Сны Черной Жемчужины (СИ) - Линкольн К. Берд (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Только одному человеку в этой комнате я могла доверять.
— Мой отец болен. Вестник, — я подчеркнула титул, надеясь, что Кен ощутит укол, — сказал, что вы можете его исцелить.
Прямой взгляд монаха ощущался так, словно лицо оказалось над чашкой кофе — кислый жар и черная гуща. Как мне теперь вообще пить кофе?
— Хераи-сан не объяснил, какая у него болезнь, — монах посмотрел своим сильным взглядом на папу. — Ты проигрываешь туману в голове, потому что борешься с истинным собой.
— Это куда важнее сомнений в себе! — папа стукнул раскрытой ладонью по бедру.
Снежная леди подняла плоскую ладонь, и воздух стал еще холоднее. Все напряглись, словно не знали, хотела она успокоить папу или ударить его. Она плавно поднялась и поманила папу за собой. Папа опешил, а потом печально улыбнулся и попытался встать. Я тоже встала, но Кен ладонью на плече потянул меня вниз. Я оттолкнула его руку.
— Не трогай меня.
Мышца дергалась на его стиснутой челюсти.
— Юкико-сан займется твоим отцом, оценит его состояние, — сказал монах. А потом добавил, словно успокаивая маленького ребенка. — Она сможет его успокоить.
— Все хорошо, — сказал папа на английском. — Она — старый друг.
Кваскви ответил на мой тревожный взгляд.
— Юкико известна как справедливая и бесстрастная.
Я смотрела, как они уходят из домика, с болью в сердце. Я не доверяла им, но папа думал, что ему стоило пойти. Если она могла ему помочь, это стоило пути, страха и даже раздражающей ухмылки Рокабилли. Почему я не могла помочь папе? Какой смысл быть маленькой баку, если я была такой беспомощной?
— Теперь хафу. Я дам тебе фрагмент. Покажи нам свою силу баку, — монах задрал рукав. — Подойди.
— У вас уже есть мое имя, — сказала я. — Этого мало?
Ухмылка Рокабилли стала шире.
— Она — не баку, да?
— Я не вру, — сказал Кен. — Она съела сны Буревестника, взяла силу. Она освободила Улликеми и остановила его человеческого слугу, Мангасара Хайка.
— Мы знаем Хераи Акихито, — монах посмотрел на Рокабилли, словно за подтверждением. Рокабилли поднял голову, морщился, словно от меня пахло чем-то гнилым. Он медленно кивнул. — Но не тебя. Покажи нам, какая ты, и мы сможем разобраться с тобой.
— Точнее, поставить тебя на место, — буркнул Кваскви. Монах пронзил его взглядом, но улыбка только стала шире, зубы сияли белизной в тени.
Я думала, как отказать монаху, и решила, что честность была проще всего.
— У меня нет опыта. Фрагменты Иных захлестывают мой разум. Тут есть простой старик-человек, которого я могу коснуться?
Монах и Рокабилли посмотрели на Кена. На его щеках появились красные пятна. Мышца еще сильнее дергалась на челюсти.
— Возьми фрагмент у Вестника.
У Кена? Монах не понимал.
— Простите. Я очень устала, фрагменты Иных слишком яркие для меня сейчас.
Рокабилли подавил смешок. Кваскви выглядел удивительно довольным.
— Ты так и не сказал ей, кицунэ?
Монах медленно улыбнулся.
— Ты не знаешь, что Фудживара Кенноске — хафу?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Хафу. Кен был наполовину человек, как я.
Он скрыл это. Даже когда объяснял, что был Вестником, что другие Иные не могли убивать, а он мог, он умолчал об этом. Чего он боялся? Зная, что он хафу, я должна была ощущать близость с ним, но эта новость стала клином между нами, и мне стало еще тревожнее от того, как слепо я доверяла ему в Портлэнде.
Вдруг желание коснуться его, ощутить его фрагмент сна поднялось от моего живота к горлу.
«Если я коснусь его, съем его сон о лесе, я пойму правду, да?» — и это порадует монаха.
Голова Кена все еще была чуть склонена, он смотрел решительно на пол перед монахом. Я протянула руку и сжала его шею сзади под его отросшими волосами. Он охнул, словно моя ладонь была раскаленной.
Я расслабилась, опустила весь вес ладони на его шею. Долгий миг, пока пыль двигалась в луче солнца, падающем на плечи Кена, ничего не происходило. А потом вдруг у мира пропало дно. Пыль поднялась и отлетела со странным ритмом, и когда она снова опустилась, я уже не была в тусклом свете солнца, меня озарял мерцающий факел. Под коленями была холодная и твердая брусчатка, слезы сдавливали горло и нос.
Женщина с длинными темными волосами сидела неподалеку, горестно склонив голову. Тонкая и красивая, в пышной накидке хаппи с поясом и хакама, она, казалось, не имела возраста.
Мама.
На коленях женщины была голова мужчины. Его глаза были закрыты, грудь не вздымалась. Боль как древний вес гор пронзила мое сердце, резкие уколы впивались в предплечья, где еще кровоточили длинные царапины…
— Кои Авеовео Пирс.
Быстро моргая от яркого света в домике, я пришла в себя. Мама. Кен дал мне фрагмент о своей матери, а не о лесе, луне и беге среди веток, как было всякий раз, когда я касалась его раньше. Что это значило?
— И что? — сказал монах.
Мое сердце колотилось, дрожь бежала по спине от остаточной энергии фрагмента. Голову сильнее сдавила боль. Мое тело хотело поглотить эту энергию. Боль и горе от сна-воспоминания Кена были заманчивым лакомством для огня баку во мне.
— Что? — процедила я.
— Ты съела сон?
Я смотрела на тонкие поджатые губы монаха, не понимала его слова. Это не был простой фрагмент. Что-то в пребывании перед Советом в роли Вестника вызвало эту глубокую эмоцию, полную жизненной силы.
— Все хорошо, — тихо сказал Кен.
— Ты не можешь поделиться этим фрагментом, не лишившись части своей жизненной силы, — я сглотнула, подавляя горе. — То есть, ты не хотел, чтобы я это увидела.
— Не хотел, — согласился Кен. — Но все равно все хорошо.
— Или ты можешь справиться с фрагментом, или нет. Так что же? — монах был возмущен.
Рокабилли вдохнул сквозь зубы.
— Не утруждайтесь, Кавано-сан. Эта бесполезна. Хераи Акихито подойдет.
Кваскви пробормотал:
— О, от этого с нами уже не хотят сотрудничать, да?
Как ему каждый раз сходили с рук насмешки? Может, это было часть его магии.
— Не стоит так быстро отказываться… — сказал Кен.
— Мы тут закончили, — перебил монах.
Вот так меня прогоняли. Только с самолета, с раскрытым перед Советом полным именем, я была осуждена, меня посчитали слабой и отбросили.
Блин. Я собиралась найти ближайший эквивалент Старбакса и побаловать себя большим кофе с орехами и черным шоколадом. А потом принять ванну.
— Где папа? — сказала я, вставая.
— Кои, стой, — Кен последовал за мной за дверь, быстро поклонившись, пятясь, Рокабилли и монаху. Он что-то полистал на телефоне.
Снаружи сгущающиеся сумки придали двору эффект старой фотографии. Я подумала о фотографиях японских пилотов-камикадзе, которых видела в учебниках по истории — юных, готовых умереть. Сколько мемориальных досок было в храме? Я пнула гравий.
Кен и Кваскви догнали меня. Кен попытался схватить меня за локоть. Я отпрянула.
— Они ищут не баку, — сказал Кваскви.
Я повернулась к нему.
— Ты. Найди моего папу и приведи сюда, — я повернулась к Кену и ткнула его пальцем в грудь. — А ты, мистер Вестник, — я ткнула пальцем в грудь еще раз, — отведешь нас в кофейню, а потом в отель, при этом ты не будешь ничего говорить, — я скривилась, прижала большие пальцы к вискам. — Тупая головная боль.
Кваскви стукнул пятками, насмешливо салютуя, и пошел к тропе среди деревьев, ведущей к главному зданию. Кен попытался схватить меня за руку, но его ладонь замерла в воздухе, словно он передумал.
«Да, зараза. Будто я позволю тебе после того шоу при Совете».
Лицо Кена стало смягчаться, меняться, его скулы округлились, глаза стали чуть больше. Его нижняя губа стала полнее. Я не могла отвести взгляда от той губы, несмотря ни на что, хотела коснуться ее, провести по ней пальцем, как по струне укулеле.
— Твое лицо не сработает на мне, кицунэ.
Кен вздохнул, сунул руки в карманы куртки.
