Под небом голубым - Аренев Владимир (мир книг txt) 📗
«/Ну иди, иди. Уходи.
Рано или поздно все умирают/.
Я…
Я…
Я…
/Тебе ведь нужно поспешить кое-куда, чтобы узнать что-нибудь о той женщине, которая на проверку оказалась вовсе не тем, что ты себе представлял. Не играй с собой в прятки: иди или оставайся в саду. Но не стой на месте!/ Я…
…Я…
…я…» Плоский фиолетовый стручок набух и оборвался. Он упал на землю и лежал там, как отвратительного цвета фекалия.
«…я…
…я…
…я…
/Ну же!/ Я не пойду в сад!!!» Первый шаг дался с трудом, это было как ступить с обрыва в пустоту, — но человек сделал этот первый шаг.
«Только не бежать!» Следующий стоил почти такого же количества усилий… ну, разве что, чуть меньшего.
«Ни в коем случае не бежать».
На пятом человек обернулся.
Сада не было. Только на мостовой лежал взбухшей фекалией фиолетовый стручок.
4. Оказалось, новые Обитатели способны перемещаться из дома в дом. Честно говоря, если бы не все эти утренние переживания, человек задумался бы над подобным вопросом и раньше. Каким-то же образом эти разноцветные кучки с глазами попали в город? Значит, как-то должны его и покинуть. А — насколько видел человек — дверей в нынешних домах не было.
Человек шагал по улице, которая вела к стене города, вернее, к вполне определенному месту в этой стене. Пожалуй, следовало бы гордиться одержанной победой, но слишком мизерной она была по сравнению с тем рабством, в котором плескалась еще его душа. Самое же отвратительное то, что человек сейчас не просто ненавидел город. О нет! это чувство было куда как более сложнее, нежели обычная ненависть. В предыдущей, теперь почти забытой жизни из всех живых существ он больше всего презирал собак — за их раболепие, за их способность снести любые несправедливые слова и незаслуженные побои, а потом преданно лизать обидчику-хозяину руки. Теперь же — вот что хуже всего! — он сам стал таким псом.
ГОРОД. БИБЛИОТЕКА.
5. … устыдился, что помешал. Это походило на подглядывание в женском туалете.
Ты отвернулся и посмотрел прямо перед собой.
Солнце уже наполовину съехало к горизонту…
ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ.
6. Обитатели бывали разные. По большей части — безразличные. Человек не знал, как они относятся к тому, что он ходит по улицам города. Может быть, воспринимают его, как сон. Может быть, как Бога. Не все ли равно?.. Обитатели занимались своими делами, на которые, между прочим, ему, человеку, тоже было наплевать: вполне разделенное безразличие.
Со временем он привык к этому. Он стал беспечен.
7. После Времени Врат человек обычно отыспался до полудня. Если не будили новые Обитатели.
…Через отверстия в потолке в комнатку проникло лепетанье почти человеческих голосов, и он вскочил, растерянно моргая. Тогда еще человек не успел выкорчевать надежду из своего сердца. И, кстати, тогда еще не стал, тем, кем стал. Поэтому меча у человека не было.
Одевшись, вышел (почти выбежал) наружу. И минут пятнадцать стоял в пересохшей глотке фонтана, озираясь по сторонам.
Город преобразился, но не это так впечатлило человека; в конце концов, город всегда изменялся после Времени Врат.
Однако — вот главная странность! — на сей раз домов, как таковых не было. Вообще, ни в каком виде. Вместо них, ровные и похожие одна на другую, как зубья в расческе-ежике, торчали во все стороны колонны. Их серый цвет навевал мысли об издохшей в муках селедке и неуплаченных долгах. Колонны отличались друг от друга только своей высотой (от метра над мостовой до заоблачных высот) и степенью наклона над упомянутой же мостовой. Меж колоннами сновали и лепетали Обитатели. Существа представляли собою двухметровые конусы, направленные расширением кверху; снизу из основания конуса выползало по тонкому хлысту, который волочился за Обитателем, напоминая веревочку от воздушного шарика. Да и сами существа, словно воздушные шарики, носились по воздуху, не касаясь земли. (Ведь не принимать же всерьез веревочки!) Конусы могли быть расцвечены как угодно ярко, но хвосты-хлысты у всех созданий блестели металлическим блеском. Обитатели гоняли меж колонн, словно тараканы, и лепетали, лепетали, лепета…
Человек пожал плечами: пускай себе лепечут. Ему нет никакого дела до этих гигантских воронок, похожих на свернутые конусом масляные блины.
Человек выбрался из фонтана и пошел к саду (на самом деле он шел, куда глаза глядят, зная по опыту, что сад явится сам). Интересно, каким тот будет в данном случае?
Потом… что же было потом? Ах да! — потом он увидел очередь.
Несколько десятков хвостатых конусов выстроились в ряд, повернувшись — как показалось человеку — своей передней частью куда-то вдаль и глядя один другому в затылок. (Разумеется, не было никакой уверенности в том, что у нынешних Обитателей вообще есть передняя и задняя части, а не, скажем, только верхняя и нижняя, — но человеку так показалось. В этом городе он привык полагаться на собственные ощущения: ничего другого не оставалось). Хлыстатые перегородили улицу и еще несколько других улиц; очередь скрывалась вдали, за колоннами, и понять, куда же смотрит самый передний из конусов не представлялось возможным. Разве что пойти вдоль ряда… — но человек хотел есть и направлялся в сад. Да и не исключена возможность ошибки: вдруг начало очереди в другом ее конце, а не в том, который кажется таковым.
Одним словом, подавив в себе древний инстинкт ученого-естествоиспытателя, попросту именуемый любопытством, человек отправился дальше. А дальше-то стеной стояли конусы. (Вернее, висели в воздухе, что мало что меняло).
Конусы находились один от другого не так, чтобы очень уж далеко, но и не слишком близко. В общем, протиснуться между ними, не задев ничьих тел и чувств, было вполне возможно.
Человек присмотрелся, выбрал двух подходящих, с виду смирных Обитателей и смело шагнул вперед.
Очередь взбесилась. Другое слово просто сложно было бы отыскать, пытаясь описать то, что произошло. Конусы издали лепет-крик, в котором явственно прозвучали угрожающие нотки, и рванулись к человеку со всех сторон. Их хлысты взлетели в воздух, доказывая, что да, не в них, хлыстах, суть, и что Обитатели все-таки на самом деле летают. Правда, человеку сейчас было не до наблюдений подобного рода.
При всей их гибкости, хвосты конусов по прочности не уступали металлу. И хлестали по телу человека изо всей силы, так что он спустя мгновение уже валялся на мостовой, отчаянно закрывая руками голову и пытаясь свернуться в позу нерожденного младенца. Свернуться не удавалось — хлысты обвивались вокруг запястий и тянули в разные стороны.
Боль. Ужас. И этот детский лепет….
Следующей мыслью было: «Наконец-то. Хоть и глупо, но наконец-то…» И вдруг мостовая вздрогнула. Одновременно с этим где-то вдалеке упало нечто тяжелое. Обиженно взвизгнули Обитатели, но от человека не отступились Упало снова. Потом еще и еще.
Вс„ ближе и ближе.
Одномоментно хлысты соскользнули с запястий, оставили в покое лодыжки и уши, отползли прочь, исчезли, улетели…
Он принял тишину, как подарок, он рвал оберточную бумагу руками, чтобы скорее добраться до коробки, затем открыл ее и погрузился в беззвучие, погрузился с наслаждением повторяя то же самое: «Наконец-то. Хоть и глупо, но наконец-то. Наконец-т…»
8. Но это было еще не то, о чем он мечтал. Всего лишь минутное забвение, после которого явились боль и растерянность. Человек не понимал, как ему удалось выжить, благодаря чему.
Он лежал на мостовой, жалкий и избитый хлыстами конусов, лежал, и за ушами, на руках и ногах было влажно и липко.
«Разумеется, кровь. Разумеется»…
Конусы проносились вверх-вниз (то есть, конечно, вправо-влево, но он лежал на боку и поэтому видел все немного иначе), проносились, по-прежнему лопоча что-то в пространство и не замечая человека. Впрочем, скорее, намеренно игнорируя.
«Что же вас так напугало, ребятки?» Он пошевелил пальцами правой руки, и с отстраненным удивлением констатировал: двигаются. Потом проверил работоспособность левой, и убедившись, что переломов вроде бы нет («а кровь что, кровь — ерунда, если задуматься»), человек попробовал подняться. Это далось с трудом и только наполовину. Он стоял на четвереньках, кусал нижнюю губу и выталкивал наружу воздух, чтобы мгновением позже, напрягаясь, словно рыбак, подцепивший на крючок рыбку-удачу, тянуть в себя следующий глоток. И тянул, и выталкивал, и снова тянул. И неожиданно испугался, что вот кто-нибудь сейчас подойдет сзади и отвесит смачного пинка под зад; вздрогнул и сделал над собой усилие, чтобы окончательно встать на ноги.
