Паломничество жонглера - Аренев Владимир (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
…испытание на первую ступень. Оно всегда проводилось на исходе лета, в месяц Стрекозы.
(Фриний хватается за это воспоминание, как утопающий — за вдруг подвернувшийся под руку обломок доски. До того ли ему сейчас, что доска эта утыкана зубьями гвоздей?.. — и чем сильнее хватаешься, тем…)
как всегда, в начале месяца Змеи Тойра забрал Найдёныша из сэхлии в деревню. Но в этот раз всё было по-другому. В последнее время, думая об Аньели и Омитте, Найдёныш испытывал странное волнение. Он, конечно, и раньше знал о том, что обычно делают мужчина и женщина, оставшись наедине. В монастыре среди Непосвященных шуточки именно на эту тему пользовались наибольшей популярностью — равно как и редкие вылазки самых отважных и любопытных мальчишек, которые пытались проследить за отлучавшимися из обители братьями, когда те шли «возделывать чью-нибудь пашню». Но то знание было отвлеченным, оно больше волновало своей запретностью, сокровенностью, нежели возможностью осуществления.
Однако с некоторых пор возникавшие в воображении Найдёныша образы уж никак нельзя было назвать отвлеченными. Особенно те, что были связаны с Аньелью. Потому что летом они обычно спали в садике все вчетвером, не в доме, и иногда ночью сквозь сон Найдёныш слышал, как Тойра со Строптивицей «возделывали пашню». Порой он просыпался окончательно и замечал, что Омитта тоже не спит, прислушиваясь к прерывистому дыханию и тихим постанываниям взрослых. Ее глаза блестели в звездном свете, а тело казалось напряженным, как будто сама она боялась дышать, чтобы не помешать им. Наверное, Найденыш со стороны выглядел так же.
Они, конечно, знали друг о друге: что не спят и слышат, чем занимаются ее мать и приемный отец Найдёныша, — знали, но делали вид, будто ничего этого не было.
Вот только всё чаще в сэхлии перед сном Найдёныш представлял, как он сам «возделывает пашню» — с Омиттой или с Аньелью-Строптивицей. Он понимал, что Строптивица — почти как жена Тойре и что ему, Найдёнышу, она годится в матери и заботится о нем по-матерински, что, в конце концов, нечестно думать о таком. Как нельзя кстати оказались сэхлиевские упражнения с сознанием, в том смысле, что благодаря им Найдёныш гнал от себя прочь — и довольно успешно — подобные мысли. Но в некоторых снах — в тех, где не требовалось работать и можно было просто отдыхать, — он начал видеть себя с Аньелью и с Омиттой.
Очень осторожно Найдёныш попытался выспросить даскайля М'Осса, что полагается делать в таких случаях Ну то есть если снится то, чего не хочешь, чтобы снилось. Даскайль хмыкнул и заявил, мол, в таких случаях прежде всего следует проверить, так ли уж ты этого не хочешь. Казалось, он совсем не удивился вопросам Найдёныша.
Вообще, как показалось Найдёнышу, жизнь в сэхлии стала другой. Точнее, жизнь именно их, махитисов, которым скоро в первый раз надевать браслеты ступениатов. Переменилось буквально всё, даже вкус еды, хотя повара эрхастрии, как известно, менее всего склонны к неожиданным экспериментам.
То же и с Найдёнышевыми соучениками: судя по обрывкам фраз и поведению, не одного его донимали волнующие мысли об особах противоположного пола. Их еще в позапрошлом году разделили с махитессами, так что обе группы встречались только изредка, на совместных занятиях. Но взгляды и шуточки, которыми они при этом обменивались, становились чем дальше, тем смелее.
Найдёныш острил вместе со всеми, но мысли его были заняты приближающимся летом, и Аньелью, и Омиттой, и…
— Похоже, даскайли уже запустили лихорадку, а? — сказал Тойра, когда обычным манером — проповедник на лошади, Найдёныш пешком — они покидали Хайвурр.
— Что?
— Лихорадку, — повторил Тойра. — Ничего, через пару месяцев поймешь. Хотя я надеялся… — Он повел плечом. — В общем, мог и не надеяться. Во-первых, так даже лучше, а во-вторых, человеческую природу не изменить, верно?
— Вы расстроены, учитель?
— Нет, — кратко ответил он.
На самом деле Тойра был разочарован, но не хотел говорить об этом Найдёнышу. Как и объяснять, что к чему. В конце концов, системе обучения махитисов несколько сотен лет — ему ли вмешиваться в заведенный распорядок?
От этих мыслей Тойра усмехнулся (и Фриний, чувствовавший сейчас, во сне, то, что чувствовал когда-то его учитель, усмехнулся точно так же): ведь он, Тойра, только тем и занимается, что вмешивается в «заведенный распорядок» целого Ллаургина. Не потому, что уверен в своей способности перешибить плетью обух, а… потому что так получилось. По мнению некоторых людей, посвященных в его тайну, Тойра и так чересчур бездеятелен.
Они правы, по-своему правы: у них есть право обвинять его в этом. У Тойры же — в противовес их праву — есть знание о том, что было с ним раньше, и о том, что ждет его в будущем. И поэтому, обремененный знанием, он хочет если и не покоя, то хотя бы видимости покоя — и видимости обычной семейной жизни.
Вдовая знахарка Аньель подходила для этого идеально: она была по-своему одинока (как и он) и как и он — мудра; она не станет сожалеть о том, что однажды Тойра уйдет и уже не вернется к ней.
Этим утром, когда он отправлялся в сэхлию за мальчиком, она так и сказала: «Время вышло, да? Я была нужна тебе, чтобы воспитать паренька. А теперь ты заберешь его с собой и используешь для своих целей, как и меня».
Она не упрекала, она… это похоже было на то, как человек сам себя хлещет по щекам — чтобы опомниться.
«Эти месяцы, что я проводил здесь…»
Аньель с силой оттолкнула его: «Поспеши-ка в город. Мальчишка уже небось заждался, исстрадался. Думаешь, не знаю, что с ними делают в последний год — и что делали все эти годы?»
Тойра был уверен, что обо всём не догадывается даже она. Но про особые добавки в пищу, благодаря которым половое созревание махитисов сперва притормаживалось, а потом ускорялось, она, конечно, знала. И о том, зачем это делается, — тоже.
Потому и…
Хотя не только потому.
«Езжай, — сказала Строптивица. — Между прочим, эти травы, которые они подкладывают детишкам в похлебку, собирала я. Езжай».
«Я съезжу с ним в Веселые Кварталы. Мальчику нужно…»
«Нет. Так — нет».
«Почему я позволяю тебе…»
«Это я позволяю тебе жить здесь и поступать так, как ты поступаешь, — отрезала Аньель. — Учти, я не жена тебе, у тебя надо мной власти нет… — вымолвила и осеклась будто споткнулась о камень, что незаметно лежал в траве. Или на ржавый гвоздь наступила: сильно, до крови. — И никто здесь, — сказала, повышая голос, — ничем не жертвует, никаких долгов или там обязательств. Каждый поступает так, как ему в голову взбредет. Мне взбрело (кто б объяснил почему?!) помочь тебе сделать из мальчишки хорошего чародея и хорошего человека. Даже наоборот: в первую голову — человека. И не тебе за меня решать, Бродяга. — (Так она звала его.) — Он — твое орудие, не я. Езжай».
«Он не орудие. Когда придет время, я всё ему расскажу.
И ты не обязана… »
«Езжай, язви тебя Немигающая! Будь наконец мужиком, признай свою ответственность за то, что делаешь, и езжай за мальчишкой!»
Вот — съездил; теперь возвращается.
— Как там дома, как Аньель и Омитта? — спросил Найдёныш, чтобы только не молчать,
— Аньель мудрит с травами, — почти безразличным тоном сообщил Тойра. — Квас какой-то приготовила с новым вкусом. Кисловат немного, а так вполне.
Квас и в самом деле оказался кисловат. А еще после него плохо спалось (или причина была в другом? — наверняка в другом, понимает теперь Фриний) — тихонько, чтобы никого не разбудить, Найдёныш поднялся и вошел в дом. Как обычно, все они легли в саду, и ему не хотелось тревожить остальных — а хотелось, хотелось…
Скрипнула дверь.
— А я… — Слова застряли в пересохшем горле.
Она стояла в проеме, похожая на мраморную статую. Но у статуй не бывает таких мягких влажных губ, и ресниц, которые дразнящими касаниями осенней паутинки скользят по твоей коже — и руки, и тихое «Я сама, не спеши», и нежность во взгляде, и печаль, и — Сатьякал всемилостивый!.. — неужели?.. — «услышат…» — «пусть слышат»
