьера Антона шатра не было, только скатка-одеяло для себя да ещё одна для Маррона, которому предстояло спать у ног хозяина. И наконец, ближе всего к деревне кольцом стояли повозки торговцев, а в середине этого кольца горел яркий огонь, так и манивший к себе.
Согласно суровому уставу Ордена, монахи были связаны обетом бедности, а рыцари, у которых водились деньги, не нуждались в дополнительной экипировке; местные же были бедны как церковные мыши. Но, как любил говорить дядя Маррона, «костюм делает человека», и эта истина подтвердилась: ряса почти сделала из Маррона настоящего монаха, он уже не мог сидеть без дела и готов был взяться за что угодно. К тому же костёр в лагере торговцев обещал какую-никакую, а компанию.
Там готовили еду: нос Маррона впервые за несколько недель учуял запах мяса, жаренного на открытом огне.
Юноша только что поел, но представления сьера Антона о сытном ужине немногим отличались от представлений поваров Ордена — разве что рыцарь добавлял к еде сухой хлеб да засохший сыр. Даже не имей Маррон денег, не получи он приказа от сьера Антона, он всё равно подошёл бы к костру, приманённый чудесным запахом. Между двумя фургонами располагалось нечто вроде импровизированных ворот, и Маррон вошёл в ярко освещённый гостеприимный круг.
Он был встречен взрывом смеха, замер, но почти сразу же понял, что смеются не над ним. Он не был первым, кто поддался зову огня и запахов, далеко не первым — у костра спинами к нему стояла целая группа молодых людей и мальчишек, одетых так же, как он. Их внимание было поглощено чем-то, чего Маррон не мог разглядеть. Люди эти были оруженосцами из рыцарского лагеря — некоторых из них Маррон помнил в лицо, некоторых знал по имени, но ни от кого ещё не видел на малейшего признака дружелюбия. Предупреждения сьера Антона полностью подтвердились — действительно, одно имя его господина дало Маррону кучу врагов — без его вины, — но не принесло ни единого друга.
