Атака неудачника - Стерхов Андрей (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

Иной раз смотрю на Битого, и думаю, блин, мне бы так. Поднять бы на раз миллионов тридцать всё равно каких денег и навсегда отойти от дел. И ничего опаснее просроченного кефира никогда больше не видеть. И ничего страшнее песен группы «Руки вверх» никогда больше не слышать. Жить, не тужить, охранять без напряга Вещь Без Названия и тихо умереть от скуки. Подумаю так, а потом соображаю, э-э нет, не бывать такому. Ибо золотой дракон я, а это значит: в заднице — пропеллер, в сердце — горячее стремление всегда и во всём утверждать справедливость. До последнего дня не успокоюсь. И нефиг себе врать. Аминь.

Лихо сбежав по убийственно-крутым ступенькам, я махнул Борису и, получив в ответ пламенный салют в виде уставных трезубых вил, двинул — по прямой, как проходной шар в лузу — к отполированной локтями и мордами барной стойке.

Едва завидев меня, местный подавальщик Кеша Крепыш, подсуетился, бросил протирать бокалы и, глупых вопросов не задавая, мигом соорудил две порции «Окровавленной Машки»: три части русской водки, одна — фирменная смесь помидорного сока, сливового соуса плюм и соуса чили. Первую порцию я закинул, не отходя от бара, вторую прихватил с собой и, кинув улыбчивому Крепышу «как всегда», пошёл на излюбленное место — за столик у стены, где висит картина в массивной золочёной раме. На этом полотне неумелой кисти хозяина заведения потешного вида бабуин швыряет в воздух стеклянные шары. Завсегдатаи шутят: «Автопортрет». Смех смехом, но некоторое сходство между стариной Непейвода и наряженной в шутовской костюм обезьяной действительно наблюдается. Что есть, то есть. Не отнимешь.

Не успел я толком расположиться, к столику с неподражаемой грацией двуполостного асфальтоукладчика подрулил уже выпивший, а потому любящий весь мир и всех его непутёвых обитателей, молотобоец.

Надо сказать, Молотобойцы в боевые отряды своих Постов набирают ребят не ниже метра девяносто, и чтобы кулак весил не меньше астраханского арбуза, и чтобы сажень в плечах была обязательно косой. Заместитель Белова не исключение, скорее образец. Когда опустил руку мне на плечо, показалось, что на плечо уронили рельс.

Потискав меня по-свойски, Боря, который в тот день по какому-то странному велению загадочной русской души был облачён в безупречно сидящий на нём военно-морском китель, взял мой бокал, осторожно, будто уксусную эссенцию, понюхал содержимое, одобрительно крякнул, поставил на стол и, смущённо посопев, предложил:

— Егор, братишка, тут такое дело… Айда за наш столик.

Демонстративно глянув на часы, я пощёлкал пальцем по стеклу и стал отнекиваться:

— Спасибо, конечно, Боря, за приглашение, но, вообще-то, собрался в темпе отобедать и сразу отвалить. Не обижайся — дела. Сам понимаешь, волка ноги кормят.

— Егор, — стал канючить молотобоец, — сделай одолжение. Девчонки просят.

— Девчонки? — Я покосился на его рыжих девиц. — И чего это из-под меня ведьмы хотят?

— Да ничего не хотят. Ляпнул сдуру, что ты дракон, вот им и приспичило познакомиться. Егор, три минуты. А?

— Знаешь, Боря, как это называется. «По городу слона водили» — вот как это называется.

Боря скорчил умоляющую рожу.

— Ну, Егор, ну, уважь. Я уже пообещал, сказал, что мы с тобой закадыки. Не приведу, решат, трепло. Чего тебе стоит? А?

Больше нужного разыгрывать из себя джульетту я не стал. В конце концов, реально был его должником. Он уже про это и помнить забыл (широкой же души человек), зато я прекрасно помнил. Долги — хочешь ты не хочешь — надо отдавать. А потом, когда это сыщику моего профиля мешали новые знакомства в среде посвящённых? Никогда не мешали. Порою такие концы срастаются, что сроду бы не подумал.

— Только три минуты, — сказал я, прекрасно понимая, что тремя не обойдётся. В один приём хлопнул коктейль, и, уже выбираясь из-за стола, добавил: — А ещё с тебя коньяк.

— Не вопрос, — расплылся в улыбке Боря.

Пока шли к столику, он меня предупредил:

— Моя рыжая.

— Они обе рыжие, — напомнил я.

— Которая совсем рыжая.

— Это как?

— Сними очки.

— Сам знаешь, что случится, когда сниму.

— Музей восковых фигур, — кивнул Боря. Два шага после этого раздумывал, на третий определился: — Короче, братишка, моя та, что с короткой стрижкой. Фирштейн?

— Не парься, — успокоил я его. — Не претендую ни на одну.

На что Боря мудро заметил:

— Ещё не вечер.

Поскольку мы уже подошли, произнёс он эти слова заговорщицким шёпотом. И уже в полный голос представил меня подругам:

— Егор Тугарин, дракон.

Потом показал на одну:

— Ирма.

И на другую:

— Варвара.

Шаркнув ножкой и сообщив дамам, что мне ужас как приятно с ними познакомиться, я предусмотрительно сел напротив той, которую представили Варварой. Именно у этой, лет двадцати на вид, красотки каштановые волосы были собраны в длинный хвост. А Боря сел напротив своей пассии, напротив Ирмы. Эта стриженная девица, внешне чем-то похожая на героиню фильма «Греческая смоковница», казалось на пять-шесть лет старше своей подруги. Но это лишь так казалось, на самом деле была моложе минимум лет на восемьдесят. Я это сразу понял. По глазам понял. У Варвары они много чего повидали и когда-то голубые стали свинцовыми от накопленной стервозности. Опытной ведьме молодухой прикинуться — раз плюнуть, только вот глаза колдовству неподвластны. Зеркало души однако. Звучит банально, но оттого не менее верно. Вот у Ирмы, у той, глаза светились, поскольку душа ещё не покрылась коркой. И искренне восхищаться барышня пока не разучилась.

— Вы, Егор, и вправду дракон? — спросила она, обмирая от восторга.

— Есть такое дело.

— Поверить не могу!

Я слова не сказал, всё сделал молча. Быстро выхватил из ножен висящий на боку у молотобойца кортик (почему-то, кстати, вовсе не морской, а егерский), завернул рукав свитера, сжал несколько раз ладонь в кулак и рубанул по набухшей вене.

Когда первые капли тягучей чёрной крови упали на подставленную салфетку, спросил:

— Теперь веришь?

— Верю-верю-верю, — испуганно захлопала ресницами Ирма. — Да я и без этого верила. Просто… Просто… Просто в голове не укладывается.

— Ничего, уложится, — пообещал Боря и, уверенным движением опытного бражника свернув пробку на бутылке с кедровкой, добавил: — Всё со временем, сестрёнка, уложится. Я прав, Варвара?

— Со временем — обязательно, — ответила та и протянула мне носовой платок. — Держи, дракон. — После чего, не отрывая взгляда от почерневшей салфетки, спросила: — Слушай, а какой ты масти?

— Разбираешься? — поинтересовался я, плотно зажав рану, кровь в которой уже, впрочем, начала свёртываться.

Варвара кивнула:

— Немного.

Я предусмотрительно спрятал в карман окровавленную салфетку и только после этого ответил:

— Золотой я.

— Золотой — это круто, — тоном знатока произнесла Варвара. — Маг, Поэт и Воин — это очень-очень круто. А у нас в Ебурге трутся два серебряных. Был ещё и медный, в районе Синих Камней жил, но один питерский Охотник из клана Брро его ещё при Хрущёве завалил.

— Бывает, — протянул я, а сам подумал, вот почему её не знаю — потому что приезжая. Как, собственно, и я.

— Ты сам-то из каких краёв будешь? — будто прочитав, а может, и действительно прочитав мои мысли, спросила Варвара.

— А с чего ты взяла, что не местный?

— Да так, угадала. Поди, в пещерах Зилантовой горы твоя мамка яйцо отложила?

— Чуть-чуть ты, Варвара, промазала. Не в пещерах Зилан-Тау, Змеиной горы, а в у подножий Сары-Тау, Жёлтой горы.

— Значит, не казанский, а саратовский?

— Получается, — кивнул я. — Только когда я родился, города ещё не было. Давно это было, и с тех пор многое изменилось.

— И родная гора твоя называется нынче Соколовой, — в подтверждение моих слов заметила Варвара.

— Вижу, места знакомы?

— А как же. Там же и Лысая рядом.

— Вот как. Интересно. Случаются, значит, весёлые ночи на Лысой горе?