Легенда о Велесе - Романова Галина Львовна (мир книг TXT) 📗
— Если не остановишься, — спокойно сказал Дагда, — тебе придется пожалеть о том, что явился к нам в леса, да будет поздно!
Перун замер с поднятым мечом.
— Я должен его убить!
— Я знаю, — кивнул старец, — но знаю также и то, что твой враг доверился нам. Уезжай с миром — мы не отдадим его тебе!
— Но почему? — закричал Перун, чувствуя, что сейчас сойдет с ума от бессилия и досады. — Я столько гнался за ним! Я преследовал его по всему обитаемому миру и готов преследовать и дальше! Я должен покарать его! Ты еще не знаешь, старик, что он натворил! Он сделал несчастной всю мою семью! Из-за него я потерял покой! Он хотел моей смерти…
— Ты мстишь ему за его желание? — уточнил Дагда. — Что ж, если оно было достаточно сильно, мысль может принести вред…
— Видишь! — обрадовался Перун. — Убери свои кусты и дай мне совершить месть!
Старик ничего не ответил, а кусты рассредоточились вокруг дуба, охватывая его кольцом и грозно шевеля колючими ветками.
— Твое желание невыполнимо, — Дагда развел руками, — ведь ты еще жив и твой враг скрывается от тебя. Значит, он не таит на тебя обиды, хотя я чувствовал, когда говорил с ним, что ты причинил ему много боли.
От возмущения Перун задохнулся, теряя дар речи, и обернулся на Ящера. Но его друг был совершенно спокоен и заинтересованно слушал старика.
— Попробуй простить его, — предложил Дагда остолбеневшему Перуну. — И увидишь сам, что будет!
— Поздно, — покачал головой тот. — Слишком поздно! Все твердят, что я должен делать, а что не должен, как будто я дитя малое! Я докажу, что прав, когда исполню задуманное!
— Ты совершаешь ошибку. Пора повзрослеть и перестать быть ребенком. В тебе еще слишком много детского — ты не можешь простить давнюю обиду и тем усугубляешь свою вину.
Этого Дагде не следовало бы говорить, и Велес в дупле покрылся холодным потом, когда услышал ответ Перуна.
— Он обесчестил меня и мою жену, — сказал Сварожич. — Она понесла от него, а он, прикрывавшийся словами любви к ней, бросил женщину и совершил то же самое с моей сестрой. И еще неизвестно, скольких женщин и девушек он так же затащит к себе на ложе!
Услышав это, Таран неожиданно оказался рядом и вскинул руки. Фигура его полыхнула розовым пламенем, как в тот раз на поляне, и кусты с жалобным треском уронили ветки. На глазах Перуна они стали расползаться в стороны, вытаскивая корни из земли и шагая на них, как на лапах. Некоторые из них втянулись в землю, не оставив и следа на поверхности.
— Ты слышала, Эпона? — крикнул Таран девочке. — Ты защищала его, а он побалуется тобой и бросит ради… той же Бриххит!
Девочка ахнула и, соскочив с лошади, бросилась к Дагде:
— Останови его!
Перун мечом уже расчистил дорогу. Несколько самых упорных кустов все-таки уцепились за него, но Сварожич рванулся, оставив на колючках добрую половину плаща, и устремился к дубу.
— Вылезай, трус! — крикнул он, замахиваясь, — Умри как мужчина, уродина!
Сверкающее лезвие с гулким гудением врезалось в ствол дуба. Дерево сотряслось до основания, закачало ветками. Листва посыпалась наземь, а громадный кусок коры отлетел к ногам Тарана. С усилием выдернув меч из глубокой трещины, Перун замахнулся снова, целясь в дупло.
Звонкий птичий клекот послышался сверху, и какая-то светлая тень пала прямо на голову Перуну, дернув его за волосы. В азарте Сварожич только отмахнулся от помехи, но вынужден был остановиться и обернуться к ней.
Над ним с пронзительными криками, в которых сквозила боль и тревога, кружил крупный светлый сокол. Его почти белое оперение отливало золотом. В круглых ярких глазах светился ум.
«Сокол хочет тебе что-то сказать, — долетела мысль Ящера. — Он прилетел с севера!»
То, что сейчас происходило дома, ничуть не волновало Перуна, но сокол был необычайно настойчив.. Видя, что Сварожич колеблется, он завис над ним, крича и трепеща крыльями. Судя по всему, он собирался сесть прямо на лезвие меча, но, подумав, опустился на плечо Перуну.
— Беда! — выкрикнул он голосом Стривера. Неподдельная тревога, звучавшая в голосе далекого брата, передалась Перуну. Неужели война?
— Говори, — приказал он птице, дернув ее за лапку.
Сокол встряхнул оперением и, не открывая клюва, заговорил голосом Стривера, в точности повторяя его интонации и слова:
— Перун, у нас беда. Только что стало известно — исчезла Дива. Как она выбралась из замка — не знает никто. Я сейчас улетаю на ее поиски — она взяла с собой ребенка… Здесь все с ног сбились… Я посылаю за тобой Рарога — это ручной сокол Смаргла. Пожалуйста, возвращайся, пока еще не поздно! Рарог приведет тебя… Спеши, брат!
Договорив, сокол расправил крылья и заклекотал обычным своим голосом, радуясь, что выполнил поручение.
— Видишь, что ты наделал? — обернулся Перун к дубу. — Теперь она погибнет по твоей вине!
Дуб молчал, словно в нем никого не было.
— Я предупреждал, — подал голос Дагда. — Оставь его и спеши к своей семье. Не плоди зла большего, чем уже рождено. Как знать, может, однажды все переменится и твоя жизнь будет в его власти. Спеши туда, куда зовет тебя долг перед твоим родом.
Сокол все вопил, хлопая крыльями. Перун погрозил дубу мечом.
— Так и быть — сейчас я уеду, но если с Дивой что-то случилось за время моего отсутствия, это преступление будет твоим. Тогда я достану тебя и на краю света. Молись, чтобы это было не так!
Не прибавив более ни слова, он бросился к Ящеру и вскочил в седло.
«А ты ее любишь! — удивленно молвил Ящер. — Иначе зачем ты оставляешь ему жизнь?»
«Молчи, — отозвался Перун. — Сначала я должен разобраться с Дивой!»
«Убьешь ее?»
«Еще не знаю!»
«Вспомни, что ты ее любишь! Вспомни о ее сыновьях! Подумай, пока не поздно — едешь ли ты карать или миловать. И кого?»
В мозгу Ящера снова ясно всплыл образ горящей кузни, и впервые в жизни Перун не нашел, что ответить другу.
Таран посмотрел вслед стремительно умчавшемуся Перуну. Только сейчас он заметил, что на границе поляны столпились воины. Не решаясь попасть на глаза боевому вождю и богу, они прятались за деревьями и только теперь вышли вперед. От осознания того, что они все видели, Тарану стало стыдно. Не обращая внимания ни на кого, он бросился прочь с поляны — искать, на ком выместить досаду.
В тот же миг Эпона ринулась к дубу.
— Велес! — закричала она. — Велес, ты жив?
Не добежав нескольких шагов, она застыла на месте — ноги отказались ей служить. В листве что-то зашевелилось, сучья раздались в стороны, и Велес спрыгнул наземь, отряхиваясь от трухи.
Колени Эпоны подогнулись, и она беззвучно осела на землю. Изгнанник бросился к ней, вскинул на руки — и девочка ткнулась лицом ему в плечо, обхватив руками шею и еле сдерживая слезы.
— Это ты привела Дагду? — тихо спросил у нее Велес. Эпона кивнула.
— Спасибо, — ответил он и понес ее к старцу.
Ящер забыл о том, что на свете существуют усталость и голод. Не останавливаясь ни на миг, он проделал весь путь до северных гор. Задержался он только однажды, на обрыве над морем — для того, чтобы скинуть поднадоевшее обличье коня и снова стать самим собой. За все девять дней пути он ни разу не сомкнул глаз, ни разу не остановился поохотиться. Огромный зверь мог, если надо, долго обходиться без пищи и отдыха, но Перун был менее вынослив. Ему ни часа не удалось вздремнуть, и в животе все давно уже притихло, устав напоминать о себе. Только упорство и упрямство до сих пор поддерживали его да еще Ящер, который зорко следил за тем, чтобы его подопечный не задремал, пока они парят над морем. Чуть только уставший Перун склонял голову на грудь, Ящер принимался выделывать в небе такие фигуры, что привычный к высоте Перун зеленел, судорожно цепляясь за чешую и борясь с дурнотой.
Ящер знал свое дело, нарочно не давая Перуну успокаиваться. Если не переворачивался в воздухе вверх тормашками, он изводил витязя воспоминаниями. Образы Дивы, Ршавы, Тарха, Велеса и горящей кузни сменялись в воспаленном мозгу Сварожича, и зудел голос зверя: «Думай, думай, пока не поздно!»
