Пылающий камень (ч. 1) - Эллиот Кейт (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

Эллиот Кейт

Пылающий камень

ПРОЛОГ

Ему удалось забраться довольно далеко, и его все еще не поймали, но он отлично знал, что хозяин по-прежнему идет по следу и отстает совсем немного. Пробираясь к реке сквозь мокрый кустарник, беглец содрогнулся от озноба — теперь на нем сухой нитки не было. Накануне он сумел ускользнуть от преследователей, бросившись в реку и проплыв по ней несколько миль. Но их это не остановит. Князь Булкезу никогда не позволит рабу сбежать и тем самым публично унизить его.

Беглец немного отдышался и сквозь шум в ушах услышал журчание воды и шелест листьев. На другом берегу в ветвях деревьев показалась пара упитанных дроздов. Господи, как же он проголодался! Кажется, попадись ему эти птички, съел бы их и сырыми.

Дрозды, словно угадав его мысли, испуганно упорхнули. Он зачерпнул ладонью воды и напился, потом принялся плескать холодную воду горстями себе в лицо, пока кожа не заледенела. Земля под ногами была покрыта опавшими прелыми листьями. Он привычным движением перевернул верхний слой, вытащил полную горсть и отправил в рот. У листьев был отвратительный вкус, но он уже научился глотать их не разжевывая.

Беглец закашлялся, его чуть не стошнило. Ну и гадость! Но что ему еще остается? Куманы не оставили ему иного выбора, кроме как бежать. Они издевались над его верой, его словами, когда он пытался рассказать им о своей родине. В конце концов они лишили его свободы. Предметом насмешек было все: его единственная книга, одежда, гладко выбритый подбородок, его почитание Господа и Владычицы, попытки доказать равенство мужчин и женщин. В результате с ним стали обращаться как с женщинами-рабынями. До сих пор при воспоминании о тех унижениях его передергивало от отвращения. С ним обращались все хуже и хуже, издевались все изощреннее. Куманы решили превратить его в женщину — самая худшая участь, которую они только могли себе вообразить. О Господи! Для него женщина не была низшим существом, но их отношение причиняло невероятную боль, такую, что он мечтал о смерти.

Но теперь все позади. Он успел бежать прежде, чем у него вырвали язык за слова, которые раздражали их больше всего.

Река медленно и лениво текла меж берегов. Сверху донесся пронзительный крик сокола. Беглец почувствовал, что уже достаточно отдохнул. Он выбрался из кустов, перешел реку вброд и помчался дальше. Конечно, долгий путь подточил его силы, но там, на западе, лежала земля, откуда он пришел много лет назад. Тогда он был гордым и свободным, но потерял и то и другое за эти бесконечные годы. Он даже не помнил точно, сколько лет прошло — пять, семь или девять. Теперь он хотел или вернуться, или умереть. Потому что быть рабом он больше не может.

Наступила ночь. Восковой круг луны освещал землю, этого света было достаточно, чтобы видеть дорогу. Беглец темной тенью скользил по равнине. Он направлялся на запад, ориентируясь по Полярной звезде.

Его внимание привлек огненный всполох. Он тихо выругался — неужели его выследили и теперь только и ждут, когда жертва сама попадет в приготовленную западню, как муха в паутину? Но нет, такое не в правилах Булкезу. Он предпочитает честно встретиться с врагом лицом к лицу, если, конечно, можно назвать честным поединок с безоружным и бессильным рабом. Одно ясно: обнаружив беглеца, князь помчался бы напролом, как бык на красную тряпку, не раздумывая и не прячась, благо сил у него в избытке.

Нет, это кто-то другой. Или что-то другое.

Он начал осторожно подкрадываться к тому месту, где заметил огонь. Залитые лунным светом, перед ним возникли огромные каменные столбы. Казалось, на равнине порезвился какой-то великан, который аккуратно поставил камни в круг, а потом ушел, забыв о таком пустяке. Народ беглеца называл такие сооружения каменными коронами, и сейчас пламя полыхало в середине этого венца. Куманы никак не могли устроить там лагерь — они слишком подозрительно относились к подобным местам, считая их заколдованными.

Он подполз ближе, передвигаясь на четвереньках, и острая трава резала ему руки. Луна побледнела, зато на востоке в первых лучах зари стала видна линия горизонта. Пламя внутри каменного круга взметнулось выше, и яркий свет заставил беглеца зажмуриться. Он добрался до ближайшего зубца каменной короны и замер, слившись с ним в единое целое.

Огонь оказался совсем не похож на обычные лагерные костры.

В центре кольца стоял еще один камень. По сравнению с теми, что водили хоровод вокруг него, он казался небольшим, но тем не менее немного выше человеческого роста. И этот камень горел.

Камни не могут гореть.

Беглец непроизвольно дотронулся до деревянного оберега, который он до сих пор носил на груди не снимая. Если бы он мог, он обязательно прочел бы молитву, но куманы отняли у него веру, так же как и многое другое.

Возле горящего камня стояла женщина. У нее был вид человека, который ест досыта и полон сил. Цвет ее волос больше всего походил на языки пламени, которые по-прежнему танцевали в воздухе, а кожа имела золотисто-бронзовый оттенок. На шее у нее висели ожерелья, поблескивающие в мерцающем свете огня.

Ведьминого огня.

Женщина покачивалась из стороны в сторону и что-то напевала низким голосом. Камень сиял так ярко, что на глазах у беглеца выступили слезы, но он не мог отвести взгляда от происходящего. Прямо сквозь камень, как через ворота, он видел другую страну, слышал странные звуки, доносившиеся словно сквозь вату. Видел он тоже как сквозь туман — как будто камень открывал вход в страну духов, о которой рассказывала ему старая бабушка. Там шелестели травы, мелькали птичьи крылья, лежали на песке белые ракушки.

Потом видение пропало, словно на камень набросили покров.

А затем вдруг и камень, и пламя исчезли, будто их никогда и не было.

Теперь в круге камней теплился маленький костерок, и женщина подбрасывала в него сухие ветки. Как только огонь разгорелся, женщина прищелкнула языком, встала и повернулась. Лицом к нему.

О Боже! Из всей одежды на ней были лишь кожаные сандалии, ремешки которых плотно обтягивали ее лодыжки, и юбка из светлой кожи, небрежно обрезанная чуть ниже коленей. Больше ее наготу не прикрывало ничего, если, конечно, не считать за одежду многочисленные ожерелья. Золотые украшения и простые бусы спускались с ее шеи так плотно, что закрывали грудь. Наверняка ведьма.

На обычных женщин она совсем не походила. В правой руке ее покоилось копье с наконечником из обсидиана.

— Подойди, — произнесла она на вендийском.

Он так давно не слышал родного языка, что в первый момент даже не понял, что именно она сказала.

— Подойди, — повторила она. — Ты понимаешь, что я говорю?

Колени у него задрожали, он встал и медленно направился к ней, в любую секунду готовый рвануться прочь отсюда. Но она просто смотрела на него, не делая ни малейшей попытки пойти навстречу. По ее левой руке от плеча до локтя шла двойная красная полоса — словно грубая татуировка. На голове не было обычной для куманских женщин шляпы, не прикрывала она волосы и платком, как вендские женщины. Тонкая кожаная полоска, украшенная бусинами, удерживала волосы так, чтобы они не падали на лицо. За эту полоску было заткнуто перо, которое в свете костра переливалось всеми оттенками изумрудно-зеленого.

— Иди сюда, — снова повторила она на вендийском. — Кто ты?

— Человек, — хрипло отозвался он, с горечью подумав: имеет ли он право называть себя так?

— Ты из Вендара.

Он с ужасом осознал, насколько трудно ему теперь говорить на родном языке — он почти забыл его, живя у куманов.

— Меня зовут… — Он запнулся. Собака, червь, рабыня, кусок дерьма — именно так называли его куманы, и это были еще не самые унизительные клички. Но он сбежал от куманов. — Меня… Когда-то меня называли Захария, сын Эльсевы и Волюзиануса.

— А как тебя зовут сейчас?