Пылающий камень (ч. 1) - Эллиот Кейт (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Под деревьями виднелись пять могильных холмиков, причем два из них были совсем маленькие. Возле шестой, еще открытой могилы стоял грубый деревянный гроб.
Наконец вперед выступила одна из женщин. На руках она держала сверток, и Алан никак не мог решить, что это — просто какой-то комок тряпья или ребенок, слишком уж неподвижно он лежал. Переведя взгляд на женщину, он снова поразился ее бледности и худобе. Руки и ноги у нее больше походили на кости, обтянутые кожей, а в глазах затаился животный ужас.
— Что вы сделаете с нами, милорд? — Ее голос больше походил на хриплое карканье. Она закашлялась, и это разбудило ребенка у нее на руках — сверток действительно оказался ребенком. — Малыш запищал, пошевелился и снова затих, видимо, у него не был сил плакать.
— Вам придется уйти, — сказал Лавастин. — Уборка урожая уже закончилась, и нам негде поселить вас. Вам лучше отправиться на юг и попытать удачи там.
— Мы пришли с юга, милорд. Там нет ни урожая, ни работы. Мы будем служить вам, если только вы найдете для нас работу и будете нас кормить.
— У нас не осталось мест, — повторил Лавастин. — Мы не можем прокормить всех нуждающихся. — Он махнул слуге, который тотчас поспешил к господину. — Дай этим людям хлеба, а потом они должны уйти с моих земель.
Несколько человек упали на колени, благодаря его за милосердие, каким бы крохотным оно ни было. Дети молча стояли и смотрели на всадников.
— Прошу вас, милорд, можно нам остаться хотя бы для того, чтобы похоронить моего ребенка? — Женщину сотряс новый приступ кашля, младенец на этот раз лишь тихонько мяукнул, но не пошевелился.
Алан слез с лошади и подошел к ней. Женщина испуганно отшатнулась, но остановилась, боясь, что неповиновение может ей дорого обойтись. При взгляде на нее всякому становилось понятно, что она очень больна.
— Дай я посмотрю, — мягко произнес Алан и откинул край одеяльца, прикрывающего личико малыша.
Он оказался таким истощенным, что трудно было определить возраст. Глаза глубоко запали, а изо рта тянулась струйка слюны. Из протертого до дыр одеяла торчали пальчики, больше похожие на прутья. Алан стащил с руки перчатку и дотронулся до лба ребенка — у малыша был жар.
— Бедняжка, — пробормотал он. — Я буду молиться, чтобы вы нашли приют и еду. Господь с вами.
Женщина беспомощно расплакалась.
— Алан, — позвал Лавастин. В голосе его звучало предупреждение.
Алан начал отступать, но это оказалось не так-то просто. Человек десять детей окружили его — он даже не заметил, как они подошли, — и встали так близко, что один из них, Алан не мог сказать, мальчик это или девочка, дотронулся до его сапог, словно перед ним оказалась какая-нибудь святая реликвия. Другой осторожно погладил мех его плаща и тотчас отдернул руку.
Алан не выдержал. Он снял плащ и набросил его на плечи женщины, укрыв и ее младенца. Остальные тут же набросились на нее, пытаясь содрать с нее плащ.
— Стойте!
Люди отпрянули назад, даже женщина, которую он одарил. Ребенок у нее на руках лежал тихо и неподвижно. Возможно, он уже испустил дух.
На Алана вдруг навалилась свинцовая усталость, тяжелое безразличие. Он вздрогнул от осеннего пронизывающего ветра, повернулся и пошел к лошади. Грум подсадил его в седло.
— Спаси нас, Господи, от нищих! — заявил лорд Амальфред, когда они уже собрались уезжать. Звякнула сбруя, зафыркали лошади, и собаки лорда бросились к детям, которые с криками припустили в лес. Амальфред расхохотался и поехал вслед за своими спутниками, которые уже исчезли за деревьями. Егеря ушли еще раньше.
— Нечестно смеяться над ними, — сказал Алан подъехавшему графу.
— Ты не можешь одеть и накормить всех, — ответил Лавастин, когда поляна осталась далеко позади.
— Бедняги. Я хотел было отдать им мои сапоги, но посмотрел, как они дерутся за плащ, и решил, что будет только хуже. Ну почему они так страдают?
— Да уж, это настоящая загадка.
— Какая загадка?
— Почему Господь посылает нам такие страдания.
— Священники говорят, что это наказание за грехи.
Лавастин фыркнул — такое объяснение его не удовлетворило.
— Я слышал множество проповедей, но мне всегда казалось, что священники не придают большого значения словам блаженного Дайсана о том, что есть нечто в самой природе человека. Львы едят мясо, овцы — траву, а скорпион может ужалить. Мы точно так же едим, пьем, спим, рождаемся и умираем. Но богатство и бедность, здоровье и болезнь даны судьбой. Далеко не все случается с нами по нашей воле. Конечно, у нас есть возможность выбора. Ты мог дать или не дать этой женщине свой плащ. Она могла его принять, могла и отбросить, а другие могут или обокрасть ее, или оставить ей твой подарок. И в этом мера нашей свободы перед Господом: как мы поступаем с тем, что нам дается, и всегда ли мы следуем законам божьим или смиряемся перед обстоятельствами и поступаем как проще. Где-то вдалеке лаяли собаки, судя по всему, они нашли какую-то дичь и теперь преследовали ее под громкие крики молодых дворян, оставивших Алана, Лавастина и их слуг далеко позади. У Алана пропал весь интерес к охоте.
— Но иногда отчаяние приводит к грехопадению, — отметил он, глядя, как за деревьями мелькают силуэты всадников.
— Но ведь мы не можем отвечать за то, что нам неподвластно, поэтому и судить нас за это тоже нельзя. Любое зло — порождение врага рода человеческого.
— Но если тебя принуждают что-то сделать? Если ты сам не можешь сделать выбор?
— Вот поэтому церковь и запрещает колдовство. Ведь если тебя околдовали и ты поступаешь так, как тебе приказывает кто-то другой, вина за совершенное не может полностью ложиться на тебя.
Внезапно гончие Лавастина дружно залаяли и устремились в кусты. Граф начал было спешиваться, но Ужас подскочил к нему и стал мешать, путаясь под ногами у лошади.
— Я посмотрю, — быстро произнес Алан.
Из кустов вынырнули Горе и Ярость, они молча стали кружить между лошадью Лавастина и кустами, где рыскали Страх и Тоска.
Алан спешился и бросился в кусты, держа меч наготове. Он прорубал себе дорогу, отсекая ветки, за ним по пятам следовал Горе. Ярость осталась вместе с Ужасом охранять графа. Страх и Тоска загнали невидимого врага в самые непроходимые заросли, ветки кустов сплелись там так густо, что пробиться через них не было никакой возможности. И Алан увидел ее — мертвенно-бледную плоть непонятной твари. Существо попятилось, пытаясь спрятаться, а потом метнулось к нему. Ледяной порыв ветра заставил Алана вздрогнуть.
— Алан! — закричал Лавастин.
— Не ходите за мной!
Тварь проскочила мимо страшно щелкнувших зубов Страха. Алан рубанул мечом, но в воздухе мелькнули лишь сухие листья. Тоска отпрыгнула в сторону, Горе отпрянул, и тварь мелькнула совсем рядом. Алан снова ударил, но опять промахнулся.
Замах. Удар. Мимо.
Тварь помчалась к лошадям. Горе метнулся вслед за ней. Алан побежал следом. Он видел, что за деревьями показались всадники.
— Не слезайте с лошадей! — крикнул он, но никто не слышал его голоса из-за собачьего лая. Тоска нырнула в кусты, взвизгнула, и все стихло. Лишь издалека раздавался звук охотничьего рога.
Ужас зарычал, к нему присоединились Ярость, Горе и Страх — все они встали за спиной Тоски. До Алана вдруг донеслось чье-то хриплое дыхание. По спине у него потекла струйка холодного пота, он обернулся и взмахнул мечом. Перед ним упала срубленная ветка. Алан с облегчением выдохнул.
Он испугался собственного дыхания.
— Сын? — Лавастин подъехал к кустам. — Что происходит?
Алан вытер меч о сухие листья и, схватив Тоску за ошейник, вытащил из кустов. С ее лапы стекала кровь, и собака, повизгивая, вылизывала рану. Лапа опухала прямо на глазах.
— Нам надо вернуться домой. Боюсь… — Алан оборвал себя и посмотрел на слуг, которые столпились рядом и во все глаза смотрели на него. Он махнул рукой, как это делал Лавастин, и они разошлись, тогда Алан тихо продолжил: — Я снова видел эту тварь — размером с крысу, белесая. Я думал, что Вспышка съела ее, чтобы спасти тебя, но, вероятно, я ошибался. О Владычица! Это проклятие Кровавого Сердца о котором говорил принц Санглант. Оно добралось сюда. Лавастин молча выслушал сына, потом посмотрел на Тоску: