Ойкумена (СИ) - Николаев Игорь Игоревич (книги txt) 📗
Тогда Глухомань сказала: «Парень дерзок, силен;
Он ярость мою познает – с ним сделаю, что хочу;
Снегами его засыплю; а силы растратит он –
Я выпрыгну из засады и в лед его вколочу.
Стисну его в объятьях, прижму к груди ледяной,
Путами лютой стужи свяжу его по рукам;
От тишины оглохнув, сбившись в буре ночной,
Станет он мне наградой, добычей – моим зверям... [19]
- Красивая песня, но грустная, - прошептала Шена. Елена нашла на ощупь ее ладонь, сжала крепче, как будто пытаясь поделиться толикой душевного тепла. Тонкие, но сильные, с мозолями от оружия пальцы Шены сжались в ответ. Удивительно, сколько мягкости могло быть в этих руках, которые забрали не одну жизнь.
Откуда-то из темноты отозвался Шарлей, намного тише, можно сказать, «камернее». Бретер всю дорогу воздерживался от янтарного эликсира и, похоже, страдал из-за наркотической абстиненции. Это погружало мэтра в пучину депрессии. Фехтовальщик бродил в стороне от костров, за границей света, и негромко читал вслух стихотворение:
И метеоры спугивают звезды,
И бледнолицый месяц весь в крови.
Предсказывают мрачные пророки
Нам бедствия. Печальны богачи,
Бродяги же и прыгают и пляшут:
Те - в страхе потерять все, чем владеют,
А эти - радуясь наживе легкой
Благодаря раздору и войне.
Все эти знаменья нам предвещают
Смерть и паденье королей. [20]
Негромко выругался Кай, он починял распоровшийся на куртке шов и укололся граненой иглой для шитья кожи. Зильбер на сей раз не стал расчесывать лелеемые бакенбарды, а жонглировал мелкими камешками. От одного взгляда на это у Лены заныла правая кисть - по категорическому требованию подруги она теперь день-деньской тренировалась в метании камней из пращи. Оружие было простым, не стоило ничего и в умелых руках могло серьезно огорчить супостата. Дело за малым - набить руку, сделав ее умелой.
Елена вздохнула. Песня и стих настроили ее на меланхолично-лирический лад. Спать не хотелось, хотя девушка и не сомневалась - стоит закрыть глаза, и сон унесет ее в считанные минуты. Хотелось смотреть на Шену. Елена и смотрела, по-прежнему снизу-вверх, пользуясь тем, что Айнар подкинул в костер немного сланцевой крошки, и огня прибавилось.
Из-за неяркого света лицо Шены казалось фотографией, которую тщательно перерисовали мастера Возрождения, добавив в краски теплых и более темных тонов. Валькирия смотрела на Лену сверху вниз, чуть склонив голову набок, из-под отросших волос, что торчали, словно перья у птицы. Дед как-то говорил, что у всех людей размер радужки одинаков, и отклонение буквально на миллиметр дает иллюзию огромных «анимешных» глаз. Наверное, у Шены так и было, ее глаза казались бездонной океанской пучиной, где тьма зрачка сливалась с радужкой цвета морской волны под ярким солнцем. Сверкающий искорками изумруд... хотя нет, изумруд слишком холоден, пронзителен. Сейчас копейщица смотрела взглядом цвета теплого хризолита. Под нижними веками пролегли темные полоски - усталость брала свое. Черты лица в неярком свете казались сглаженными, утратившими обычную резкость.
Шена моргнула, ее рот скривился, и под гладкой кожей заострились скулы, мягкие черты лица в одно мгновение обрели чуть утрированную резкость. Женщина с глазами цвета теплого хризолита двинула тонкими бровями, одновременно улыбнулась, немного виновато. Она как будто хотела о чем-то спросить и все не могла решиться. Лена молча наблюдала, как меняется выражение лица подруги и не верила, что это всего лишь перемещение мимических мышц под кожей. Нет, на самом деле невидимые руки гениального скульптора ваяли мимолетное совершенство. Медичке захотелось умножить ощущение, ей казалось, что зрения недостаточно. Лена подняла руки, коснулась пальцами лица Шены, скользнула по щекам, разгладила уголки губ, стараясь убрать складки, изгнать с лица валькирии даже тень печали.
- Кто ты? - тихо спросила Шена.
- Я Хель, - отозвалась Лена. Девушка чувствовала себя странно, как будто в эти мгновения она оказалась частью мироздания, и все вокруг - Пустошь, Ойкумена, все, включая созвездия - сосредоточилось вокруг нее. И она действительно была Хелью, не гостью поневоле, а плотью от плоти всего.
- Это не имя, это прозвище...
- Ты можешь называть меня как пожелаешь, - шепнула Лена.
- Тогда ... Тогда я назову тебя Teine. На моем наречии это значит Огненновласая. Так мало где говорят.
- Тейна... Лена попробовала это слово на языке, и ей понравилось. - Пусть будет Тейна.
Шена улыбнулась, склонилась чуть ниже. Тень задумчивости вернулась на ее чело, будто пыльная паутина. Лена нахмурилась.
- Откуда ты? - спросила валькирия.
Лена молчала, не в силах ни ответить, ни уйти от ответа, ни даже отвести взгляд от желтовато-зеленых глаз. А еще она понимала, что в такие моменты душа обнажена и беззащитна, поэтому солгать нельзя. Ложь - как яд, проникнет в самое сердце и навсегда отравит доверие. Превратит в лед тепло, которым обмениваются близкие люди, соединившиеся в большом и безразличном мире.
- Мой дом очень далеко отсюда. Слишком далеко.
- Ты была там счастлива?
Неожиданный вопрос, такой неожиданный ... такой простой ... и одновременно сложный. Как на него ответить? И что такое счастье?
- Нет.
В одно слово Лена уместила всю свою жизнь.
Боль и злость, которые разрушили связь с матерью, обменявшей самое светлое, самое чистое чувство на свете - любовь ребенка к матери - на одобрение друзей и знакомых.
«Ты меня позоришь! И теперь все скажут - какая мама у этой девочки!»
Разочарование, которое словно ржавчина изгрызло, растворило отношения с отцом.
Память о старом враче, который один по-настоящему любил маленькую девочку. Как мог, пытался смягчить железный напор матери, неспособной услышать и понять кого-то кроме себя. А затем умер, оставив Лену одну.
Одно слово. Три буквы, в обоих языках - родном и местном.
Нет.
- Тебя изгнали?
- Я... - Лена задумалась, подбирая слова. - Меня ... меня выкрали из дома. Увезли очень далеко.
- Но ты можешь вернуться.
- Не могу. Это невозможно.
Сначала она произнесла. И лишь потом осознала, прочувствовала суть сказанного. То, что поняла уже давно, и что заперла в самом дальнем уголке сознания. Понимание, ужасающее в своей завершенности и конечности.
Глаза обожгло, Лена почувствовала, как сами собой выступают слезы. Но все равно вымолвила, ставя точку, признавая неизбежное:
- Я никогда не смогу вернуться.
Она зажмурилась, чувствуя предательскую дрожь губ и подступающие рыдания.
- Так не бывает, - голос Шены раздался совсем близко, а ее дыхание шевельнуло ресницы Лены. - Мы найдем твой дом. И ты вернешься туда. Обязательно.
- Правда? - глупый вопрос ... но все-таки он прозвучал сам собой.
- Конечно.
Не может быть в человеческом голосе столько тепла. Не может человек, перенесший столько боли и страданий, оказаться настолько добрым. Но, как выяснилось - может.
- Ты вернешься домой, я обещаю, - сказала Шена и коснулась губ Лены поцелуем легким, неуловимым, как полет стрекозы в солнечный день.
- Тейна...
Кто это вымолвил, Лена не поняла. Может быть, Шена повторила, а может она сама выдохнула короткое слово, пробуя новое имя, смешивая его с чуть горьковатым вкусом губ женщины, у которой глаза цвета желто-зеленого хризолита. Пальцы Шены зарылись в темно-рыжие волосы Лены-Тейны, перебирали пряди, так, что завитки струились, словно языки темного пламени. Пламя, что не обжигает. Нежность, что исцеляет самые тяжелые раны в душе.
И Елена почувствовала, что ...
Так не бывает, просто не может быть. В чудом и жестоком мире, который уже не раз пытался ее убить и на днях едва не добился своего. С неприглядным прошлым, неопределенным настоящим и туманным, опасным будущим. В окружении - чего уж там, надо называть вещи своими именами - убийц, бандитов, мародеров.
