История одной практики (СИ) - Лисочка С. (версия книг TXT) 📗
Рыжий и вампирка переглянулись.
— Откровенно говоря, — сказала вампирка, — мы пришли к вам не по вашему делу. Нам нужна помощь. Вы помните Эрика? Мальчик такой чернявый, он позавчера здесь с нами был, протокол вел. Он попал в беду, и мы не знаем, что делать.
— А что с ним случилось? — спросил я.
— У нас сегодня была операция. Он там серьезно пострадал. Переломы, кровоизлияния. Сейчас он в коме, а его кровь потеряла вкус, — ответила вампирка. — Ауристик не знает, что с ним, и даже больше того: ректор МКИ не понимает, что случилось. Мы подозреваем, что что-то не так с его духом.
— Маги в этом не разбираются, — покачал головой я. — Я бы не стал в этом вопросе доверять их суждениям. Извините, никого не хочу обидеть, но они действительно в этом мало понимают. Разве что некроманты, но у них тоже немного иная специфика. А вот вкус крови — это нехороший признак. Может оказаться, что вы правы, но, конечно, я утверждать это сходу не возьмусь. Может быть, это и по моему профилю, а может быть, и нет. А почему вы решили, что я смогу вам помочь?
Они снова переглянулись. Вампирка чуть дернула плечами.
— А вы не сможете? — спросил рыжий.
— Нет, не смогу, извините, — ответил я.
— Почему? — спросили они хором.
— На то есть две причины, — ответил я. — Во-первых, я сейчас не слышу духов. Отвар на самом деле блокирует мой Талант, я вам правду говорил. А во-вторых, чтобы помочь, мне надо быть рядом с вашим Эриком, чтобы понять, в чем тут дело.
— Когда вам последний раз давали отвар и когда должно прекратиться его действие? — спросила вампирка.
— Вчера, за ужином. Если мне не дадут его снова, то я смогу говорить с духами уже в полночь.
— Надо сказать коменданту, чтобы ему пока не давали отвар, — сказал парень.
Вампирка встала из-за стола и взмахом руки позвала рыжего за собой.
— Я не прощаюсь, — сказала она мне. — Надеюсь, мы сегодня еще увидимся.
Кормили в тюрьме очень прилично. Мне, привыкшему довольствоваться тарелкой сухих макарон, ужин из двух блюд, простых, но сытных, да еще и с компотом, казался целым пиршеством. Бывали в моей жизни дни, когда весь мой рацион состоял из корочки хлеба, так что жаловаться на содержание было бы черной неблагодарностью. Нет, я не хочу сказать, что в тюрьме мне нравилось. Просто я прекрасно отдавал себе отчет в том, что я сделал и что меня ждет впереди. То, что происходило сейчас со мной, было справедливым, так что жаловаться на то, что меня лишили свободы было бы неправильным. Скажу больше, попав сюда, мне стало вдруг легче. С тех пор, как жизненный путь Александра Свита закончился, я много думал обо всем, что случилось. Нет, я не обманывал следователей — в убийстве я действительно не раскаивался, но мои размышления укрепили меня в мысли, что за то, что я сделал, надо будет расплачиваться. Теперь я просто ждал этой расплаты и, судя по всему, ждать мне ее оставалось не очень долго. Да и не надо было больше думать о будущем, метаться, выбирать куда бежать, соображать, как лучше покинуть город, просыпаться по ночам от каждого шороха, ежеминутно ждать ареста. Все что могло случиться — случилось, мне оставалось ждать суда, а после — исполнения приговора. Я должен был пройти через это до самого конца, каким бы печальным этот конец не был. Странно, но именно эта мысль предавала мне сил и заглушала страх, который, не стану скрывать, часто посещал меня.
В этот раз на ужин были овощной суп и рисовая каша с мясом. Очень вкусно. А вот отвара, который блокировал мой Талант мне и в самом деле не дали. Значит, комендант тюрьмы послушался следователей. Нет, бежать я не собирался, конечно. Дело даже не в том, что Талант не мог мне в этом помочь, а в том, что бежать мне было особо некуда. За стенами тюрьмы меня никто не ждал, да и вообще, побег принес бы мне свободу, но вместе с тем, вернул бы и тот кошмар, в котором я жил последние дни перед арестом. Может быть, вы сочтете меня странным или даже слабохарактерным, я и не стану спорить с этим, но, во всяком случае, мне хватит смелости расплатиться за то, что я сделал.
Вернувшись в камеру после ужина, я увидел, что ошибся. Был один человек, который беспокоился обо мне и ждал меня за стенами тюрьмы. Мой племянник Лоурент. Страж передал мне письмо от него и, не стану скрывать, я расчувствовался, когда читал его. Малыш невольно пострадал из-за меня, его тоже арестовывали, но утром, после моего ареста, выпустили. Узнав о том, что я в тюрьме, он стал добиваться встречи со мной, но разрешения ему не дали, потому что такое разрешение должен был утвердить либо следователь по моему делу, либо судья, но судью еще не назначили, а следователя Лоурент сегодня найти не смог. Зато, не получив пока разрешения на свидание, он получил разрешение мне написать. Лоурент писал, что несмотря ни на что, любит меня и обязательно придет в суд, когда меня будут судить, и всем скажет, какой я на самом деле хороший, а еще напишет ходатайство о смягчении наказания. А еще он пойдет сегодня вечером в храм и будет за меня молиться. А еще, если мне что-нибудь нужно из вещей, он может принести, потому что это не запрещено.
Но самое главное в письме было в самом конце. Лоурент рассказывал о том, как его принудили вампирьими чарами выдать, где я прячусь. Поэтому он чувствовал себя очень виноватым и просил у меня прощения за то, что стал причиной моего ареста. Я сел на свою кровать и обхватил колени руками. Теперь, после этого письма, моя совесть с новой силой набросилась на меня. Лоурент, такой милый, такой замечательный мальчик, пострадал из-за меня и попал в тюрьму! Он же совсем ни в чем не виноват. Мне не стоило впутывать его в это дело. Мало того, что его в тюрьму сажали, так теперь он чувствует себя виноватым в том, что со мной случилось. Ах, бедный мой мальчик! Это хорошо, что его чарами разговорили, а потом отпустили, когда меня поймали. В мире множество мест, где никто не стал бы с ним церемониться. И множество более простых способов заставить говорить. Я позвал стража и спросил у него карандаш, чтобы написать ответ, но тот только покачал головой.
— Нельзя, — сказал он. — Письма тебе не положено писать, Сырюк. Только читать. Разве что следователь разрешит.
Я вернулся на койку. Оставалось надеяться, что следователи не заставят себя ждать. Но время шло, а их все не было и не было. Пришел закат, а после ночная тьма. В тюрьме протрубили отбой, но никто ко мне не приходил. Мне ничего не оставалось делать, как раздеться и лечь спать.
Заснуть у меня долго не получалось. В голову лезли всякие мысли, да еще и мутило немножко, как всегда бывало перед тем, как блокиратор заканчивал действовать. Но, кажется, я все-таки задремал, потому что меня разбудил звук отпираемого засова.
— Заключенный ка-эр восемьсот пятнадцать, подъем! Три минуты на то, чтобы одеться и покинуть камеру.
В комнате, в которую меня привели, было много народа. Во-первых, вампирка и рыжий. Они сидели у стены на стульях. Во-вторых, тот маг, что помогал доставить меня в тюрьму. Этот стоял у входа, облокотившись спиной о стену и скрестив руки на груди. Затем, комендант тюрьмы; немного заспанный и не слишком довольный, он прохаживался по комнате взад и вперед. Ну и три стража, причем один из них — явно старший, потому что сидел за столом, а остальные двое стояли у другой стены. Высокий парень с мечом на поясе и хрупкого сложения девушка с большим арбалетом за спиной.
— Это он и есть? — поинтересовался страж за столом, окинув меня взглядом с ног до головы.
— Да, лейтенант, — ответила вампирка.
— Щупловат, — сказал тот, кого назвали лейтенантом. — Итак, ты утверждаешь, что можешь помочь практиканту Року, мышелюд?
— Извините, но я ничего такого не говорил, — сказал я. — Речь шла о том, чтобы осмотреть того юношу. Может быть, я совсем не смогу ничем помочь. Может быть, окажется, что это совсем не по моей части.
— Я надеюсь, ты не думаешь, что сможешь бежать? — сказал лейтенант.
