Янтарный телескоп - Пулман Филип (е книги TXT) 📗
Наконец она услышала, как поблизости закрылась дверь, и встала с постели.
— Азриэл, — позвала она, переступив порог соседней комнаты и входя в круг теплого света гарной лампы.
Его деймон тихонько заворчал; золотая обезьяна низко наклонила голову, успокаивая его. Лорд Азриэл сворачивал большую карту и не обернулся.
— Азриэл, что нас ждет… всех нас? — спросила она, усаживаясь.
Он с силой потер глаза. Его лицо осунулось от усталости. Сев напротив нее, он облокотился на стол. Их деймоны вели себя очень тихо: обезьяна скорчилась на спинке стула, снежный барс уселся рядом с лордом Азриэлом и замер в настороженной позе, не сводя с миссис Колтер немигающих глаз.
— Ты слышала? — в свою очередь спросил он.
— Кое-что. Мне не спалось, но я не подслушивала. Где Лира, кто-нибудь знает?
— Нет.
Он до сих пор не ответил на ее первый вопрос и не собирался этого делать, да она и не рассчитывала на ответ.
— Нам следовало пожениться, — сказала она, — и воспитать ее вместе.
Это было так неожиданно, что он моргнул. Его деймон испустил едва слышное, мягчайшее ворчание — оно исходило, казалось, из самой глубины его глотки — и улегся на полу, вытянув лапы вперед, как сфинкс. Сам Азриэл промолчал.
— Я не могу вынести мысли о небытии, Азриэл, — продолжала она. — Пусть будет что угодно, только не это. Раньше я думала, что боль хуже… вечная пытка… мне казалось, это самое худшее… Но пока ты в сознании, это все равно лучше, правда? Лучше, чем ничего не чувствовать, чем просто кануть во мрак и отключиться от всего на веки вечные.
Он по-прежнему только слушал — сосредоточенно, не сводя с нее глаз; сейчас ему не было нужды отвечать. Она сказала:
— На днях, когда ты с такой горечью говорил о ней и обо мне… я думала, ты ее ненавидишь. Я могу понять, отчего ты ненавидишь меня. Сама я никогда не питала к тебе ненависти, но могу понять… мне ясно, за что ты можешь меня ненавидеть. Но я не понимала, почему ты возненавидел Лиру.
Он медленно отвел взгляд в сторону, потом снова посмотрел на нее.
— Помнишь, перед тем как покинуть наш мир, ты сказал одну странную вещь? — продолжала она. — Это было на Свальбарде, на вершине горы. Ты сказал: пойдем со мной, и мы навсегда уничтожим Пыль. Помнишь? Но ведь тогда ты солгал: ты собирался сделать прямо противоположное. Теперь я это понимаю. Почему ты не поделился со мной своими настоящими планами? Почему не, сказал, что на самом деле хочешь защитить Пыль? Ты мог бы сказать мне правду.
— Я хотел, чтобы ты пошла вместе со мной, — ответил он негромким, хриплым голосом. — И мне показалось, что ты предпочтешь услышать ложь.
— Да, — прошептала она, — я так и подумала. Ей не сиделось на месте, но не было и сил на то, чтобы встать. На мгновение ее одолела слабость: голова закружилась, все звуки куда-то отступили, в глазах потемнело, — но почти сразу же все ощущения вернулись, еще более безжалостные, чем прежде, а вокруг ничего не изменилось.
— Азриэл… — пробормотала она.
Золотая обезьяна осторожно протянула руку к лапе снежного барса. Мужчина наблюдал за ними молча, и барс не шелохнулся; его взгляд был прикован к миссис Колтер.
— Ах, Азриэл, что с нами будет? — снова спросила та. — Неужели это конец всему?
Он ничего не сказал.
Двигаясь точно во сне, она встала, взяла рюкзак, лежащий в углу комнаты, и нащупала внутри свой пистолет. Но что она собиралась сделать потом, так никто и не узнал, поскольку в этот момент снаружи послышались шаги: кто-то бежал по лестнице.
Мужчина, женщина и оба деймона обернулись к двери. На пороге показался запыхавшийся адъютант и выпалил:
— Простите, милорд… те два деймона… их видели неподалеку от восточных ворот… в образе кошек… часовой пытался заговорить с ними, пригласить внутрь, но они не подошли. Это было всего минуту-другую назад…
Лорд Азриэл выпрямился на стуле, мгновенно преобразившись, — усталость как рукой сняло. Потом вскочил на ноги и схватил шинель. Набросив ее на плечи и не обращая ровно никакого внимания на миссис Колтер, он сказал адъютанту:
— Немедленно оповестите мадам Оксантьель. Огласите мой приказ: этим деймонам нельзя угрожать, нельзя ни пугать их, ни принуждать к чему бы то ни было. Любой, кто их увидит, должен первым делом…
Больше миссис Колтер ничего не услышала, потому что к этому времени он был уже на полпути вниз. Вскоре затихли и его торопливые шаги, теперь тишину нарушали только легкое сипение гарной лампы да вой неистового ветра за окном.
Ее глаза встретились с глазами ее деймона. На морде золотой обезьяны отражалась такая сложная и тонкая игра чувств, какой миссис Колтер, пожалуй, еще не видела за все тридцать пять лет их жизни вдвоем.
— Ну что же, — сказала миссис Колтер. — Я не вижу другого выхода. Думаю… Думаю, мы…
Обезьяна поняла ее с полуслова. Она прыгнула к ней на грудь, и они обнялись. Потом женщина отыскала свою теплую шубу, они как можно тише вышли из комнаты и отправились вниз по темной лестнице.
Глава двадцать девятая
Битва на равнине
Призрак каждого тиранит,
Но когда-нибудь воспрянет
Человечность ото сна…
Лире и Уиллу было страшно тяжело покидать уютный мир, предоставивший им ночлег, но если они хотели когда-нибудь найти своих деймонов, им надо было снова возвращаться во мрак. Долгие часы они устало брели по темному туннелю, и вот Лира в двадцатый раз склонилась над алетиометром — будь ее прерывистое дыхание погромче, Уилл, наверное, услышал бы горькие всхлипы. Он и сам страдал: там, где раньше был его деймон, осталось словно бы обожженное, очень чувствительное место, в которое при каждом вдохе точно впивались холодные крючья.
Как вяло она вращала колесики; как мучительно тяжело двигались ее мысли! Раньше она легко и уверенно спускалась по лестницам смысла, ведущим от каждого из тридцати шести символов на циферблате, но теперь эти лестницы стали шаткими и ненадежными. А уж удерживать в памяти связи между ними… Прежде это было все равно что бежать, или петь, или придумывать очередную небылицу — словом, естественно. А теперь она с трудом заставляла себя это делать, хотя голова отказывалась работать, — но ошибиться было нельзя, потому что тогда все рухнет…
— Это недалеко, — наконец сказала она. — И опасностей там куча — идет бой, и вообще… Но мы сейчас почти что в правильном месте. Прямо в конце этого туннеля большая гладкая скала, по ней течет вода. Там и надо резать.
Духи, которые собирались воевать, жадно подались вперед, и она почувствовала, что Ли Скорсби подошел к ней вплотную.
— Теперь уже недолго, детка, — сказал он. — Как увидишь того старого медведя, передай ему, что Ли нашел свой конец в бою. А уж потом, после битвы, у меня будет вволю времени, чтобы полетать вместе с ветром и поискать атомы, которые когда-то были Эстер, и моей матерью в прериях, и моими любимыми — эх, сколько ж их было… Лира, дочка, — ты отдохни, когда все это кончится, слышишь? Жизнь хороша, а смерти больше нет…
Голос аэронавта затих. Она хотела обнять его, но это, конечно же, было невозможно. Поэтому она просто посмотрела на его бледный силуэт; дух увидел нежность в ее блестящих глазах, и это придало ему сил.
В этот раз Салмакия путешествовала на плече у Лиры, Тиалис — на плече Уилла. Короткий век галливспайнов подходил к концу; руки и ноги у обоих постепенно деревенели, а на сердце наползал холод. Вскоре им предстояло вернуться в страну мертвых уже в виде духов, но они обменялись взглядами и молча поклялись, что останутся с детьми до последнего вздоха и не скажут ни слова о своей приближающейся смерти.
Дети двинулись дальше, в гору. Они не разговаривали. Каждый слышал тяжелое дыхание другого, его шаги, хруст маленьких камешков, потревоженных его поступью. Впереди все время шли гарпии — упорно, молчаливо карабкались они вверх, волоча за собой крылья, скребя когтями по склону.