Жемчужное сердце (СИ) - Дынина Ирина Валерьевна "Никтовенко" (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Розовый мрамор лопнул с отвратительным треском. Осколки с грохотом обрушились наземь и из белесого облака пыли, точно бабочка, вылупившаяся из кокона, в колдовской полумрак подземной залы, шагнула обнаженная фигура.
Свечи, ярко вспыхнув, озарили тьму магическим светом синего пламени. Шанкара с белым, алебастровым лицом, простерлась на полу, перед возникшим из камня существом.
Марево, окутывающее его, точно вуаль, исчезло и, по зале прокатился шепот удивления и восторга.
Создание, жалобно подвывавшее и жавшееся к ногам Шанкары, закрыло свои, отливающие багровым пламенем глаза и медленно начало отползать прочь, словно опасаясь попасть на глаза прекрасному божеству, рожденному из камня и вобравшему в себя кровь и жизнь несчастной Гури.
Конан поднял глаза и ощутил, как внезапно у него похолодели ноги и сердце, словно устав биться, притихло в груди.
Перед варваром стояла самая прекрасная женщина, которую мог бы возжелать мужчина в своих самых откровенных мечтах.
Высокая, стройная, с длинными, мускулистыми ногами и пышной грудью, она возникла из ниоткуда, воплотив в явь самые буйные фантазии и грезы многих и многих поколений мужчин.
Золотистая кожа, нежная и прозрачная, словно лепестки розы, ниспадающие чуть ли не до самого пола волосы, полные лунного света, груди, с торчащими розовыми сосками и мягкий бархат треугольника благоухающих волос, видневшийся среди шелковистых бедер.
Голова киммерийца закружилась, мысли поплыли, точно он нанюхался дурмана или пыльцы красного лотоса. Все – жрицы, мертвая Гури на окровавленном камне, суровый немедиец Вайомидис и безумная от горя Марджена, Рахмат, измученный и обессиленный, все исчезло, испарилось, превратилось в ничто, в зыбкий туман, марево, растаявшее перед ликом бессмертной богини. Все заслонила собой эта женщина, рожденная в миг угасшего солнца – все, и прошлое, и настоящее, и будущее. Конан ничего не понимал. Он словно бы парил над облаками, высоко-высоко над всем миром. Во все глаза он смотрел на лицо женщины, такое прекрасное, такое чувственное, властное и женственное одновременно. Полузакрытые глаза богини под длинными, трепетными ресницами, настойчиво манили его к себе и он, не ощущая ни ног, ни рук, шагнул вперед, сквозь ряды людей в широких, белых одеждах. Они виделись ему далекими и загадочными, словно вершины Химелейских гор. Все было в этой жизни пустым и ничтожным, все, кроме болезненного желания обладать этим совершенным, золотистым телом, наслаждаться от прикосновений к ее груди, бедрам, волосам, напоенным душистым ароматом цветущего лотоса.
И не было никого, желанней ее.
Растворяясь в безумном порыве, в его страстных, волнительных желаниях, Конан чувствовал, что перестает быть варваром из Киммерии, наемником и пиратом, солдатом удачи, становясь просто мужчиной, рабом прекрасноликой девы, теряясь в лунном пламени ее волос.
В этот сладкий миг он предавал всех – и свою суровую родину, далекую, но не позабытую, и друзей, веривших в его честность и порядочность, и молоденькую девушку, умерщвленную жестокой колдуньей, и богов света, чьим посланцем он был в этой обители нечистой силы.
Все ради ничтожного мгновения, ради минутной радости, которую властно требовала у него воскресшая Сигтона.
Шанкара, с торжеством во взоре и ликованьем, переполнявшим всю ее темную сущность, наблюдала за тем, как, возникшая из небытия Сумеречного мира, ее повелительница Сигтона, подчиняет себе этого необыкновенного человека.
А он действительно был необычным, наемник с далекого Севера, сумевший свести с ума ее единственную сестру, сестру, которая рискнула милостью Темной госпожи ради одной единственной ночи с этим человеком. Богиня жестоко отомстила ослушнице, превратив ту в порождение вечной ночи, мрачную тварь, живущую убийством и ради убийства.
Удивительным для Шанкары было и то, что еще не возрожденная богиня, терзалась муками ревности, даже не познав могучего воина.
Поистине, союз подобных мог лишь в сотню раз усилить и без того великую мощь ее госпожи!
Но острый глаз Шанкары заметил и то, чего Конан ощутить не мог, зачарованный колдовством демонессы – киммериец все еще боролся, где-то в глубине его варварского разума тлела крохотная искра сопротивления. Врожденный инстинкт дикаря и охотника охранял его от таинственной магии демона, но с каждым мигом силы его таяли, словно свеча на ветру, растворяясь в чувственной ауре красавицы из Сумеречного мира.
Конан брел по полу, тяжело переставляя ноги, точно путь его лежал не по гладким плитам, а по зыбучим пескам.
Почувствовав сопротивление варвара, рожденная из камня женщина, повернула голову и открыла глаза. Киммериец согнулся, словно пропустив жестокий удар, натолкнувшись на взгляд этих медовых глаз. Мягкая, теплая волна прокатилась по его напряженному телу и он, больше не колебался.
Сопротивление воина было сломлено этими зовущими глазами, обещавшими ему море ласки и наслаждения. Он даже не сразу осознал, что за предмет вложила ему в руки черноволосая женщина с пронзительным взглядом глубоко запавших глаз, а когда рассмотрел, то восторгу его и радости не было конца.
Приблизившись к золотистокожей женщине, Конан торжественно возложил на ее серебристые волосы широкий обруч избелого стигийского золота, усыпанный алмазной крошкой и украшенный таинственными письменами. Как только металл соприкоснулся с телом, Сигтона глубоко вдохнула воздух и черная жемчужина, сияющая в центре диадемы, заискрилась в волшебном свете свечей.
Обвив руками шею варвара, женщина прильнула к нему губами. Ледяной холод обжег губы киммерийца, сжав сердце мужественного воина стальным обручем. Сигтона прижалась к горячему телу человека, устремив взгляд своих желтых, голодных глаз прямо в лицо Конану.
- Тысячи лет – услышал он голос богини, хотя та и не произнесла ни слова – Холод и мрак, лед и ярость – шептала она и слова ее, точно ядовитая плесень, разъедали его душу – Ты, сильный и смелый, ты вернешь мне утерянную власть и былое могущество. Дикарь из северных земель, ты покоришься мне, сгоришь в огне страсти, отдашь мне свое тело, свою жизненную силу, свою бессмертную душу!
Женщина обвилась вокруг него и Конан, отчетливо услышал, как бьется в груди ее сердце.
Сжав ее в объятиях, он упал на каменный алтарь, сметя с него обескровленное тело Гури, чья грудная клетка была вскрыта и зияла страшной раной. Не обратив никакого внимания на ту, чью жизнь он должен был защищать, как свою собственную, киммериец, в иссуплении принялся ласкать гладкое, золотистое тело, такое нежное и хрупкое, заставляя женщину стонать и извиваться от удовольствия. Десятки жадных глаз впились в две фигуры, соединенные ураганом страстей. Шанкара дрожала от непонятного ей страха, шептала известные ей заклятия, сжимая холодными руками гладкие грани стигийского амулета.
Чуть приоткрыв глаза, Рахмат едва не рыдая от скрутившей его тело боли, залитыми кровью и потом глазами, взглянул в сторону забывших обо всем любовников.
Сигтона, откинув назад красивую голову, сжимала в объятиях смуглое тело северянина, дрожала и стонала от наслаждения, вбирая в себя последние капли страстного восторга.
Нервное, иссушенное молитвами и ночными бдениями, лицо Черной жрицы посветлело от радости. Глаза запылали адским пламенем – вот он, тот долгожданный миг, ради которого она жила, жила долго, не старея и не слабея, забирая жизни у других людей, предавая и забывая. Скоро, очень скоро, ее госпожа и повелительница вернет себе всю свою силу и жестоко отомстит миру, отвергнувшему и изгнавшему ее, а слугу свою верную и преданную возвысит и вознаградит.
Рахмат сжал тонкие губы и кровь потекла по его подбородку.
Как ненавидел сейчас он ту, виновную в гибели его отца и учителя, ту, из-за которой друг его, несгибаемый и непобедимый Конана сделался послушной марионеткой дьявольской твари, принявшей облик обольстительной красавицы, ту, из-за которой погибла Гури, погибла страшной и мучительной смертью. И остатки любовного заклинания, наложенного на Рахмата пятнадцатилетней девственницей из княжеского дома, зверски умерщвленной и поруганной,заставили обычно трусоватого туранца озлобиться и из последних сил поползти вперед.
