Я, Чудо-юдо - Мерцалов Игорь (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Хорошо, что мы все лежали, иначе ливень пуль и стрел смел бы нас в мгновение ока. Вырвавшиеся на оперативный простор викинги выпустили по окопу тучу стрел – не ради того, чтобы перебить нас, а просто чтобы не дать высунуться, и им это удалось. Картечь раскалывала щиты, рикошетила от «бункера» над аленьким цветочком, из бруствера вырывала комья, летевшие на нас вперемежку со щепами. Казалось, это продолжается бесконечно долго но на самом деле прошло всего несколько секунд.
Вдруг я заметил шевеление. Рудя! Ожил, немчик! И тут же стал геройствовать, потянулся к пистолетам.
Стрельба со стороны противника сошла на нет, и я поднялся на лапы. Одновременно первые викинги вскочили на бруствер. Платон, все еще лежа, встретил их дуплетом из кремнёвых пистолетов, еще одного подстрелил Рудя. Кого-то я свалил, ударив когтями под колено, после чего сам прыгнул вперед.
Наверное, в последний бой принято ходить иначе, с другим душевным настроем. Но я человек в этом деле неопытный, мной владело одно чувство – ошеломление. Понимаете, одно дело представлять себе, скажем, сотню врагов умозрительно, даже видеть их вдалеке, тем более мелкими группами. Но совсем другое – встретиться с ними разом лицом к лицу, вот тогда не просто понимаешь, а каждым нервом ощущаешь, какая же это чертова уймища народу.
Это ж сколько времени их нужно молотить, пока не угомонятся?
Сказать по правде, дальнейшее я помню смутно. Как-то стерлось все или сразу не закрепилось, память сохранила только отдельные фрагменты, как старый альбом – фотографии давно позабытых событий. Например, не могу поручиться, что я действительно в тот момент подумал о времени – но если подумал, то отстраненно, без бравирования, это могу сказать наверняка.
Запомнились лица – но без индивидуальных черт, как одна размноженная на ксероксе злая карикатура. Помню, как физически, кожей, шкурой своей мохнатой ощущал исходившие от викингов волны ненависти. Помню брызги крови.
Ну а так, чтоб подробно рассказать, – ничего существенного. Пожалуй, только одно: к моменту, когда ход битвы резко изменился, я обнаружил, что сжимаю в левой лапе копье, в правой меч, а хвостом цепко держу секиру и молочу ей из стороны в сторону, как взбесившийся скорпион. Ход сражения по этому фрагменту, наверное, не восстановишь, но некоторое представление он дать может.
Не знаю, что делал Баюн, он сам потом не рассказывал, но наверняка рисковал оставить своих котяток сиротами. Платон – это я видел – ни на шаг не отходил от Руди, который, не в силах подняться, тыкал в разные стороны обломком копья, норовя кольнуть кого-нибудь в ногу. Новгородец защищал его, что-то крича, наверное, уговаривал уматывать в Фатерлянд, в часовню с привидениями, да куда угодно, но Рудя его попросту не слышал из-за криков и лязга стали о сталь.
А потом шум усилился и натиск врагов вдруг ослаб. Что-то неуловимо изменилось, и они перестали быть единой неразличимой массой ярости, разбились на отдельных людей: светлых и черноволосых, рослых и низких, плечистых и заморенных, с профилями римскими, кавказскими, еврейскими, рязанскими – вся пестрая палитра народов континента, как током пронизанная единым чувством страха.
Новые голоса зазвучали у меня за спиной, прокатилась русская речь, волной нахлынула на многоязычную россыпь, кое-как склеенную грубыми звуками мертвого наречия.
Викинги бросились наутек еще прежде, чем я оглянулся. Повалили валом, давя раненых и неповоротливых, а из-за спины у меня вслед за ними выкатился вал сверкающих броней ратников.
На бруствере стояла растрепанная, но счастливая Настя. Рядом с ней – бледный, но улыбающийся Семен Гривна, в двух шагах от него – воин в островерхом шлеме, в богато расшитом плаще.
Ратников было чуть больше полусотни, но викинги этого не знали, да и появление подмоги защитникам острова оказалось столь неожиданным, что они вообразили себе многотысячную волшебную армию. Паника поразила захватчиков, в устье тропы они сбились в кучу, позволяя безнаказанно рубить и кромсать себя, даже не пытаясь толком защититься. Крики тех, кто успевал заметить, сколь мал обративший их в бегство отряд, тонули в гулком вое ужаса.
В этом месте, которое я про себя так и назвал тропой, была перебита почти половина викингов.
…Я опустил лапы и хвост, выронив оружие.
– Настя, ты как здесь оказалась?
Она кинулась мне на шею:
– Чудо! Я успела! – но тут же отпустила, кинулась в окоп, порывисто обняла Платона, прижала к груди Баюна и склонилась над Рудей. – Живы? Целы? Здоровы? Слава богу, успела! Мы успели, батюшка!
– Слава богу, – кивнул тот.
– Ты, знать, и есть Чудо-юдо? – Шагнул ко мне один из стоявших рядом русичей, по всему судя, воевода, и без колебаний протянул руку для пожатия. – Наслышан. Хоть и с недавних пор, – он указал кивком на Настю, – но наслышан. Викингов поганых избиваешь? Доброе дело. Нас маловато, но, мыслю, можно сейчас в раз единый сию пакость морскую истребить. Не пособишь ли?
– Пособлю, отчего же? – пожал я плечами и вновь поднял оружие.
Настя очутилась на Сареме в ту минуту, когда холопы князя Никиты Истомина пошли на приступ, намереваясь раскатать по бревнышку усадьбу Семена Гривны, хотя официально это безобразие носило название, тождественное аресту имущества.
Не буду рассказывать историю купца подробно. Не по лености, а просто потому, что, не зная древнерусской юриспруденции, особенно в этом измерении, все равно не смогу дать ясную картину. В общих же чертах дело обстояло так.
Оскорбленный отказом Никита Истомин начал против Семена Алексеевича тяжбу, обвиняя в нечестной торговле. Однако тот неожиданно получил сильную поддержку местного купечества. Хотя матерые торгаши Саремы и смотрели на новичка искоса, они быстро поняли, что если Истомин одолеет Гривну в суде, он потом их всех к ногтю прижмет – испугались, говоря привычными словами, создания прецедента. Тяжба вмиг приобрела размах и значение, о которых сам Истомин, пожалуй, и не думал. По крайней мере, вслух не говорил, хотя, если верно все, что Семен потом рассказывал о своем противнике, этот апологет чиновничьего произвола наверняка держал в уме масштабную комбинацию.
Но тяжба затянулась, и новгородские друзья Семена успели обратиться в Москву, достучались до государева престола, и царь-батюшка, тоже почувствовав, что за делом одного купца может стоять нечто большее, направил на Сарему нарочного, князя Волховского, известного знатока законов, заведомо ничем не обязанного ни Гривне, ни Истомину, наделив его огромными полномочиями.
На всякий случай вместе с Волховским поехал и бравый воевода боярин Петр Кривов, тот самый, с кем я поручкался на Радуге.
И не зря поехал. Никита Истомин, прослышав о нарочном, запаниковал. Верные прихвостни по его велению «скатали пулю» – состряпали на Гривну нелепейший донос, с обвинениями столь страшными, что если бы они не подтвердились, доносчиков ждала лютая смерть – но, с другой стороны, эти же обвинения давали Истомину право без промедления взять купца под стражу, а имущество его описать, чтобы в случае обвинительного приговора передать в цареву казну, ибо за такие грехи преступник лишался права передавать что-либо по наследству. Я уж точно не помню, но государственная измена там только открывала список.
Примечательно, что «на дело» Истомин повел не ратников из наместничьего приказа, а своих собственных холопов – некоторые улики, фигурировавшие в доносе, предстояло еще создать.
Но князь Волховский недаром слыл одним из лучших правоведов – так в этом измерении на Руси и называли блюстителей закона. Еще в пути, понимая, что скрыть свой приезд не удастся, он выслал вперед доверенных людей, которые сообщили многие подробности дела, заставившие князя крепко призадуматься.
Никому не сообщая причин спешки, он велел отказаться от двух подряд ночевок, развязал мошну, из личных сбережений оплачивая сменных лошадей, и прибыл на Сарему на три дня раньше предполагаемого срока.
