Сердце мертвого мира (СИ) - Субботина Айя (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
- Что с ней? - спросила девушка, как только Фила скрылась за пологом. Где-то там слышался негромкий стук глиняной посуды, которой вторила колыбельная, которую напевала девчушка.
- Шараши пришли к нам, - отвечала Мудрая, кутаясь в безразмерный меховой тулуп. - Месяц минул с тех пор. Пришли, вывернули все, кто успел в лесах да у озера спрятаться - те и выжили. Забрали всех, на кого и второй десяток лет еще не сошел. Сопливых - так почти всех. А ее мать упрятать хотела в котле. Матери шею свернули, этой, - кивнула Мудрая на полог, - стрелой глаз вышибли. Она стрелу-то обломала, да схоронилась. Я ее нашла когда, она уж доходила. Думала - не переживет ночи. Ан нет. Крепкая она, горя в самый раз хлебнула, чтоб злости набраться, чтоб душу загородить высокими стенами. Будет из нее толк, - задумчиво прибавила она.
- Я не знала, что она Фила тоже светлой богиней отмеченная.
- Недавно в ней дар открылся.
Мудрая сама наполнила миски едой, позвала Филу. Девочка, получив свою порцию, тут же снова скрылась с глаз, как запуганный волчонок, которого, вместо того, чтоб пришибить, взял в дом, приласкали и согрели. Даже глядела исподлобья, того и гляди цапнет за руку, если еду попробуют отнять.
- Немая она с того самого времени, - буркнула Мудрая. Себе еды она не положила, только вытряхнула и трубки пепел, набила новым табаком и снова раскурила, окутывая себя горько пахнущим седым маревом. - Язык на месте, а молчит, будто слова напрочь все позабыла. Ешь, пока не остыло, да спать ложись рядом с ним. Ему худо будет скоро, если до рассвета дотянет - будешь всем богам молитвы благодарные отбивать.
Хани быстро опорожнила миску и попросила разрешения выйти. Ей нужна была одежда, лучше мужская. У деревенских охотников всегда были ладные одежды из оленьих кож, то, что нужно. Денег у Хани не было, трогать золото чужестранца она не смела. Все ее мелкие сбережения остались в рухнувшей башне. В конце концов, она сорвала с кос несколько серебряных амулетов, тех самых, которые была подарены фергайрами. Счастья они не принесли, значит сгодятся, чтоб купить одежду - все больше пользы, чем теперь.
С наступлением темнты луна разгорелась в полную силу, подсматривая за сельчанами налитым кровью глазом. Уже несколько ночей она все больше алела, будто, уходя с рассветом за горы, набиралась кровью мертвых северян. В деревне ходили разговоры, будто на Сьёрг обрушилась невиданной величины огненная звезда, таким ярким расползлось зарево на севере. Они говорили, что дым стоял несколько дней, густой и злой, и солнца за ним было не разглядеть. Хани продолжала помалкивать, а на все расспросы отвечала, что путешествовала по Бурой пустоши, ходила к морю и дошла до самых южных границ Артума.
В хижину Мудрой Хани вернулась с обновками. Рубаха и куртка пришлись чуть велики, а штаны вышли в самый раз. Удалось раздобыть одежду и для Раша. Сверх того, за третий из дареных амулетов, Хани выторговала ладные меховые рукавицы им обоим, и отрез кожи, из которого на скорую руку сшила капюшон на новую куртку чужестранца: с таким-то лицом в самый раз прятаться, чтоб людей не пугать, справедливо рассудила она. Мудрая, увидав все это, покачала головой и стала пророчить, что в том его в огонь и положит.
Спала Хани недолго. Растревоженная стоном пополам с рычанием, поднялась, разворошила дремлющий в очаге огонь. Когда сделалось светло, подползла к Рашу. Чужестранец метался, будто его костьми играла сотня харстов. Он то выгибался дугой, то сворачивался в комок. Раш хватал себя за плечи, ногти драли кожу, оставляли о себе надутые кровью полосы. Ожоги так и вовсе стали красными. Хани даже подумала, что надави на один из них - тот лопнет. Раш рвал с себя покрывало, дергался и часто дрожал. Мазь на его теле взялась коркой и теперь осыпалась, точно скорлупа.
Чем дальше, тем хуже ему становилось. Губы Раша тронула пена, тело сделалось мокрым, точно только из воды. Хани пришлось навалиться на него сверху, чтоб чужестранец не скатился в огонь, но он был слишком сильным и брыкался, будто дикий мерин. Несколько раз он больно ударил Хани по плечу и ноге, но девушка не собиралась отступать. Когда Раш открыл глаза, она вскрикнула.
Зрачки его сделались алыми и тонкими, точно у хищного кота. В том месте, где он ухватил девушку за запястья, кожа горела, будто ошпаренная. Хани, не зная, чем еще помочь, стала молиться, просить Снежного сберечь чужестранцу жизнь.
Она не помнила, сколько раз повторила молитвы. Язык одеревенел, кости ломило так, словно их пропустили через мельничные жернова. Но чужестранец затих. Тело его оставалось горячим, но уже не жгло. Постепенно и дыхание выровнялось.
Хани, измученная, закрыла глаза, давая себе зарок подремать самую малость, воспользовавшись передышкой. И не напрасно: Раша лихорадило еще дважды, и с каждым разом больше прежнего. Он затих только под утро. С ним и Хани.
Проснулась она от скрипа двери. Сонно моргнула, повернулась, чтоб потянуть на себя шкуру. Огонь давно погас, и в хижине сделалось холодно и сыро.
- Воняет здесь, - негромко прохрипел над ухом знакомый голос.
Хани обернулась, отчего-то первым делом посмотрев в его глаза. И с облегчением нашла там темные полукружия со странными всполохами. Как прежде.
- Куда ты меня приволокла? - спросил он, потягиваясь, будто всю ночь провел в сладком сне.
- У Мудрой мы, - ответила Хани. - Если бы не она, ты бы помер.
Чужестранец вытянулся на шкурах, зевнул, словно не расслышал ее последних слов. Потом повернулся на бок и уставился на Хани то ли с подозрением, то ли со злостью. Девушка попятилась, но чужестранец тут же ухватил ее за руку, потянул на себя. Откуда только силы взялись!
- Я будто бы слышал, как ты всю ночь надо мной шептала что-то, - сказал он недоверчиво. - Проклинала небось?
- Тебе худо было, - наугрюмилась она. - Просила Снежного за тебя. Пусти меня, чужестранец, некогда разговоры разговаривать
- Отчего ты не зовешь меня по имени? - снова спросил он.
Хани уже собралась ответить, но он ловко ухватил ее за затылок, притянул к себе и легко тронул губы поцелуем, продолжая глядеть в глаза. Хани брыкнулась, но чужестранец только сильнее сжал косы в кулаке, надавил ртом на ее рот, раскрыл его губами, забрался внутрь языком. И тут же отпустил, на прощанье задев пальцами косы: амулеты всхлипнули тоскливым перезвоном, косы потянулись следом за ладонью.
- Спасибо, - произнес он и, кажется впервые за все время, что Хани его знала, улыбнулся.
За этой улыбкой что-то пряталось, но Хани не стала гадать, что именно. На губах остался вкус поцелуя, от которого пробрало сильнее, чем ночью от его раскаленной кожи. Хани, полная любопытства, и сама придвинулась к нему, неумело ткнулась губами, стараясь распробовать то, что Раш дал прежде. Чужестранец осторожно обнял ее лицо ладонями, снова поцеловал, теперь мягче, дразня губы самым краешком языка.
- Странный ты, - только и сказала Хани, когда смогла справиться с собой. - То погубить грозишься, то ластишься, будто кот.
- Я благодарен, что спасла меня, - пожал он плечами. Кем бы Раш ни был мгновение назад, теперь он стремительно становился собой прежним. - Женщины все одинаковые, им ничего милее ласки нет.
- Одевайся, - Хани сунула ему одежду, поднимаясь. - Если на ногах стоять сможешь - нужно думать, как убегать.
Раш хмыкнул, и быстро натянул рубашку и штаны, следом - куртку. Одежда была ему велика, штаны пришлось перетягивать дважды, чтоб не спадали, но капюшон пришелся чужестранцу по душе.
- Самое дело, чтоб рожу прятать, - сказал он, рассеянно тронув себя за шрамы на лице. - Что случилось, пока я спал? В какую холеру ты нас успела втянуть?
Хани недоуменно зыркнула на него - он что, и вправду думает, что спал? Но время было не до споров.
- Мудрая будет смотреть меня, - сказала она, поспехом собирая в дорожный мешок все, что могло понадобиться в пути - горки с мазями, две вязки сушеных грибов, вяленое мясо. - Если увидит, что во мне светлого нет больше, а темное никуда не делось - они меня убьют.
