Стеклянный цветок (сборник) - Мартин Джордж Р.Р. (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Думаю, он вел много дел в Джокертауне. Мне доподлинно известно, что Кристалис нередко продает информацию в обмен на секс — если мужчина, желающий прибегнуть к ее услугам, приходится ей по вкусу. Я знаком с несколькими весьма состоятельными джокерами, ни один из которых не женат, зато почти у всех есть любовницы из натуралок.
Проституция в Джокертауне — весьма доходный бизнес, наряду с наркотиками и азартными играми.
Первое, чего лишается джокер, — это сексуальная жизнь. Некоторые прекращают ее полностью, становясь неспособными к ней или бесполыми. Но даже те, чьи гениталии и сексуальное влечение не пострадали от вируса дикой карты, могут лишиться сексуального самосознания. В тот самый миг, когда состояние жертвы вируса стабилизируется, она перестает быть мужчиной или женщиной и становится просто джокером.
Естественное сексуальное влечение, гипертрофированное отвращение к себе и тоска по утраченному: мужественности, женственности, красоте и всему остальному, — эти демоны терзают всех обитателей Джокертауна, и я тоже хорошо знаком с ними. Рак и химиотерапия убили весь мой интерес к женщинам, но воспоминания и стыд никуда не делись. Мне стыдно вспоминать о Фортунато. Не потому, что я пользовался услугами проституток или нарушал их дурацкие законы — я презираю эти законы. Мне стыдно оттого, что, несмотря на все мои усилия за все эти годы, я так и не смог увидеть ни в одном джокере женского пола женщину. Я знал многих, которые были достойны любви, — добрых, ласковых и заботливых женщин, нуждавшихся в нежности, душевной близости, да и в сексе ничуть не меньше моего. Некоторые из них стали моими задушевными друзьями. И все же я так и не смог почувствовать к ним влечение. В моих глазах они оставались столь же непривлекательными, как и я в их.
Уже загорелась просьба пристегнуть ремни безопасности, а я чувствую себя не совсем хорошо, так что на этом пока заканчиваю.
Я страшно устал. Боюсь, мой доктор был прав — это путешествие, возможно, оказалось жестокой ошибкой в том, что касается моего здоровья. Первые несколько месяцев я держался молодцом — впечатления еще были такими новыми, свежими и захватывающими, но в последний месяц, видимо, утомление начало накапливаться и повседневная рутина стала почти невыносимой. Перелеты, обеды, бесконечная вереница встречающих, посещения больниц, джокерских гетто и научно-исследовательских лабораторий грозят слиться в одну неразличимую круговерть высокопоставленных лиц, аэропортов, переводчиков, автобусов и банкетных залов.
Я почти не могу есть и вижу, как сильно похудел. Что это: рак, тяготы путешествия или мой возраст — кто знает? Подозреваю, что все сразу.
К счастью, наше турне подошло к самому концу. По графику мы должны вернуться в международный аэропорт имени Томлина 29 апреля, так что осталось совсем немного. Должен признаться, я с нетерпением жду возвращения домой, и, думаю, не одинок в этих ожиданиях. Все мы устали.
И все же, несмотря на последствия, я ни за что не отказался бы от этой поездки. Я видел пирамиды и Великую Китайскую стену, бродил по улицам Рио, Марракеша и Москвы, а скоро к этому перечню добавятся Рим, Париж и Лондон. Я повидал и пережил немало хорошего и плохого — и, полагаю, много чего узнал. Мне очень хотелось бы прожить достаточно долго, чтобы успеть распорядиться этим знанием.
Швеция стала приятным разнообразием после Советского Союза и других стран Варшавского договора, которые мы посетили. Социализм не вызывает у меня ни положительных, ни отрицательных эмоций, но мне до смерти надоели образцово-показательные «медицинские общежития» для джокеров, которые нам постоянно демонстрировали, и образцово-показательные джокеры, которые их населяли. «Социалистическая медицина и социалистическая наука, вне всякого сомнения, победят дикую карту, и в этом направлении уже сделаны огромные шаги», — то и дело повторяли нам. Но если даже эти утверждения и заслуживают доверия, ценой победы будет «лечение» продолжительностью в целую жизнь, которое применяют к тем немногочисленным джокерам, существование которых признают Советы.
Билли Рэй со всей ответственностью заявляет, что на самом деле джокеров у русских тысячи, только они надежно заперты подальше от глаз в огромных серых «домах джокеров», которые номинально являются больницами, но по сути представляют собой тюрьмы во всем, кроме названия, и укомплектованы многочисленными охранниками, но не врачами и медсестрами. Карнифекс говорит также, что у Советов имеется и с дюжину тузов, находящихся на службе у правительства, армии, милиции и партии. Если его слова соответствуют истине — а СССР, разумеется, отрицает подобные утверждения, — то нам не удалось и близко увидеть ничего такого: КГБ и «Интурист» зорко следят за каждым нашим шагом, несмотря на заверения советского правительства об отсутствии контроля.
Сказать, что доктор Тахион не сумел найти общего языка со своими коллегами из социалистического стана, было бы изрядным преуменьшением. Его презрение к советской медицине может сравниться разве что с презрением Хирама к советской кухне. Однако оба они, похоже, с большим одобрением отнеслись к советской водке, выпито которой было немало.
Однажды в Зимнем дворце возник забавный спор, когда один из наших хозяев взялся объяснять доктору Тахиону диалектику истории, заявив, что по мере развития цивилизации феодализм должен неизбежно уступать место капитализму, а капитализм — социализму. Тахион выслушал все это с поразительным терпением, а затем произнес буквально следующее:
— Дорогой мой, в этом крошечном уголке галактики имеется всего две великих цивилизации, которые освоили космические полеты. Мой собственный народ по классификации ваших светил следует отнести к феодалам, а Сеть — к капитализму столь алчному и жестокому, что вам и не снилось. Однако ни один из наших народов, к счастью, не проявляет никаких признаков перехода в стадию социализма. — Потом он немного помолчал и добавил: — Вообще-то, если хорошо подумать, Рой вполне можно отнести к коммунистам, хотя о цивилизованности в этом случае говорить едва ли уместно.
Должен признать, это было меткое высказывание, и, пожалуй, оно произвело бы на русских большее впечатление, не будь Тахион при этом с головы до ног одет в казачий костюм. И где он только берет свои наряды?
О прочих странах Варшавского блока добавить почти нечего. В Югославии было теплее всего, в Польше страшнее всего, а Чехословакия сильнее всех напомнила о доме. Дауне накатал в высшей степени захватывающую статью для «Тузов», где высказывал мысль, что широко распространенные в сельской среде слухи о современных вампирах в Венгрии и Румынии в действительности представляют собой не что иное, как проявления дикой карты. Это и впрямь была его лучшая работа, местами написанная по-настоящему превосходно и тем более поразительная, что вдохновил его на нее пятиминутный разговор с одним кондитером из Будапешта.
В Варшаве мы обнаружили небольшое джокерское гетто и повальную веру в «брата-туза», который скрывается где-то в подполье и вот-вот придет, чтобы возглавить этих обездоленных и повести их вперед, к победе. Увы, за те два дня, что мы пробыли в Польше, долгожданный туз так и не появился. Сенатору Хартманну с огромным трудом удалось добиться встречи с Лехом Валенсой, и, думаю, фотография «Ассошиэйтед пресс», на которой они запечатлены вдвоем, уже прибавила ему немало очков дома, в Америке. Хирам ненадолго покинул нас в Венгрии — очередное «неотложное дело» в Нью-Йорке, как он пояснил нам, — и вернулся сразу же после того, как мы прибыли в Швецию, в чуть лучшем расположении духа.
После всех тех мест, где мы побывали, Стокгольм кажется просто раем. Здесь, на севере, джокеры — редкость, но шведы встретили нас с полнейшей невозмутимостью, как будто всю жизнь только и делали, что принимали в гостях джокеров.
И все же, несмотря на всю приятность нашего короткого пребывания здесь, быть запечатленным для потомков заслуживает лишь одно происшествие. Полагаю, мы открыли нечто такое, что потрясет всех историков мира, — неизвестный доселе факт, в свете которого вся современная ближневосточная история предстает в совершенно новом, ошеломляющем виде.
